Белая сорока - Лускач Рудольф Рудольфович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/60
• Следующая

Они ушли, и мы немного помолчали. Опять зазвонил телефон. Курилов взял трубку и довольно долго не отрывался от нее, порой коротко бросая свое: «хорошо» или «ладно». Я догадался, с кем он говорит. Положив трубку, Курилов повернулся ко мне и чуть ли не торжественно сказал:

— Сейчас мне сообщили результат осмотра лесного сарая. Под ним оказался подвал. Вы спали, Рудольф Рудольфович, над настоящим кладом. Судите сами: рядом со старыми позолоченными или даже золотыми иконами там были различные кубки, кадильницы, кропильницы, подсвечники, другая церковная утварь. Окованный сундучок пока не удалось открыть… Все это, вероятно, принадлежало богатому монастырю, который находится неподалеку. Монахи спрятали сюда самые ценные вещи, надеясь позднее их забрать. Несколько лет назад монастырь был закрыт, в нем сейчас разместилось сельскохозяйственное училище.

Возможно, что Блохин-Крюгер был «сторожем» этого склада и использовал его также для того, чтобы прятать «своих» людей. Там же нашли консервы, вине, кое-какую одежду и даже три кровати. Вход в подвал был хорошо замаскирован. Наши сотрудники искали его полдня. Очень может быть, что сарай давно служит своеобразным хранилищем, и кто знает, сколько сокровищ уже утекло за границу! Как видите, наша история растет, так сказать, и вширь, и вглубь. А ведь все началось с голодной, усталой, хромой лайки и патрона «Роттвейл», которые вы нашли… Сегодня мы до утра изучали шифр Купфера.

— Ну, и каков результат?

— Поразительный, хотя удалось выяснить не все, Теперь, когда известны результаты осмотра лесного сарая, многое становится яснее.

Курилов встал, открыл сейф и вынул из него пару бумажных листов, густо исписанных буквами и цифрами. Затем разложил на столе несколько узких бумажных полосок, кивнул на них и сказал:

— Вот начало сообщения, найденного в камине у Эрны Боргерт. Не сомневаюсь, что эту красавицу специально познакомили с Шервицем. Ее шефы не без основания полагали, что наш донжуан вспыхнет, как спичка, и рассчитывали при этом погреть руки. По крайней мере, они могли бы узнать, например, как глубоко мы о них информированы… Ваш Карл Карлович, очевидно, сказал Эрне, что Хельмиг — негодяй, а Хельми — подлая змея и что лучшее место для них обоих — за решеткой. Со своей точки зрения Шервиц, разумеется, прав, но было бы лучше, если бы он держал язык за зубами. Результатом несдержанности влюбленного Карлуши было ускоренное — и опрометчивое — совещание всей группы. Отсюда и появились на вокзале «ноты». Они явно хотели как можно скорее получить материал из Ленинграда, ибо не были уверены, что мы не идем по их следам.

— Вы допрашивали Шервица?

— Он давал свидетельские показания, — поправил Филипп Филиппович. — И о беседе с вами, дружище, мы должны составить протокол. Приходится придерживаться юридических формальностей, иначе не будет порядка…

Раздался стук в дверь, в комнату вошел сотрудник. Он коротко поздоровался и что-то сказал на ухо Курилову.

— Можете говорить громче, — засмеялся Курилов, — мой посетитель обо всем осведомлен. Кстати, познакомьтесь.

Крепкое рукопожатие завершило взаимное представление. Филипп Филиппович спросил:

— Так вы говорите, что Хельми Карлсон нигде не найти? Значит ли это, что она от нас скрылась?

— Боюсь, что так и есть, — ответил сотрудник. — По свидетельству соседей, она уехала позавчера вечером. Взяла с собой несколько чемоданов, их относил таксист… Ничего, далеко не уедет. Скоро все узнаем.

— Хорошо, сообщите мне тотчас же.

Сотрудник ушел.

— Смотрите-ка! Вместо того, чтобы пожаловать к нам, догадливая дама навострила лыжи. Видно, совесть у нее нечиста.

Думаю, на нее нагнал страху Шервиц, когда обнаружил обрывок ремня с пряжкой, — предположил я. — Ведь он прямо обвинил ее в соучастии в убийстве и сказал, что она не минует наказания. Получив же вашу повестку, Хельми решила уйти со сцены, так как свою роль уже сыграла…

— Стоит ли употреблять столь возвышенные слова для определения попытки уйти от ответственности? И не только за ремень с пряжкой. Речь идет о большем…

Я с удивлением уставился на Курилова.

— Да, да, — продолжал он, покачивая головой. — Она ведь частично была посвящена в опасные дела всей этой компании. Помните, как я в кожаном футляре Хельмига нашел обрывок письма, в котором по-немецки было написано: «…поездку на охоту отменить…» Письмо подбросила или передала Хельмигу сама Хельми, хотя говорила, что Хельмиг перед вашим приездом к его дому получил письмо от незнакомой женщины…

— Как же вы об этом узнали?

— Вы забываете, что мы не бездельничали: сразу же, как состояние Хельмига улучшилось, его допросили. Он отвечал очень неохотно, порой лишь намеками, многого не договаривал. Про письмо спокойно сказал, что получил его от Хельми. Просто один приятель не советовал ему ехать на охоту. Больше Хельмиг ничего не сказал. Не знает, не видел, не помнит… Кто хотел его убить, не предполагает и считает выстрел несчастной случайностью. Врачи не разрешили его долго допрашивать, пришлось довольствоваться предположением, что у Хельмига есть основания не выдавать своего врага. До самой последней минуты я не понимал, в чем тут дело, но теперь кое-что проясняется… — говорил Курилов, потирая руки.

— Даже после самой длинной ночи приходит рассвет, — заметил я.

— Вы предпочитаете возвышенные сравнения. В них, действительно, есть доля правды. Пока я не установил связи между разрозненными событиями, и в самом деле блуждал, как во тьме. Только теперь кое-что прояснилось, — Курилов хлопнул ладонью о стол.

— Не сомневался, что так оно и будет, — откровенно сказал я.

Курилов засмеялся, встал и большими шагами — насколько позволяли его короткие ноги — мерил кабинет. Остановился у книжного шкафа, постучал пальцем в стекло и сказал:

— Есть принципы, от которых я не люблю отступать: не говори «гоп», пока не перепрыгнешь… — Он встал лицом к лицу ко мне и добавил без прежнего пафоса, качая головой: — Однако на этот раз, черт знает почему, говорю с удовольствием…

— Интересно, — сказал я, усаживаясь поудобнее и давая понять, что готов слушать. Курилов смерил меня таким взглядом, словно бы хотел убедиться, что я не шучу:

— Случай сложный. Ведь эта публика не только взаимно покрывает, но одновременно и стремится уничтожить друг друга. Внешне все они работают сообща. Однако постоянные распри между ними наводят на такую мысль: нет ли среди них слуг двух господ?

— Вы имеете в виду господ из третьего рейха и господ за каналом?

— Да, но это лишь догадки. Пока мы знаем только, что один готов съесть другого. Завесу приоткрыла бумажка, найденная в камине у Эрны и расшифрованная нами. Кто-то, очевидно, Блохин, обвиняет Хельмига в том, что тот допустил большой промах, занимаясь махинациями с «камнями и слезами». И это, дескать, грозит опасностью всей группе. Он просит разрешения убрать Хельмига. Вероятно, Блохин на хорошем счету у своих хозяев, если он может позволить себе внести предложение об уничтожении «истинного арийца» Хельмига. Когда обнаружился тот склад драгоценностей, наши сотрудники сразу же определили, что из икон и некоторых кубков были неосторожно вытащены самые крупные камни и жемчуга. Тут нам впервые стало ясно, что Хельмиг позарился на часть скрытого клада и кое-что из него просто украл. Это, разумеется, свидетельствует о дилетантизме: жажда личного обогащения заслонила шпионские интересы. Хельмигу, конечно, должно было быть ясно, что хранители клада возьмут его за горло. Тем не менее он пошел на это и сам себя практически поставил вне группы. Ни одна шпионская агентура не прощает отступников, тем более гитлеровцы. И мы тому свидетели: выстрел на охоте должен был навсегда вычеркнуть Хельмига из списка живых. Мне вообще кажется, что он новичок в шпионском деле. Мы располагаем данными, что в последнее время определенные лица из различных немецких представительств пытаются завербовать некоторых своих специалистов, работающих у нас, на службу гитлеровской разведке. Иногда им обещают золотые горы, иногда угрожают, в зависимости от того, кто им покровительствует в третьем рейхе. Не имея опыта, новоиспеченные агенты часто проваливаются, и шефы стремятся качество восполнить количеством. Тем больше у нас хлопот, — вздохнул Филипп Филиппович.

• Предыдущая
• 31/60
• Следующая