Шестьдесят братьев - Заяицкий Сергей Сергеевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/12
- Следующая
— Оэ! — крикнул Коробов и сам не обрадовался.
Такой гул пошел по всему дому.
— Чего орешь? — шопотом и укоризненно сказал Тимов, — перепугал даже.
— А я не знал, что таково гудит… А вон там что?!
Он юркнул в какую-то щель в стене.
— Еще комната, — послышался его глухой, как из бочки, голос, — вот какие палаты. Только эта поменьше.
— Я туда не пойду, — сказал Тимов, — еще рухнет.
Андрюша, собиравшийся пролезть за Коробовым, вдруг остановился.
— А разве бывает? — спросил он.
— А очень просто… Ишь, на липочке держится. Ка-ак хватит тебе по башке — и кончено…
Сквозь зиявшие окна, словно картина в раме, виднелось зеленое поле и голубое небо.
— Вылезай, что ли, Коробов. Будет тебе!
Но Коробов не откликался.
— Эй, Коробов… Ко-ро-бов…
— Иду… иду! — послышался голос, Коробов показался в щели.
— Я, братцы, тут штуку одну нашел… Глядите-ка…
Андрюша вздрогнул и чуть-чуть не вскрикнул.
Коробов протянул товарищам небольшую трубку с украшением в виде маленькой серебряной черепахи.
VIII. ЗАГАДКА
— Андрюша, что это ты какой-то сегодня вареный? — спросил после обеда Коробов, — нездоров, что ли.
— Нет… я так…
— Так… Вот то то, что не так.
Они сидели вдвоем под большой сосной и сторожили лагерь.
Остальные пионеры пошли — кто в кооператив за продуктами, кто в поле на сенокос.
— Трубка у тебя?
— Какая трубка?
— А вот та, что сегодня нашел?
Коробов вынул из кармана трубку.
Андрюша повертел ее в руках.
— Слушай, Коробов, — сказал он, — я тебе одну штуку хотел рассказать… только никому не говори… ни словечка…
— Ладно, не буду говорить.
— Нет, ты поклянись пионерской честью…
— Сказал — нескажу… Ну, клянусь.
— Нет уж ты не „ну клянусь“, а как следует.
— Клянусь, что никому не скажу.
— Ну, вот видишь ли…
Андрюша огляделся по сторонам. Но в лесу, рябом от солнечных пятен, было тихо, никто не мог их тут услыхать.
— Видишь ли, сдается мне, что трубку эту я видел у одного человека.
— Ну?
Андрюша рассказал Коробову все свое приключение с Примусом Газолиновичем. Рассказывая, он поминутно озирался.
Коробов выслушал его очень внимательно.
— Вот оно какое дело! — сказал он — А что ж это за дача такая?
— Не знаю.
— Найти бы ее мог?
— Где ж найти? Я тогда улепетывать пустился, куда глаза глядят.
— А если бы от станции пойти?
— Ну, тогда пожалуй.
— Станция от нас пять верст.
— Это обязательно он тут шатается… И главное, вот что мне боязно, узнает, что я тут, пожалуй, пришьет… Подумает, донесу на него…
— Дачу-то посмотреть все-таки любопытно… Вот с сеном уберемся и тогда пойдем; потому что ты, Стромин, понимаешь, что ради такого дела нам очередную работу бросать было бы вообще несознательно… А тебя он не найдет. Почем он знает, что ты в лагере.
Андрюша помолчал.
— А вдруг он сегодня нас видал, когда мы там шарили?
Коробов нахмурился.
— Думаешь? Вот ведь чорт?.. Ну, да мы тебя не выдадим… Ты только старайся один далеко не отходить.
— Ведь вот какая неприятность…
— Ничего. В жизни бывают всякие случаи.
Благодаря хорошей погоде с покосом покончили скоро.
Воза, нагруженные сухим душистым сеном с утра до вечера тянулись на деревню.
Не обошлось и без приключений.
Одного пионера — Хомутова — когда он схватил охапку сена, ужалила в палец гадюка.
Змею убили палкой, а Хомутова поскорее повели в больницу, крепко перетянув ему бечевкой палец, чтоб яд не шел дальше.
Больница была не далеко, при суконной фабрике.
Там Хомутову прижгли рану иодом и перевязали палец.
Палец сильно вспух, и два дня у Хомутова был небольшой жар.
Потом обошлось.
— Пойдем сегодня, — сказал Коробов Андрюше. — До станции дойдем, а там уж ты должен до дачи дорогу найти… Я, если где один раз пройду, через сто лет вспомню.
— Проживи сто лет.
— Это так говорится. Пойдем, что ли.
— Пойдем.
Они быстро добежали до станции. Дорога шла все время березняком и мелколесьем. При солнечном свете лес был вовсе не страшен, не то, что тогда ночью.
От станции они пошли по тропинке, указанной Андрюшей.
— Вот в этих кустах мы отдыхали, — сказал Андрюша, — когда еще старик шел по дороге.
Андрюша все озирался. Он боялся, что из-за этих кустов вдруг вылезет его страшный враг. Пожалуй, во второй раз не удерешь.
Наконец они вышли на другую дорогу.
Андрюша, готовившийся увидать дачу, был очень удивлен, не увидав ее.
— Эге, — сказал он.
Вместо дачи стояло несколько обгорелых и обуглившихся столбов.
— Сгорела? — спросил Коробов.
— Надо полагать.
Он хлопнул себя по лбу.
— Помнишь, зарево тогда видели?
— Ну, мало ли тут кругом пожаров бывает. А, впрочем, ничего нет невозможного!
Они подошли к груде золы и черных головешек.
— До тла сгорела.
По дороге послышался скрип крестьянской телеги.
Чернобородый мужичок ехал на станцию, с любопытством смотрел на пионеров.
— Эй, снегири, — крикнул он добродушно, — откеда залетели?
— Не знаете, товарищ, что тут сгорело?
— А дача… прежде была господ Шутовых. Спичек нету? Аль курить не научились?
— Пионер нешто курит? Спичек нет… а есть одна штука, подходи с папиросой.
Коробов вынул из кармана неоправленную лупу.
Он поднес ее к папиросе поставив прямо против солнца.
На конце папиросы заиграл маленький светлый кружочек. Бумага задымилась и папироса загорелась.
— Фу ты! — воскликнул мужик. — Экий ты какой… шалавый.
Андрюша был тоже удивлен но не показал виду.
— Это очень просто, — объяснил Коробов, — нам в школе разъяснили… физический закон… кон… концерта… тьфу… концентрация лучей солнца.
Крестьянин покачал головою.
— Мудрость… Продай стекло-то.
— Нельзя.
— А как зовут его?
— Лупа.
— Лупа? А в городе продается?
— Продается. Где очки, там и лупу купишь.
— Лу-па, — повторил крестьянин и хотел было хлестнуть лошадь.
— Постой, а почему дача-то сгорела?
— А тут история. Монетчики фальшивые завелись. Червонцы гнали. И была у них тут как бы мастерская. А потом чевой-то не поделили… Скандал… Один себе ногу свихнул и попался… а другой с перепугу все и подпалил.
— А забрали их?
— Забрали… Говорят, только один убег… Эй ты… примерзла…
Телега покатила.
Пионеры смотрели ей вслед.
Перед тем, как повернуть в лес, крестьянин опять задержал лошадь.
— Говоришь, лупа?
— Лупа.
— Ну, прощайте.
Пионеры пошли лесочком.
— Отсюда до лагеря можно и другой дорогой пройти, — сказал Коробов, — вон видишь вдалеке церковь белая — это Мухино, а мы немножко правее.
Они некоторое время шли молча.
— Теперь я понимаю, — сказал Андрюша, — почему он меня в лавку-то посылал. Испытать хотел, разменяют аль нет.
— Деньги фальшивые делать, — произнес Коробов, — это прямо свинство по отношению к государству. За это в тюрьму сажают…
— Скверно вот только, что удрал… Как бы нам на него не наткнуться… Мне тогда каюк.
— А я на что?
— Ох, он здоровый.
Темнело.
Солнце садилось в большую лиловую тучу.
Во влажном воздухе было тихо-тихо. Звезды зажигались понемногу.
Вдруг какой-то странный не то лай, не то вой пронесся по лесу. Какой-то странный нечеловеческий хохот или плачь.
Оба пионера вздрогнули и остановились.
— Слыхал?
— Слыхал.
— Это что?
— Не знаю.
— Идем-ка скорее.
И они не пошли, а попросту побежали.
— Вот этой тропинкой.
В лагере было некоторое смятение.
— Слышали в лесу-то?
— Лай-то?
— Да… Зверь, что-ли.
— Собака.
- Предыдущая
- 8/12
- Следующая