Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь - Чуковский Корней Иванович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/153
• Следующая

Но ребенок неукоснительно спрашивает:

— Почему порхает?

Даже „серенький козлик“ не утешает, сейчас же вопрос:

— Почему серенький?

Но не только „почему серенький?“ — вопросы ставят родителям прямо деловые, конкретные вопросы. Тут у родителей часто не хватает сведений, а тогда чаще не хватает смелости ответить: „Не знаю. Погоди, справлюсь, скажу“.

Родители в таких случаях зачастую врут.

Врут из двух соображений: во-первых, чтобы отстать от надоедливого „почемучки“, и, во-вторых, чтобы не потерять авторитета всезнайства. Вопросы ребят самые универсальные; нужно, конечно, быть энциклопедистом, чтобы на все эти вопросы дать ответы, а зачастую и быть философом. Какая уж там энциклопедия и философия, когда трое на все голоса пристают и за юбку дергают! И родители волей-неволей брякают, что в ум взбредет. Но слово родителей — авторитет. И вот над авторитетной санкцией размышляют жадные умы.

Часто ни разу в жизни не придется больше поставить этот вопрос, и, право, на всю жизнь западет это раздраженно брошенное слово, и кто знает, когда оно выплывет и окажет незримое свое действие в поступках взрослого человека…

Взрослый давно забросил эти „почему“: то ли устав спрашивать, то ли отчаявшись получить исчерпывающий ответ. Но ребенок, раз поверив в ум и знания взрослых, не отстает и спрашивает:

— А почему глиняный?

А взрослый отвечает что попало, в надежде: вырастет — сам поймет, в чем дело, когда поумнеет. А этот маленький, от которого он отмахивается авторитетной глупостью, не глупей его. Его ум еще не засорен и жадней к знанию».[60]

Но, разумеется, далеко не все родители отвечают что попало.

Чувство своей социальной ответственности за правильное воспитание ребенка заставляет многих матерей и отцов усиленно заниматься самообразованием — специально для того, чтобы исподволь подготовиться к неизбежным вопросам четырехлетних мыслителей.

«Надо признаться, что у меня часто не хватает знаний, чтобы ответить на ряд вопросов детей, — пишет одна мать в стенгазете детского сада. — Те элементарные сведения, которые я получила в школе в области естествознания, биологии, не всегда достаточны, наполовину забыты, а ведь вопросы ребят бывают очень разнообразны… Отвечать на эти вопросы надо, и надо ответить так, чтобы ребенок понял… И вот приходится ходить в планетарий, брать книжку „Правда о небе“, браться за ботанику, зоологию…»[61]

Наш воспитательский долг — не только отвечать малышам на их бесконечные вопросы, но и активно пробуждать их пытливость, чтобы число этих вопросов росло. Нужно ли говорить, что из года в год, а порою из месяца в месяц эти вопросы становятся все содержательнее?

Отсюда, конечно, не следует, что мы должны сразу перегружать детский мозг всей своей тяжеловесной эрудицией. «Толково ответить на вопрос ребенка, — писал Горький, — большое искусство, оно требует осторожности». Наши ответы на вопросы детей должны быть строго дозированы. Ведь дети совсем не требуют от нас, чтобы мы раскрывали перед ними всю истину — всю до конца, во всей ее сложности и глубине. Вот один из многих примеров, которые ежедневно убеждают нас в этом.

— Мама, как едет трамвай?

— По проводам идет ток. Мотор начинает работать, вертит колесики, трамвай едет.

— Нет, не так.

— А как же?

— А вот как: динь, динь, динь, ж-ж-ж-ж!

По наблюдениям советских педагогов, «даже дети дошкольного возраста не всегда своими вопросами стараются добиться настоящей, доподлинной причины того или другого явления, объяснение которого можно дать только в научной форме, недоступной ребенку.

Детям понятны главным образом поверхностные, внешние связи между явлениями природы. Поэтому ребенок удовлетворяется иногда простой аналогией, ссылкой на пример».[62]

Этой особенностью детского разума мы и обязаны пользоваться всякий раз, когда ребенок задает нам вопросы, на которые невозможно ответить со всей прямотой.

К числу таких вопросов принадлежит раньше всего вопрос о рождении.

Наиболее пытливые дети в большинстве случаев уже на четвертом году начинают страстно размышлять о причинах своего появления на свет. Тогда же у них возникают вопросы о том, откуда вообще появляется на земле все живое, и не было, кажется, ребенка, который не создал бы своей собственной гипотезы по этому поводу.

Конечно, все такие гипотезы всегда, без единого исключения, ошибочны, но каждая из них громко свидетельствует о неустанном труде его мысли.

Раздумья о начале всего существующего — закономерность умственного развития ребенка. И когда ребенок спрашивает: «Кто выродил первую маму?» здесь сказывается одна из самых ранних попыток его юного мозга доискаться до первопричин материального мира.

По словам современных исследователей такие вопросы совершенно естественны. «Ребенок, — говорит один из английских ученых, — видит, что на свете существуют мужчины и женщины, старики и юнцы, маленькие дети и большие, он видит, что в его родной семье то и дело появляются новые младенцы, он слышит, что то же происходит и в других семьях, и конечно, он был бы слепым и глухим и притом слабоумным, если бы у него не возникло вопроса о происхождении детей».[63]

Умелые педагоги применяют особую тактику, при помощи которой возможно, не слишком отклоняясь от истины, на первых порах удовлетворить любопытство ребенка, жаждущего проникнуть в тайны рождения человека. «А почему папа не беременный?» — спросил один малыш у воспитательницы детского сада. Она ответила ему с той осторожностью, которую рекомендовал педагогам М.Горький: «Родятся дети только у мам, а папы тоже любят своих детей, заботятся о них. Вы видели, как голуби кормили своих птенчиков: и мама и папа давали птенчикам корм. Яички в гнездышко кладет только мама, а когда мама-голубка улетает, то голубь садится на гнездо и греет яички…» «Вот в таком хорошем, вразумительном тоне дается ответ детям. И дети удовлетворяются», сообщает автор статьи.[64]

Верна ли эта тактика, не знаю. Дети бывают разные, и никаких универсальных рецептов, конечно, у нас не имеется. Здесь нужен индивидуальный подход, причем все зависит от чутья педагогов, от их таланта и такта. Общих норм, равно применимых ко всякому ребенку при всех обстоятельствах, здесь нет и не может быть. Поэтому на дальнейших страницах нам надлежит ограничиться простым воспроизведением наиболее характерных фактов, показывающих, как многосторонен и жгуч интерес малолетних умов к этой — для них непосильной — проблеме.

Вот, например, любопытная запись о моей правнучке Машеньке:

«До четырех лет ей внушали, что детей покупают в магазине. Но в четыре года посыпались вопросы: в каком магазине? где? как? и т. д.

Пришлось объяснить, что детей не покупают, а рожают. Например, мама родила Машеньку, а баба Марина — маму и т. д. „А дедушка Коля кого родил? Тети родят девочек, а дяди мальчиков?“ — и была возмущена, узнав, что дяди не родят. Далее посыпалось: „Почему Сережа родился у тети Гали, а не у тебя? Не захотел быть в твоем животике? Почему? А почему Людочка родилась позже меня и теперь она меньше меня? Почему она не захотела родиться вместе со мной?“»

«Моя шестилетняя Туська, — пишет мне С.А.Богданович, — увидела беременную и стала смеяться:

— У-у, какой живот!

Я говорю ей:

— Не смейся над тетей: у нее в животе ребеночек.

Туська с ужасом:

— Съела ребенка?!»

— И мальчиков мамы родят? А для чего тогда папы?

— Как я родилась, я знаю. А вот откудова вы с папой выродились?

— Мама, кто меня выродил? Ты? Я так и знала. Если бы папа, я была бы с усами.

И снова — на ту же тему:

• Предыдущая
• 38/153
• Следующая