Путь ученого - Осипов Осип Миронович - Страница 1

• 1/32
• Следующая

Сидя у открытого окна детской, перед классным столом, Коля старательно выводил крупные буквы на разлинованном листке голубой бумаги. Стол был высок. Коля потер ноющее плечо, поерзал на стуле и в конце концов уселся на французский лексикон в толстом кожаном переплете. В косом луче света, падающего сквозь неплотно прикрытые ставни, дрожали пылинки. Коля с интересом следил за их веселой пляской. По комнате с монотонным жужжанием летали мухи, изредка раздавался на высокой ноте пронзительный писк комара.

Черная головка мальчика близко пригнулась к столу, даже кончик языка высунулся от усердия. Вдруг большая муха с зеленым брюшком больно укусила его палец; перо дрогнуло, на тонком голубом листке появилась клякса.

«Испортил письмо к папаше! Придется переписать».

Коля со вздохом поднялся и подошел к окну.

Внизу в цветнике еще цвели розы. В этом году их было очень много. Колина старшая сестра, Машенька, набила две думки душистыми опавшими лепестками.

Сквозь ветки старых елок за прудом пробивались лучи заката. Близился вечер. Коле очень захотелось убежать в сад, но вдали мелькнул белый зонтик его мамы, Анны Николаевны, которой он изрядно побаивался. Он быстро вскарабкался на свой лексикон и стал внимательно переписывать письмо на новый листок.

Анна Николаевна заглянула с балкона в окно детской.

— Колюшка, ты что там один сидишь? Неужто до сей поры письмо папаше не написал? Беги в сад, зови Машу и Ваню ужинать. Да надень курточку, а то вечереет, свежо становится.

Коля с торжеством показал письмо, свистнул Фауста и помчался в сад разыскивать старших брата и сестру. Он хорошо знал, где их найти: сестра с неразлучной подружкой, молоденькой француженкой Бертой, читают роман в «аллее задумчивости», как назвала мечтательница Машенька одну из липовых аллей сада. А Ваня — тот, наверно, в вишняке поджидает Кириллу Антипыча.

Коля не ошибся. На краю сада, верхом на заборе, окруженный деревенскими ребятами, сидел Ваня и весело слушал рассказ Ониськи про вчерашнюю игру в бабки.

Другие ребятишки примостились кто на заборе, кто на земле, и все наперебой рассказывали, как их обыграли слободские на два кона.

— Ничего, — ободряюще говорил Ваня, — в другой раз наша возьмет.

Коля в один прыжок очутился на заборе.

— Кирилла не приходил?

— Нет, не видать.

— Непременно отпрошусь завтра у мамы на охоту! — захлебнувшись от возбуждения, сказал Коля и сбоку поглядел на старшего брата.

— Не пустят, ты еще маленький.

— Совсем не маленький, мне уже скоро восемь лет будет! — обиделся Коля.

Завтра, 19 июня, торжественный день у охотников: утки вывели утят на воду, молодые оперились, начинается охота на водяную и болотную дичь. Ване уже исполнилось одиннадцать лет, у него есть собственная шомпольная двустволка; он разыгрывает перед Колей взрослого и снисходительно обещает попросить Анну Николаевну позволить Коле идти с вечера на охоту.

Вдали деревенской улицы показался Кирилла Антипыч. Он шел покачиваясь — особой походкой бывалого охотника. Его старый зипун был туго подвязан сыромятным ремешком, на ногах — потемневшие от ходьбы по болотам лапти, на спутанных рыжих волосах — приплюснутый гречневик. На плече его болталось старое ружьишко с шомполом, кремневым курком и отполированным до блеска прикладом. За Кириллой бежала его неразлучная лохматая Уйма. Пока подходил Кирилла, Коля от нетерпения подпрыгивал на заборе.

Сейчас же началось обсуждение завтрашней охоты. Кирилла предлагал идти с вечера на реку Воршу и на рассвете стрелять уток на подманку[1].

— А уж доведись — сшибешь крякву, Уйма моя притащит. Уж так зла, так зла! Утка носок выставит — и то учует, — рассказывал он и тут же пустился в повествование о том, на какие хитрости способна утка: если она чует опасность или ранена, то погружается где-нибудь у берега вся в воду и выставляет из воды только клюв, чтобы дышать.

От охотничьих рассказов Кириллы Антипыча у мальчиков даже дыхание занялось. Но теперь им больше всего хотелось попробовать своего любимца, молодого черно-пегого пойнтера Фауста. Они уговорили Кириллу Антипыча пойти на днях на болото под Красково и Таратинку, чтобы пустить там Фауста по дупелям и бекасам.

Ваня и Коля так увлеклись обсуждением плана охоты, что не заметили, как село солнце. Подымая легкое облако пыли, прошло с лугов стадо. Деревенские ребята, спохватившись, опрометью бросились загонять овец и телят по дворам. На дорожке сада показалась няня Арина Михайловна с четырехгодовалым братом Коли, Валерьяном, на руках.

— Иван Егорович! Николенька! Папаша приехал… Маменька гневаться изволят. Идите скорей.

Толстый, розовый Валерьян подпрыгивал на руках няни и распевал:

— Папаша приехал, папаша приехал!..

«Варюшенька-душенька», — дразнили его братья за то, что он до сих пор просился на руки и был всеобщим баловнем.

— Учителя вам привезли. Теперь полно бегать, засадят вас за ученье! — успела крикнуть няня вслед убегавшим Ване и Коле.

«Учитель приехал, а как же завтра охота?» — подумал на бегу Коля, но остановиться на этой мысли не успел, промчался по цветнику, вбежал на балкон…

В зале уже вся семья была в сборе. Мальчики с разбегу налетели на Егора Ивановича, который стоял у открытой балконной двери, любуясь привычным видом на цветник, пруд и елки за прудом. Когда успокоилась суматоха объятий и приветствий, Егор Иванович подвел мальчиков к новому учителю, Альберту Христиановичу Репману.

Коля всегда был застенчив. Спрятавшись за отца, он украдкой наблюдал, как уверенно расшаркивается Ваня. Наконец и он осмелился глянуть на страшного учителя — и вдруг увидел совсем молодого, с пробивающейся бородкой студента, ласково, смеющимися глазами глядевшего на него.

Не прошло и часа, как Коля помогал новому учителю устраиваться в комнате мальчиков, служившей одновременно и классной. Когда позвали ужинать, он повел Альберта Христиановича в квадратную аллею, около дома, где был по случаю приезда Егора Ивановича накрыт стол, украшенный цветами и освещенный свечами в бумажных китайских фонарях. За столом разливала чай Машенька, с локонами и в пышном платье, разодетая в честь приезда отца.

Ужин прошел весело.

Коля, сидя около Вани, иногда подталкивал его ногой и шептал:

— Проси же пустить меня на охоту.

Ваня значительно кивал головой и продолжал вежливо беседовать по-французски с Машенькой и Альбертом Христиановичем.

Строгая Анна Николаевна обычно не позволяла детям разговаривать за столом, но сегодня был особый день. Добрый, ласковый Егор Иванович сам вовлекал молодежь в оживленный общий разговор.

Коле не сиделось на месте. Ему не нравилось, как говорит Ваня с учителем. «Важничает», — решил он. Не понравилась ему и Берта с ее бесчисленными оборочками и бантиками, жеманно грассировавшая французские слова, и даже его любимица Машенька на этот раз, как казалось Коле, неестественно смеялась.

От Коли не ускользнуло, что Егор Иванович был как будто озабочен. Анна Николаевна тоже внимательно поглядывала на Егорушку, как она звала мужа.

Наконец ужин закончился, настала решительная минута. Любимец Анны Николаевны — первенец Ваня приложил все свое старание, чтобы добиться согласия отпустить его и Колю с Кириллой Антипычем с вечера на охоту.

• 1/32
• Следующая