Пират - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 85

• Предыдущая
• 85/100
• Следующая

Иордана вошла в библиотеку. В голосе ее еще были следы пережитого ужаса.

— Я только что услышала о Юсефе, — сказала она. — Не могу поверить.

— Он был дерьмом, — холодно сказал Бадр. — Но теперь он предстал перед престолом высшей справедливости и отвечает за свои собственные грехи. И даже всемилостивейший Аллах не найдет для него прощения. И гореть ему в вечном пламени.

— Но он был твоим другом. — Она не могла понять, почему он так изменился. — Он служил тебе много лет.

— Он служил только самому себе. И единственным его другом был он сам.

Она растерялась.

— Что между вами произошло? Что он сделал?

Его лицо представляло собой непроницаемую маску.

— Он предал меня — так же, как и ты.

Она смотрела на него.

— Ну теперь я окончательно не понимаю, о чем ты говоришь.

Он смотрел на нее так, словно перед ним было пустое место.

— Неужто?

Она молча покачала головой.

— Тогда я покажу тебе. — Подойдя к столу, он нажал клавишу плейера. — Иди сюда.

Оказавшись рядом с ним, она опустила глаза на маленький экранчик. На нем появилось изображение. Она вскрикнула в ужасе и у нее перехватило горло.

— Нет! — в голос зарыдала она.

— Да, — тихо сказал он.

— Я не хочу этого видеть, — сказала она, пытаясь отвести глаза.

Его рука схватила ее за локоть с такой силой, что боль отдалась в плече.

— Ты будешь стоять, женщина, и смотреть.

Закрыв глаза, она отвернула голову. Его пальцы стальной хваткой ухватили ее подбородок, повернув голову к экрану.

— Ты будешь, смотреть, — холодно сказал он. — Все до конца. Весь свой позор. Как пришлось мне.

Она молча подчинилась ему, пока лента не кончилась. Казалось, она будет идти вечно. Она чувствовала тошноту. Это было сумасшествием. Все, что происходило. Все это время на них смотрела камера, и Сюлливан лично включил ее.

Теперь она все поняла. Он включил камеру. И то, как он старался удержать ее в верхней части гигантской постели. Камера фиксировала только этот участок. Он, должно быть, болен, он хуже всех, кого она знала.

Внезапно все кончилось. Экран почернел, и Бадр выключил плейер. Она повернулась к нему.

На лице его не отражалось никаких эмоций.

— Я просил тебя проявить благоразумие. Ты не проявила его. Я специально предупредил тебя, чтобы ты избегала евреев. Этот человек — еврей.

— Нет! — вспыхнула она. — Это актер по имени Рик Сюлливан.

— Я знаю, как его зовут. Его настоящее имя Израиль Соломон.

— Я этого не знала.

Он не ответил. Но было видно, что он ей не верит.

Внезапно она вспомнила. На той вечеринке был и Юсеф.

— Это он принес пленку?

— Да.

— Это было больше трех месяцев тому назад. Почему он ждал так долго, чтобы принести ее тебе?

Он не ответил.

— Должно быть, он был в чем-то виноват, — догадалась она. — И решил, что, выложив ее на стол, обелит себя.

— Он сказал, что тот, кто доставил ему кассету, вынудил его. И сказал, что если он не будет выполнять его распоряжений, ее широко распространят.

— Я не верю! Он был там единственным, кого она интересовала. Он лгал!

Он снова не ответил. Все, что она говорила, подкрепляло его собственное убеждение.

— Есть ли другие копии?

— Ради моих сыновей, да и тебя, надеюсь, что нет. Я не хотел бы, чтобы они знали, как их мать развратничала с евреем.

В первый раз боль, которую он таил в себе, прорвалась в его голосе.

— Ты понимаешь, что ты сотворила, женщина? Если это станет известно, Мухаммед никогда не будет наследником принца. Когда мы воюем с Израилем, как могут арабы поверить своему вождю и духовному лидеру, чья мать прелюбодействовала с евреем? Даже законность его права на трон будет подвергнута сомнению. Своими действиями ты не только лишила своего сына наследства, для которого он был рожден, но и подвергла угрозе все, ради чего мы с отцом боролись всю жизнь.

— Я виновата, Бадр, — сказала она. — Но мы так отдалились друг от друга, что я решила — ничто меж нами уже не имеет значения. Я знала о твоих женщинах. Я даже не обращала на это внимания. А теперь я вижу, что у меня не было возможности пользоваться теми правами, которые ты мне дал. Может, будь я арабской женщиной, я бы приняла такое положение. Но я не принадлежу к ним. И я никогда не смогу вести такую жизнь, которая предначертана им, когда они глядят и ничего не видят, и верят словам, за которыми ничего нет.

— Теперь слишком поздно. Я отдал распоряжение, что ты с детьми послезавтра вернешься в Бейрут. Ты будешь жить, никуда не выходя за пределы дома. И до января, когда Мухаммед будет официально объявлен принцем и наследником трона, ты не будешь покидать дома, ты никого не будешь видеть, ты никому не будешь писать или говорить с кем-либо по телефону, кроме членов вашей семьи и слуг.

— А потом?

— На следующий день после введения Мухаммеда в свои права, тебе будет разрешено навестить в Америке своих родителей. И там ты будешь жить тихо и незаметно, пока не получишь документы на наш развод.

— Что будет с детьми?

Его синие глаза были холодны как лед.

— Ты никогда больше не увидишь их.

Сердце сжал резкий приступ боли.

— Что, если я откажусь? — осмелилась она спросить.

Бадр говорил с жесткой непреклонностью, которую она никогда ранее не встречала у него.

— У тебя нет выбора. По законам ислама женщину, виновную в прелюбодеянии, забивают камнями. Ты хочешь, чтобы твои дети увидели это?

— Ты не сделаешь этого! — в ужасе воскликнула она.

Он твердо посмотрел на нее.

— Сделаю.

Внезапно она поняла, что произошло.

— Юсеф! Ты убил его!

— Он сам убил себя, — презрительно сказал Бадр, указывая на плейер с кассетой. — Вот этим.

Силы ее кончились. Не в силах сдерживать слезы, не в состоянии больше смотреть на него, она опустилась на колени и закрыла лицо руками, сотрясаясь от рыданий. Он стоял, глядя на нее сверху вниз, и только пульсирующая на виске, вена говорила, каких усилий ему стоило держать себя в руках.

Слезы прекратились, и она посмотрела на него. Глаза ее опухли, лицо было искажено приступом муки.

— Что мне делать? — прошептала она хриплым усталым голосом. — Зачем мне жить, если их не будет со мной?

• Предыдущая
• 85/100
• Следующая