Страницы из летной книжки - Голубева-Терес Ольга Тимофеевна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/52
- Следующая
Каждый знает, как нелегко выполнить задание. Но, пожалуй, мало кому известно, как нелегко ждать вылет.
Иногда час, иногда много часов подряд. Со стороны все выглядит просто: люди дремлют, пишут письма, читают, играют в шахматы, шутят, разыгрывают кого-то... Это внешне. А внутри постоянное напряжение, цепкое, упорное, не исчезающее даже во сне. И только одно слово команды — человек устремляется в небо.
Утром, когда мы возвращались в поселок, моряки уже были на ногах, проводили свои учения.
— Вот это парни! — откровенно восхищалась Бондарева. — Что ни говорите, а замуж я только за такого пойду.
— За какого «такого»?
— За моряка.
— А-а... Теперь ясно, отчего ты так часто торчишь около них, — дразнилась я. — Жениха подыскиваешь.
Аня фыркнула:
— Глупости! Я думаю, чем помочь им можно?
— Надумала? — ехидничали девчонки. — Может, наступление отменишь или вообще — войну?..
Моряки ушли ночью, когда мы были на полетах. А на следующую ночь нам поставили задачу их поддерживать. Один за другим высаживались два десанта. Сначала — в Эльтиген, южнее Керчи, и им было труднее. Этот десант форсировал пролив в самом широком месте, где ширина составляла 35 километров.
Я смотрела с высоты полета на силуэты горящих кораблей, и мне хотелось думать, что это горят немецкие. Весь пролив был высвечен трассами пуль, разрывами снарядов, светящимися авиабомбами.
Наш маломощный По-2 плелся еле-еле. А так хотелось поскорее долететь до крымского берега и хотя бы одно немецкое орудие вывести из строя.
Поступали сведения, что морская пехота продвигается вперед, расширяя захваченный ею плацдарм в Крыму. Вся авиация нацелена туда. Но не прошло и двух суток, как погода резко изменилась. Подул знаменитый своим подлым нравом бора. Уж если он расходится, то не на сутки вспучит воду и даже не на неделю. Поднял такой шторм, что море не просто взревело, оно перевернулось с воем вверх тормашками. Бора с ног валит, крыши сносит, вагоны с рельсов сшибает. Ну а что говорить о баркасах, сейнерах и прочей мелкой посудине, на которой высаживался десант?! Бора топил их!
А немцы в то время подтягивали вплотную к Керчи авиацию и пустили на эльтигенцев танки. Танки стали прижимать десантников к берегу, а отбиваться нечем, снабжение боеприпасами и продовольствием прекратилось. Тысячи моряков и пехотинцев, зажатых между двумя неспокойными озерами, оказались в отчаянном положении. Сутками напролет сыпались на них снаряды, мины, бомбы. Атаковывали танки. Клочок прибрежной земли стал огненным. А бора лютовал, не прекращался, словно заключил с врагом подлую сделку. Летать было просто невозможно.
Спустя два дня, когда чуть утихомирились волны и ветер, к берегам Керченского полуострова отправился другой десант. Хотя эльтигенцы и оттянули на себя значительные силы гитлеровцев, на Керченском полуострове немецких войск оставалось предостаточно, и они открыли ураганный заградительный огонь. Горели катера, и можно было представить, как разлетались в щепки баржи и солдаты бросались в ледяную воду, направляясь вплавь к окутанному огнем и дымом крымскому берегу. Яркие лучи света освещали пенящиеся волны и корабли. Мы подавляли огонь вражеской артиллерии и гасили прожекторы.
За 10 минут до высадки десанта нам приказали перенести бомбовые удары в глубину вражеской обороны и на фланги. Темный берег светился короткими вспышками. Казалось, там неожиданно возникали костры и рассыпались. Вздымались огромные огненные грибы-шапки, и в разные стороны летели раскаленные брызги. Невольно думалось: что наши полеты в сравнении с боями наземников, с их атаками, штурмами, прорывами?!
Во второй половине ночи усилился ветер. Мощная кучевая облачность появилась на высоте 500-600 метров, видимость ухудшалась. Но даже в моросящем дожде открытая кабина По-2 казалась уютным и надежным убежищем по сравнению с тем, что творилось на море и на прибрежной полосе крымской земли.
На аэродроме то и дело слышались нетерпеливые голоса летчиц:
— Бомбы!
— Бензин!
— Чего возитесь?
— Скорее!
А вооруженцы и механики самолетов крутились как заведенные. За 2-3 минуты успевали снарядить машину в очередной рейс.
Нашим десантникам удалось зацепиться за маленький клочок керченской земли. Над ними бесконечно летали фашистские бомбардировщики, днем и ночью бушевал огонь. У немцев были танки, артиллерия крупного калибра, большое количество живой силы. Они имели возможность в любой момент подбросить подкрепление. И все-таки наши парни стойко держались, хотя у них не было ни танков, ни артиллерии.
Мы летали до изнеможения, на износ: по 8-9 боевых вылетов в ночь. Много это или мало? 9-10 часов сидения в тесной, открытой всем ветрам кабине, без сна, в непогоду. Выматывались до основания. Отдохнуть и не помышляй! Да и кому бы в голову пришло такое, когда за проливом гибнут наши!
В конце ноября перед самыми полетами вдруг объявили, что состоится митинг. Весь личный состав построился на аэродроме. Евдокия Яковлевна Рачкевич, замполит полка, несколько минут молчала, собираясь с мыслями, а потом горячо, как обычно, заговорила:
— В Эльтигене совсем плохо: нет боеприпасов, нет еды, нет медикаментов. Проклятые фашисты блокировали десантников со всех сторон. Дорогие товарищи! — Ее голос чуть-чуть дрогнул. — Вспомните тех парней, что стояли в нашем поселке. Они сейчас погибают, но крепко держат крымский клочок земли. Они не уйдут оттуда, пока живы. Мы с вами должны им помочь! Получен приказ: вместе с основной боевой работой доставлять в Эльтиген боеприпасы и продовольствие.
Потом выступали комсорг Хорошилова, парторг Рунт, а я, глядя на лица своих подруг, думала, что нас и агитировать не надо. Все готовы лететь на трудное задание. Заместитель командира полка Амосова, ответственная в эту ночь за полеты, сказала, что туда летали уже штурмовики, но для сброса мешков у них велика скорость. Многие грузы не попадают на плацдарм ограниченных размеров. И еще она сказала, что на это задание пойдут только «старики». Задача исключительно сложная. Сбрасывать мешки придется с высоты не более 50 метров. Их надо положить на маленькую площадку при плотном огне противника. Гитлеровцы сосредоточили в районе Эльтигена до 66 батарей зенитной артиллерии разных калибров, 35 зенитно-пулеметных точек. Они ведут огонь с катеров, блокировавших десант с моря, и из всех видов пехотного оружия. Наше командование решило применить тактику «расчистки»: две эскадрильи идут бомбить зенитные батареи, а две другие летят сбрасывать груз десантникам. Самолеты взлетают с интервалом в одну-две минуты.
Мы только-только проложили маршрут, рассчитали его, как привезли мешки. Длинные, до трех метров, они были очень тяжелые и плохо обтекаемые. Каждый мешок был обхвачен дубовыми досками и железными поясами. Я подумала, что назвать мешком эту громоздкую штуковину можно лишь с большой натяжкой. Метрового диаметра кишка из толстого брезента набита всякой всячиной, обвязана, как копченая колбаса, бечевкой. Посреди петля, на которую подвешивают ее к крючку бомбодержателя.
Майор Амосова с сомнением покачала головой, о чем-то подумала и распорядилась:
— Первыми полетят командиры эскадрилий. Вопросы есть? — Она обводит взглядом летный состав.
Встает Алцыбеева:
— Самолеты с этими мешками, в общем-то, взлетают? Кто-нибудь пробовал?
— Разрешите? — выступает вперед комэск Смирнова. — Я буду пробовать!
Амосова доверяет опыту Смирновой, однако предупреждает:
— Не рисковать! Если оторваться трудно, взлет прекратить.
Наш аэродром не был приспособлен для поднятия такого груза. Это была площадка в один километр длиной и четыреста метров шириной. С севера ее ограничивал обрывистый берег моря, с юга — шоссейная дорога со столбами и проводами, с востока примыкали дома поселка Пересыпь. И только с запада открытый подход. Взлет и посадка в одном направлении. Для сомнений были веские основания.
Смирнова вырулила машину и повела ее на взлет. Самолет бежал грузно, тяжело, долго, но поднять его в воздух Смирнова не рискнула: впереди дома... Тут же командование дивизии передало приказ: перелетать на аэродром полка Бочарова, что возле Тамани. Там и взлетная полоса большая, и до Эльтигена ближе.
- Предыдущая
- 13/52
- Следующая
