Похищение - Арсаньев Александр - Страница 14

• Предыдущая
• 14/45
• Следующая

– Доброе утро, Екатерина Алексеевна, – ответила Алена и поставила поднос на стол. – Да нас, вот, Михаил Дмитриевич привезли.

– Да? – я посмотрела на Позднякова. – Значит, слуги вернулись?

– Конечно, Екатерина Алексеевна, – ответил подполковник.

– Спасибо, Алена, ты можешь быть свободна, – сказала я горничной. – Выпьете со мной чаю, Михаил Дмитриевич?

– Не откажусь, – он пересел к столу.

– Рассказывайте, – потребовала я.

– Словом, слуги вернулись. В том числе и Анна. Она, конечно, никому ключей не давала, провела весь предыдущий день у родных в Астраханском переулке. Мои агенты проверили, так оно и было, но на всякий случай еще раз проверим все поосновательней. Я заехал к Селезневым утром, Елизавета Михайловна еще не вставали. А Валерий Никифорович еще не ложились. Гвоздикин просидел всю ночь с ним в кабинете и только сейчас отправился спать. Странный он какой-то субъект, не находите?

– Это чем же? – спросила я.

– Не знаю даже, что ответить. Просто нервный уж очень. Может, это так, по молодости… – Поздняков задумался.

– У вас нет никаких соображений насчет похищения? – поинтересовалась я.

– Да как вам сказать. Я всю ночь тоже не спал, все пытался хоть что-то нащупать. Однако, Екатерина Алексеевна, – Михаил Дмитриевич развел руками, – должен признаться, что тщетно. А как у вас?

– Вот что, Михаил Дмитриевич, я хочу у вас спросить, – начала я. – Скажите, слышали ли вы о купце Степкине? Говорят, в прошлом году его зарезали?

– Странно, что вы интересуетесь этим, – заметил Поздняков. – Да, прошлым летом зарезали и его, и его сына, и приказчика в одной из его лавок. Убийство это случилось из-за ограбления, воры взяли месячную выручку, которую Степкин собирался сдавать в банк. Он по случайности оказался в той лавке и, видимо, пытался помешать злодеям. Однако неудачно. Шуму было много, но только без толку. Грабители, возможно, местные, однако, попробуй найди их в том же Глебучевом или, скажем, в притонах Мильоной, а уж о Худобке я и вовсе не говорю… Не нашли их, до сих пор не нашли.

– Да, это я слышала. А что с его женой?

– А что?

– Говорят, она рассудком повредилась?

– Да, я слышал. Только не знаю, так ли это. Да что вам сдались Степкины-то, может, скажете?

– Только с одним маленьким условием, Михаил Дмитриевич, – улыбнулась я, – вы со своей стороны скажете мне, где она проживает. Договорились? – Он вскинул брови и кивнул головой в знак согласия. Я вкратце пересказала ему, услышанное от Манефы.

– Ну что ж, Екатерина Алексеевна, вы, надо полагать, считаете, что купчиха эта может быть причастна к похищению Ники? – с сомнением спросил Поздняков.

– А вы полагаете, что нет? – ответила я ему в тон.

– Признаться, полагаю. Хотя, конечно, лучше проверить. Оно не помешает. Мои агенты займутся, – заверил меня подполковник.

– Нет, Михаил Дмитриевич, вы меня не поняли. Неужели вы считаете, что, если Степкина причастна к похищению, она так все и расскажет вашим держимордам…

– Фи, Екатерина Алексеевна, что за выражения, – пожурил меня Поздняков, не успев, однако, скрыть лукавую улыбку. – За что же вы так нашего брата?

– Pardon, Михаил Дмитриевич, – извинилась я. – Но я все же полагаю, что будет лучше, если я сама навещу несчастную. Вам не кажется, что мне удастся узнать от нее больше, чем вашим… э-э-э… сотрудникам?

– Ну что ж, попробуйте. Однако повторяю, что я мало верю в ее причастность.

– И я особенно не верю. Но все же… Это лучше, нежели сидеть, сложа руки, не находите? – с этим моим высказыванием Михаил Дмитриевич согласился.

На том мы и порешили. Поздняков провел у меня еще некоторое время, мы условились, что встретимся вечером у Селезневых и, прощаясь, заверил, что сейчас же заедет в полицейское управление, чтобы узнать адрес Степкиной. А уже через час прибыл нарочный, передавший мне синий казенный конверт, который содержал собственноручно начертанный господином подполковником интересующий меня адрес и пожелания удачи.

Степкина, как выяснилось, проживала в собственном доме на улице Казарменной. От меня путь был неблизкий, поэтому я выехала около часу дня, с расчетом, что прибуду к Степкиной в то время, когда визит уже не покажется неприличным. Как раз около двух часов, мои сани остановились перед большим деревянным особняком. Я вышла, поднялась на крыльцо и позвонила в колокольчик.

«Что я надеюсь узнать в этом доме?» – в который уж раз за утро задала я себе этот вопрос и, признаюсь, в который уж раз, не нашла на него ответа. Господин Поздняков, занявший довольно жесткую позицию относительно причастности купчихи Степкиной, поколебал мою первоначальную уверенность и я, стоя теперь перед дверями ее дома, чувствовала себя неловко. Однако отступать было поздно, хотя и перспектива общения с потерявшей рассудок женщиной меня мало прельщала.

Никто не открывал. Я позвонила еще раз, в тайной надежде на то, что никого не окажется дома и я смогу вернуться к себе со спокойной совестью. Постояв еще немного, я уже было развернулась и сделала пару шагов прочь, но тут дубовая дверь приоткрылась ровно настолько, что я, обернувшись, смогла увидеть в образовавшейся щели чей-то прищуренный глаз.

– Вам чаво? – спросили меня довольно невежливо густым грудным голосом, по звуку которого невозможно было определить пол его обладателя.

Я развернулась, приблизилась к двери и довольно высокомерно ответила, что мне нужна хозяйка, Матрена Филипповна.

– Их нетути, – ответствовали мне и захлопнули дверь.

Я разозлилась от такой наглости, поэтому снова позвонила и стала ждать. Дверь снова приоткрылась, и я снова увидела тот же самый глаз.

– Чаво ешо? – недовольно спросил меня тот же самый голос.

– Где ваша хозяйка? – строго спросила я.

– А нам откуда знать? – саркастично ответствовали мне, и я окончательно потеряла терпение.

– Да ты что, не видишь с кем разговариваешь?! – воскликнула я. – А ну, открывай немедленно и отвечай, как положено!

Дверь мгновенно распахнулась. Я, наконец, смогла увидеть обладателя такой невиданной дерзости. Им оказался небольшой, сухонький старикашка с плешивой головой, с седыми взлохмаченными бакенбардами, в потертой кацавейке, в шали, в грязных полосатых штанах и валенках.

– Чаво изволите? – переспросил он елейным голосом, поклонившись в пояс, и я, в который уж раз подивилась этой реакции на крик, свойственной, на мой взгляд, исключительно русскому народу. Хороший окрик действует на слуг лучше плетки.

– Я уже сказала, что мне нужно видеть твою хозяйку, – произнесла я требовательно. – Если ее нет дома, то соизволь ответить, когда она будет!

– Не извольте гневаться, – заблеял старикашка. – Нетути Матрены Филипповны, нетути. Увез ее проклятый докторишка третьего дня, говорит, мол, в лекарню…

– В лечебницу? – удивилась я.

– Так, – поклонился старикан.

– А как доктора звать?

– Дохтура-то?.. – он собрал лоб складками. – Кака-то у них хфамилия нерусская… А кака – не помню… – захныкал он.

– А в доме кроме тебя еще кто есть? – спросила я.

– Нетути, разбеглись. Говорят, нынче сродственники прибудут… А я уж тута… Куды ж мне ити-то, я ведь тута и родилси и прожил усю жизню… – по его сморщенным щекам потекли крупные слезы, а лицо приняло обиженное и одновременно растроганное выражение.

– Ладно, – недовольно сказала я, протягивая ему пятиалтынный, – на вот, держи.

– Спасибо, матушка, спасибо, родная, – старик принял монету и начал кланяться. – Чаво-нибудь ешо изволите?

Я задумалась, старик примолк, ожидая моих приказаний. Ясно было, что Матрену Степкину увезли, наконец, в больницу для душевнобольных. Третьего дня, значит, еще до похищения Ники. Получалось, что господин Поздняков был прав, что след это ложный. А я, вместо того, чтобы кинуться разыскивать несчастную женщину, должна была бы выяснить у Манефы, когда именно она видела Матрену на «ярманке». У моей кухарки «давеча» может значить едва ли не с год назад.

• Предыдущая
• 14/45
• Следующая