«Третий ангел вострубил...» (сборник) - Фишкин Михаэль - Страница 12

Через несколько секунд звук снова повторился: как будто кто-то настойчиво царапал по брезенту. Тогда он вплотную придвинулся к «звучавшей» стенке и спросил: «Кто там?»

– Постарайтесь говорить шепотом, ― ответил незнакомый голос снаружи, ― я ― отец Марины, девочки, которой вы вылечили сломанную ногу. В силу обстоятельств я работаю в тех самых органах безопасности, по вине которых вы оказались здесь в зоне и в этой палатке. Я постараюсь объяснить. Помните майора Никанорова Петра Ильича? Вы его освидетельствовали на состояние алкогольного опьянения. Он тогда предложил вам сделку, а вы отказались. Так вот этот майор лично принимал участие в составлении списков мобилизованных. Именно он настоял на вашей кандидатуре, несмотря на ваш молодой возраст и отсутствие у вас детей. К сожалению, я тогда об этом не знал, а если бы и знал, то не смог бы ничего изменить. Он определенно решил погубить вас. Ему помогает его коллега ― начальник особого отдела нашей бригады, тот самый «летчик», который вас арестовал. Нам, рядовым особистам, было поручено подобрать на вас соответствующий «криминал». К счастью, он не подозревал, что я хоть лично и не знаком с вами, но многим обязан вам. Откровенно говоря, я не думал, что все будет развиваться так стремительно!

– Но как можно выбраться из этой ситуации? ― заикаясь, спросил Михаил.

– Прежде всего, времена сейчас немного иные. В стране говорят о гласности, о демократизации. Потребуйте встрече с майором и сообщите ему, что вы не только знаете, что это ― клевета, но что вам известен ее источник. Приведите в качестве примера не только майора Никанорова, но и лейтенанта Прохорова из третьего батальона, и сержанта Витова. Скажите, что свой рапорт обо всем, что здесь произошло с вами, вы переправили в Москву, надежному человеку. Скажите, что если с вашей головы упадет хоть один волос и все обвинения не будут сняты, этот человек переправит рапорт лично Михаилу Горбачеву. Только умоляю: ни при каких обстоятельствах не упоминайте моего имени!

Доктор Векслер подождал еще около сорока минут, дав возможность своему спасителю удалиться на достаточное расстояние, и позвал часового:

– Я хочу видеть начальника особого отдела ― у меня для него неотложная информация!

Минуты тянулись невыносимо долго. Казалось, прошло больше часа, пока в проеме палатки появилась голова майора в синей фуражке. Он был подчеркнуто вежлив: «Что вы хотели сообщить мне?» ― проговорил он, растягивая каждое слово. Стараясь сдерживаться, Михаил ледяным тоном передал ему информацию, полученную от своего спасителя, отца Марины.

– Откуда вы взяли весь этот бред? ― с нескрываемым раздражением спросил майор.

– Это не бред! И если вы хотите, чтобы все, о чем я сообщил вам, стало достоянием гласности, то можете оставить все как есть. Но я не уверен, что после этого вы и ваш приятель останетесь на своих должностях. Один из экземпляров рапорта передадут моему отцу, известному профессору. У него достаточно связей и он сумеет отомстить за сына!

Ничего не ответив, майор вышел из палатки. Время опять потянулось зловеще медленно. Казалось: прошла вечность. Вдруг полог палатки приподнялся и внутрь заглянул молодой ординарец командира батальона Андрей Бочкарев. Андрей служил писарем в штабе батальона и постоянно был при командире. В силу своего возраста и должности он ни разу не выезжал на работы по дезактивации в деревнях или на станцию.

– Товарищ лейтенант, ищу вас по всему лагерю ― комбат приказал вам подготовить отчет о состоянии медико-санитарной службы полка. Было бы здорово, если бы вы успели это сделать к сегодняшнему оперативному совещанию.

– Но ведь я арестован, и у входа в палатку стоит охрана!

– Никакой охраны там нет. А ваш арест ― досадная ошибка! Ведь я говорил с комбатом о вас десять минут назад. Перед вами наверняка официально извинятся. И еще: я хочу обратиться к вам по личному вопросу, чисто медицинскому. У меня сильно болит большой палец ноги, особенно когда я в сапогах, а последнее время он начал гноиться. Посмотрите, пожалуйста!

– У вас вросший ноготь, ― безразлично сказал Михаил, бросив взгляд на палец сержанта. ― В этих условиях надо удалить ногтевую пластинку и попить антибиотики. Плановую операцию лучше провести после возвращения домой.

– Но я не смогу носить сапоги, а подполковник мне такого разрешения не даст.

– Я поговорю с ним! Дайте мне немного прийти в себя и через час приходите в палатку моего медпункта, постараюсь вам помочь.

После того как Бочкарев ушел, Михаил вышел из палатки и поплелся в расположение своей части. Голова его по-прежнему гудела, и настроение было подавленное, как будто он очнулся после кошмарного сна.

Вечером он удалил ноготь Андрею и занялся составлением отчета.

Не прошло и получаса, как пола палатки приподнялась и в образовавшуюся брешь просунулась голова доктора Соколова.

– Привет, доктор, ― обратился он к Михаилу. ― Я только что встретил этого пацана, ординарца комбрига, Андрюху Бочкарева. Он поведал мне о твоем чудесном избавлении. Что, ко всем чертям, все-таки произошло?

– Сам не понимаю: меня вдруг отпустили, не сказав ни слова. Андрей говорит, что арест был досадной ошибкой. Мне до сих пор официально никто об этом не заявил. Я уже не говорю о публичном извинении. Собираюсь пойти в штаб бригады и потребовать объяснений.

– Я бы на твоем месте этим не занимался. Мне кажется, что это как раз в духе «органов». Оставь все, как есть и благодари Бога, чтобы на этом все и закончилось.

На утреннем построении комбриг представил солдатам московского гостя ― генерал― майора, заместителя начальника главного политического управления. Тот взобрался на трибуну. Солдаты поставили около него несколько картонных коробок.

– Я постараюсь быть краток, ― обратился он к собравшимся. ― Родина высоко ценит ваши заслуги и вашу самоотверженность! Мне поручено сейчас, на этом месте вручить партийный билет тем из вас, кто захочет вступить в ряды нашей партии. Мы решили пойти на этот шаг, не требуя необходимых рекомендаций трех коммунистов и обязательного полугодового прохождения кандидатского стажа. Ваш подвиг здесь говорит убедительнее любых рекомендаций и полтора месяца, проведенные здесь, достойнее любого стажа! Прошу всех, кто хочет примкнуть к славным рядам нашей партии, сделать два шага вперед!

Легкий ветерок колыхал рукава рубашек и лацканы воротников четырех тысяч человек, многие из которых еще недавно почтили бы за честь принять такое предложение. Членство в партии открывало дорогу для карьерного роста, облегчало выезд в туристические поездки за границу, делало тебя гражданином первого сорта.

Никто не шелохнулся.

После томительной паузы солдаты, прибывшие с генералом, спешно собрали картонные коробки и удалились, а не пожелавшие стать коммунистами погрузились на грузовики и поехали на станцию. Начинался обычный рабочий день.

На станции лейтенант получил задание: с группой дозиметристов обследовать верхний отсек третьего энергоблока. Этот отсек располагался под крышей реактора, проломленной в нескольких местах мешками с песком, свинцом и доломитом. Эти мешки сбрасывали в первые дни после аварии на кратер четвертого энергоблока в надежде снизить температуру бушующего ядерного костра.

Радиационная разведка заняла не более десяти минут, но сразу после окончания дозиметрии один из солдат серьезно подвернул ногу. В поисках подручного средства, пригодного для наложения шины, внимание лейтенанта привлекла табличка на двери одного из помещений. На табличке было написано: «Травмпункт. Неотложная помощь». «Это очень кстати», ― подумал Михаил и легко толкнул дверь. Она оказалась не запертой.

В навесной полке за стеклянной дверцей кроме необходимых доктору лестничной шины и бинтов были и другие предметы. Там находились банка со стерильными хирургическими иглами и свитками стерильных шелковых ниток, а также одноразовый скальпель, упакованный в полиэтилен.