Риск - мое призвание (сборник) - Крэйг (Крейг) Джонатан - Страница 3

— Знаете, ваш стюард серьезно болен. — Он старался говорить громко, чтобы перекрыть свист ветра, и в его голосе отчетливо слышались укоризненные нотки, точно в болезни стюарда была вина старшего помощника.

— Стюард?

Мигеля очень удивило, что именно этот пассажир вдруг так живо заинтересовался судовой жизнью — мало того, так ещё и здоровьем члена команды. Этот пассажир на протяжении всего плавания держался замкнуто, за обеденным столом в кают-компании все больше хранил молчание и избегал участия даже в тех редких развлечениях, которые предлагал капитан для своих пассажиров, а вечерами его часто видели стоящим у борта и задумчиво вглядывающимся в непроницаемую ночь.

— Болен, — строго повторил пассажир. — И он в очень плохом состоянии. Совершенно очевидно, что у него разыгрался сильнейший приступ аппендицита.

Старший помощник некоторое время недоуменно смотрел на пассажира, потом пожал плечами и, отвернувшись, стал руководить действиями своих матросов. Коротышка нахмурился.

— Старший помощник! — его голос звучал сурово. — Разве вы не слышали, что я вам сказал?

Мигель с мольбой устремил взгляд на небо: разыгравшаяся непогода явно не предвещала ничего хорошего.

— Ладно, ладно! — сказал он раздраженно. — Я пойду посмотрю, что с ним.

Мигель отдал последние распоряжения и зашагал к носовой части, негодующе качая головой. Широко расставляя ноги, он уверенно шел по болтающейся палубе, потом свернул в коридор и злобно двинулся к полубаку. Ох уж эти стюарды. А пассажиры! Этот стюард, должно быть, вина перепил в порту. А что ещё вероятнее, просто страдает от морской болезни из-за сильной качки. У него столько работы на палубе, а приходится идти держать за ручку здоровенного мужика.

Низко пригнув голову, он вошел в проем полубака и стал вглядываться вниз, чтобы зрение привыкло к полумраку. До его слуха донесся низкий жалобный стон, заглушаемый храпом свободных от вахты спящих матросов. Здесь, в тесном пространстве кубрика скрип переборок был громче и страшнее. Старший помощник наклонился и, нахмурившись, вгляделся в белое лицо неопределенного возраста. Насио смотрел прямо на него. Звякнул жестяной таз, когда его случайно задел ногой стюард, и старший помощник почувствовал резкий запах блевотины.

— Я слышал, ты заболел.

Насио облизал губы и заговорил хриплым шопотом:

— Сам не знаю, что такое. Пять минут назад все было хорошо, я мыл посуду — и вдруг… — Его бледное лицо исказилось от нового приступа боли.

Все раздражение Мигеля вмиг улетучилось. Этот парень и впрямь болен, и дело тут не в чрезмерном потреблении вина и не в морской болезни. Для Мигеля, как хорошего старшего помощника, готовящегося когда-нибудь стать хорошим капитаном, благополучие команды составляло предмет его забот. Он участливо наклонился над стюардом.

— Сильно болит?

Стюард попытался привстать на локте и тут же резко отвел лицо в сторону, чтобы волна рвоты не испачкала мундир старшего помощника. Он свесился с койки, яростно закашлялся и бессильно откинулся на подушку.

— Вот тут, в боку… — Он приложил руку к правой стороне живота поверх простыни. Под простыней его левая рука сжимала украденный им из амбулаторной аптечки пузырек ипекакуаны[1].

 — Ох, как болит…

Старший помощник выпрямился, озабоченно глядя на бледное лицо.

— Все будет хорошо. Не волнуйся. Мы позаботимся о тебе. Я сейчас вернусь.

Он в задумчивости поднялся по трапу, остановился на верхней ступеньке, чтобы удержать равновесие, когда судно сильно качнуло на высокой волне, и двинулся по сотрясающемуся и скрипящему на все лады судна. Плохо дело. Очень плохо. Судовой амбулаторный пункт едва ли пригоден для того, чтобы класть гипс на сломанные руки или лечить расстройство желудка после долгой увольнительной на берег, а ему было известно, что среди пассажиров врача не было, во всяком случае, судя по документам, ни у кого из них не было врачебного диплома. А с аппендицитом шутки плохи.

Капитан Жувеналь наблюдал, как старший помощник поднимается по трапу на мостик, и по его встревоженному выражению лица понял, что произошло нечто серьезное.

— Что случилось?

— Стюард заболел. — Старший помощник вцепился в поручни. — По-моему, у него приступ аппендицита. Острый.

— Уверен? — нахмурился капитан Жувеналь.

— Да, сомневаться не приходится. Налицо все симптомы: боль в правом боку и его непрерывно рвет… — Мигель мысленно отругал себя за то, что не проверил у стюарда температуру. — Он очень плох.

Капитан Жувеналь устремил взгляд на черное небо: над океаном грозовые тучи нависли, а вдалеке их распарывали острые клинки молний. Большая рука капитана, с трудом удерживавшего равновесие, прилипла к поручню. Он отогнал первую пришедшую ему в голову мысль.

— Все это очень плохо. Мы не можем швартоваться в Рио. Сводки о шторме очень неутешительные. — Он задумчиво потер бороду тыльной стороной ладони. Если у парня воспалился аппендикс и вот-вот лопнет… — Он замолчал.

— Так что будем делать?

Капитан вздохнул.

— У нас только один вариант. Надо сообщить их береговой охране — или по-ихнему отряду спасения на море. Может быть, они окажут помощь. — Он поразмыслил ещё немного, сплюнул в океан и, подойдя к радиорубке, резко постучал в дверь. Из-за двери тотчас появилась голова.

— Пошли радиограмму. На ближайшую станцию отряда спасения на море позывные найдешь в журнале. Сообщи им, что у нас на борту тяжело больной и мы не можем зайти в порт Рио. Дай им наши координаты и курс и скажи…

Его прервал старший помощник.

— При такой качке будет очень трудно перенести тело с одного борта на другой.

— Это их проблемы! Они сами разберутся. — Капитан повернулся к радисту. — Сообщи им, что мы делаем восьмь-десять узлов и что у нас сильная бортовая качка, а высота волн… — он быстро прикинул в уме, …составляет от пяти до восьми метров. И пусть поторопятся. Шторм усиливается. Хотя им это и без нас известно.

— Может, они смогут послать врача, — предположил радист.

Капитан решительно помотал головой.

— Когда "Санта Эужению" так болтает? Это слишком рискованно. Нет. Скажи им, что больного надо снять с судна. И поскорее. — Он помолчал и вдруг взорвался, излив на бедного радиста свою бесссильную ярость. — Ну? Чего ты ждешь?

А радист, который только и ждал, когда капитан закончит давать указания, по-черепашьи втянул голову в плечи и закрыл за собой дверь рубки. Капитан повернулся к старшему помощнику.

— Спустись в кубрик и скажи стюарду, что с ним будет все в порядке. Скажи, что мы организуем ему врачебную помощь. — Голос капитана посуровел. — А ты потом займись-ка грузом. Понял?

— Так точно, сеньор! — крикнул старший помощник и побежал вниз по трапу.

Команда и пассажиры "Санта Эужении" облепили борт. Их дождевики и брезентовые бушлаты служили слабой защитой от пронизывающего ветра и начавшегося ливня, но они были слишком поглощены лицезрением разыгравшейся на борту драмы, чтобы думать о собственном спасении от непогоды. У них над головами на фоне черного неба, точно доисторический летающий ящер, завис вертолет, из брюха которого свисал длинный трос. Стальной трос болтался в воздухе и бил по палубным надстройкам судна, угрожая обвиться вокруг подъемного крана.

Трижды воздушное судно сносило в сторону, и ему приходилось наперекор буре возвращаться на прежнюю позицию над раскачивающейся палубой, которая то и дело ускользала из-под фюзеляжа. Насио, накрепко привязанный к носилкам, лежал под раскачивающимся стальным канатом и, закусив губу, проклинал себя — в который уж раз, — что поддался на соблазн и влип в такую историю. Трусость, конечно, не была его врожденным пороком, но мысль о том, что он покинул относительно безопасный кубрик и сейчас взмоет в расколотое бурей небо, доставляла ему мало радости. Он конвульсивно сглатывал слюну, борясь с тошнотой, которую вызвала вовсе не ипекакуна и, зажмурившись, истово молился.