Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 61

• Предыдущая
• 61/73
• Следующая

— Ну же, Пестрый! Пошевеливайся!

Что-то в голосе погонщика поразило мисс Темпль. Она подняла глаза и узнала Оливера Эдвардса в грубой одежде погонщика. Глаза их встретились, и, несмотря на темноту, он тоже узнал ее.

— Мисс Темпль!

— Мистер Эдвардс! — вырвалось у них почти одновременно, хотя какое-то чувство, общее обоим, заставило их произнести эти слова вполголоса.

— Возможно ли это? — продолжал Эдвардс после минутного недоумения. — Вас ли я вижу так близко от тюрьмы! Но вы идете к пастору. Прошу прощения, мисс Грант! Я было не узнал вас в темноте.

Луиза вздохнула, но так тихо, что этот вздох расслышала только Елизавета, ответившая:

— Мы не только поблизости от тюрьмы, мистер Эдвардс, но и идем туда. Мы хотим показать Кожаному Чулку, что не забыли его услуги и, считая своей обязанностью быть справедливыми, остаемся в то же время благодарными. Я полагаю, что вы идете с той же целью. Но позвольте нам опередить вас на десять минут. Покойной ночи, сэр, я… я… мне очень жаль, мистер Эдвардс, что вам приходится заниматься такой работой. Я уверена, что мой отец охотно…

— Я буду ждать сколько вам угодно, сударыня! Могу ли просить вас не упоминать о моем присутствии здесь?

— Конечно, — сказала Елизавета, отвечая на его поклон легким движением головы и увлекая за собой замешкавшуюся Луизу.

Когда они вошли в сторожку смотрителя, мисс Грант улучила минутку, чтобы шепнуть ей на ухо:

— Не лучше ли было предложить часть ваших денег Оливеру? Половина их достаточна для уплаты штрафа Бумпо, а он не привык к нужде! Я уверена, что мой отец не откажется уделить часть своих скудных средств, чтобы доставить ему достойное его положение.

Невольная улыбка мелькнула на лице Елизаветы, но она не успела ничего ответить, так как появление тюремщика отвлекло внимание обеих.

Услуга, оказанная Кожаным Чулком девушкам, была уже известна всем, и тюремщик не удивился их появлению. К тому же приказ судьи Темпля устранял сам по себе всякие возражения, и тюремщик без разговоров повел девушек в комнату арестантов. Когда он всунул ключ в замок, послышался грубый голос Бенджамена:

— Эй, кто там?

— Гости, которым вы обрадуетесь, — отвечал смотритель. — Что такое вы сделали с замком? Ключ не поворачивается.

— Легче, легче, хозяин! — отозвался дворецкий. — Я только что заклепал его гвоздем, изволите видеть, чтобы мистер Дулитль не вздумал явиться сюда и затеять новую драку, а то меня и за первую собираются обложить штрафом. Коли так, прощай мои доллары! Положите ваш корабль в дрейф и подождите немного, я очищу проход.

Послышались удары молотка, и вскоре ключ повернулся.

Бенджамен, очевидно, предвидел, что его деньги будут отобраны на штрафы, так как в течение дня не раз посылал к «Храброму Драгуну» за своим любимым напитком. Немало понадобилось жидкости, чтобы заставить этого старого морского волка утратить равновесие, так как, по его собственному выражению, он был «такой хорошей оснастки, что мог неста паруса во всякую погоду». Теперь он дошел уже до такого состояния, которое выразительно называл «мутным».

Узнав гостей, он поспешил к своей койке и, несмотря на присутствие своей молодой госпожи, уселся с видом трезвого человека, упираясь спиной в стену.

— Если вы будете портить мои замки, мистер Помпа, — сказал тюремщик, — то я заклепаю ваши ноги, как вы выражаетесь, и пришвартую их к кровати.

— Это с какой стати, хозяин? — проворчал Бенджамен. — Я уже был сегодня пришвартован за ноги и больше не хочу. Почему это я не могу делать того, что вы делаете? Не запирайте дверь снаружи, и я не буду запирать ее внутри.

— Я должен запереть тюрьму на ночь в девять часов, — сказал смотритель девушкам, — а теперь без восьми минут девять.

С этими словами он поставил свечу на стол и удалился.

— Кожаный Чулок, — сказала Елизавета, когда ключ в замке снова повернулся. — Мой добрый друг, Кожаный Чулок! Я пришла выразить вам свою благодарность. Если бы вы подчинились обыску, то штраф за оленя был бы уплачен и все устроилось бы к лучшему…

— Подчиняться обыску! — перебил Натти, поднимая голову, но не выходя из угла, где он сидел. — Неужели вы думаете, девушка, что я впустил бы в хижину такую тварь? Нет, нет, даже для вас я не открыл бы свою дверь. Но пусть их теперь производят обыск в золе и головешках. Ручаюсь, что ничего другого там не найдут.

Старик снова опустил лицо на руки и, по-видимому, погрузился в печальные мысли.

— Хижину можно выстроить заново и лучше прежней, — возразила мисс Темпль. — Я возьму это на себя, когда ваше заключение кончится.

— Можете ли вы воскресить мертвого, дитя? — сказал Натти печальным тоном. — Может ли человек, попав на то место, где он похоронил отца, мать и детей, собрать их прах и сделать из него тех самых людей, какими они были? Вы не знаете, что значит прожить более сорока лет под одной кровлей и видеть вокруг себя одни и те же вещи. Вы еще молоды, дитя! Была у меня насчет вас одна надежда, которая, думалось мне, может сбыться. Но теперь все кончено, дела так повернулись, что ему об этом и думать нечего.

Мисс Темпль, по-видимому, поняла значение слов старика лучше, чем остальные слушатели, так как, в то время как Луиза глядела на него, сочувствуя его горю, она отвернула лицо, чтобы скрыть свое смущение. Но это длилось всего мгновение.

— А я говорю вам, мой старый защитник, — продолжала она, — что можно выстроить новую и лучшую хижину. Ваше заключение скоро кончится, и прежде, чем оно кончится, я приготовлю для вас дом, в котором вы можете провести остаток вашей жизни в покое и довольстве.

— В покое и довольстве! Дом! — медленно повторил Натти. — У вас добрые намерения, и я жалею, что не могу ими воспользоваться. Я сидел в колодках на посмеяние людям…

— Черт бы побрал ваши колодки! — воскликнул Бенджамен, размахивая бутылкой, из которой он только что сделал несколько торопливых глотков, презрительно жестикулируя другой рукой. — Нашел о чем говорить! Вот нога, которая провела в них целый час! Что ж, стала она хуже от этого? Скажите мне, хуже она стала, а?

— Вы, кажется, забываете о нашем присутствии, мистер Помпа? — сказала Елизавета.

— Забыть вас, мисс Елизавета! — возразил дворецкий. — Ну, нет, будь я проклят!

— Довольно, — сказала Елизавета.

— Есть, есть, мисс! — отвечал дворецкий. — Но вы не приказали мне не пить.

— Не будем говорить о других, — продолжала мисс Темпль, снова обращаясь к охотнику. — Речь идет о вашей участи, Натти! Я позабочусь о том, чтобы вы могли провести остаток вашей жизни в покое и довольстве.

— В покое и довольстве! — снова повторил Кожаный Чулок. — Какой может быть покой для старика, которому придется брести мили по открытым полям, прежде чем он найдет тень, чтобы укрыться от солнца? Какое довольство может быть для охотника, когда, проходив целый день, он не встретит оленя и, может быть, не увидит дичи крупнее выдры или случайной лисицы? Ах, трудненько мне будет добыть бобровых шкур для уплаты этого штрафа. Придется идти за ними на пенсильванскую линию, миль за сто отсюда, потому что здесь уж не найдешь этих зверей. Ваши расчистки и улучшения выгнали их из этой страны. Вместо бобровых плотин вы задерживаете течение рек вашими мельничными плотинами. Бенни, если вы будете так часто прикладываться к бутылке, то не сдвинетесь с места, когда придет время.

— Послушайте, мистер Бумпо, — сказал дворецкий, — не бойтесь за Бена. Когда позовут на вахту, поставьте меня на ноги, дайте мне направление, и я пойду под всеми парусами не хуже любого из вас.

— Время уже пришло, — сказал охотник, прислушиваясь, — я слышу, как волы трутся рогами о стену тюрьмы.

— Ну, что ж! Отдавай команду, приятель, и отчаливай!

— Вы не выдадите нас, девушка? — сказал Кожаный Чулок, простодушно глядя на Елизавету. — Вы не выдадите старика, который стосковался по вольному воздуху? Я не замышляю ничего худого. Закон требует от меня сотню долларов, и я буду охотиться целый год, но заплачу их до последнего цента, а этот добрый человек поможет мне.

• Предыдущая
• 61/73
• Следующая