Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 32

• Предыдущая
• 32/73
• Следующая

— Как узнает доктор, у кого есть лихорадка, у кого нет? — перебил Ричард. — Он осматривает кожу и щупает пульс.

— Конечно, — подтвердил Билли, — сквайр правильно рассуждает. Я осматриваю дерево и узнаю, здорово ли оно. Но когда сока наберется достаточно, я наполняю котлы и развожу под ними огонь. Сначала я кипячу быстро, но когда сок превратится в патоку, как в этом котле, огонь нужно уменьшить, иначе вы подожжете сахар, а подожженный сахар плохого вкуса, он никогда не бывает сладким. Затем вы переливаете его из одного котла в другой, пока он не сгустится так, что начнет тянуться в нитку, — тут нужен глаз да глаз. Когда он начнет давать зерно, иные осветляют его, подбавляя в форму глины, но это не всегда делается. Так как же, мосье, покупаете?

— Я дам вам, мистер Билли, десять су за фунт.

— Нет, я продаю на наличные, я никогда не меняю мой сахар. Впрочем, для вас, мосье, — прибавил Билли с ласковой улыбкой, — я готов сделать уступку. Я согласен взять галлон рома и полотна на две рубашки, если вы берете и патоку. Патока очень хороша. Я не стану обманывать ни вас, ни других. Лучшей патоки еще не получалось из клена.

— Мосье Лекуа дает вам десять пенсов, — сказал Эдвардс.

— Да, — подтвердил француз, — десять пенни. Благодарю вас, мосье, я всегда забываю английский язык.

Кэрби взглянул на них с некоторым неудовольствием, очевидно подозревая, что они потешаются над ним. Он схватил огромную ложку, торчавшую из котла, и принялся старательно размешивать кипящую жидкость. Затем выхватил полную ложку и, отлив часть жидкости в котел, помахал ею в воздухе, как-будто желая охладить остаток, и, протягивая ложку французу, сказал:

— Попробуйте, мосье, и вы сами скажете, что эта цена дешева. Патока — и та стоит дороже.

Учтивый француз нерешительно приблизил губы к ложке, но, ощутив, что ее края уже остыли, сделал изрядный глоток. Он схватился руками за грудь и устремил отчаянный взор на Елизавету, а затем, как рассказывал позднее Билли, «задрыгал ногами, точно барабанными палками, и принялся ругаться и плеваться по-французски так, что хоть уши заткни. Пусть в другой раз знает, как шутить шутки с дровосеком».

Невинный вид, с которым Кэрби продолжал свое занятие, мог бы обмануть зрителей, если бы простодушие, написанное на его лице, не было разыграно чересчур хорошо, чтобы быть естественным. Присутствие духа и сознание приличий скоро вернулись к мосье Лекуа. Он извинился перед дамами за свою несдержанность и, усевшись на лошадь, отъехал в сторону, где и оставался все остальное время. Шутка Кэрби положила конец всяким дальнейшим коммерческим переговорам. Мармадюк ходил по роще, осматривал деревья и возмущался небрежностью, с какой велось производство сахара.

— Досадно видеть хищничество здешних поселенцев, — сказал он. — Они губят добро без всякого сожаления. Вас тоже можно упрекнуть в этом, Кэрби! Вы наносите смертельные раны деревьям, хотя было бы довольно самого легкого надреза. Я серьезно прошу вас помнить о том, что понадобились столетия, чтобы вырастить эти деревья, и если мы их погубим, то уже не восстановим.

— Это меня не касается, судья, — возразил Кэрби. — Мне кажется, впрочем, что чего-чего, а деревьев в этих горах хоть отбавляй. Я своими руками вырубил полтысячи акров в штатах Вермонт и Йорк, а надеюсь вырубить и всю тысячу, если только буду жив. Рубка — мое настоящее занятие, и я бы другого не хотел, но Джаред Рэнсом говорит, что, по его соображениям, на сахар будет большой спрос в нынешнем году, потому что в поселке прибавилось много новых жителей. Вот я и взялся за это дело.

— Да, пока в Старом Свете свирепствуют войны, — отвечал Мармадюк, — в Америке не будет недостатка в поселенцах, а стало быть, и цены будут хорошие.

— И выходит, что нет худа без добра, судья! Но я не понимаю, почему вы так заботитесь об этих деревьях, словно о родных детях. Лес только тогда и хорош, когда его можно рубить. Я слыхал от поселенцев из старых стран, что тамошние богатые люди берегут большие дубы и вязы, каждый из которых дал бы боченок поташа, и оставляют их вокруг своих домов и ферм для красоты. По-моему, никакой красоты нет в стране, которая заросла деревьями. Пни другое дело, потому что они не преграждают дороги солнечным лучам.

— Мнения на этот счет расходятся, — сказал Мармадюк, — но я желал бы сберечь здешние леса не ради их красоты, а ради их пользы. Мы истребляем деревья, как будто они могут вырастать снова в один год. Впрочем, закон скоро примет под свою охрану не только леса, но и дичь, которая в них водится.

С этим замечанием Мармадюк сел на лошадь, и кавалькада тронулась дальше. Билли Кэрби остался в лесу продолжать свое занятие. Елизавета повернула голову, когда всадники достигли места, где начинался спуск с горы, и ей показалось, что огни, мерцавшие под огромными котлами, шалаш, покрытый древесной корой, гигантская фигура, усердно размешивавшая сироп, переходя от одного котла к другому, все это на фоне мощных деревьев с их зарубками и желобами напоминает картину первобытной жизни человечества. Эти иллюзии разрушил мощный голос Кэрби, затянувшего другую песню, такую же нелепую, как первая.

Последний срублен мною пень,

И на быков кричу весь день.

Работать дружно нам не лень,

Мы ладим пашню стойко…

Где хочешь землю, там бери,

На склоне дуб любой вали,

Сосновый бор с плеча руби.

Была б работы только…

Пути сообщения в Отсего, за исключением больших дорог, были в те времена не лучше лесных тропинок. Огромные деревья подступали к самым колеям и не пропускали солнечных лучей, а медленность испарений и толстый слой растительных остатков, покрывавший всю почву, делали ее довольно зыбкой. Бугры и овраги, огромные корни выдававшиеся над землей, частые пни не только затрудняли проезд, но даже делали его небезопасным. Эти многочисленные препятствия, которые испугали бы непривычного человека, не смущали, однако, местных жителей, спокойно предоставлявших лошадям пробираться по неровному пути. Во многих местах только отметки на деревьях да иногда пень сосны, срубленной у самых корней, разбегавшихся на семь метров во все стороны, указывали дорогу.

По такой дороге шериф вел своих друзей, когда они спустились по тропинке из кленовой рощи и проехали по мосту, перекинутому через небольшой поток. Бревна моста местами разъехались, образуя зияющие пустоты. Лошадь Ричарда, опустив морду, осторожно пробралась по мосту, но кровная кобыла мисс Темпль пренебрегала такими предосторожностями. Она сделала два-три шага и, дойдя до самого широкого провала, перескочила через него с легкостью белки, повинуясь уздечке и хлысту своей всадницы.

— Тише, тише, дитя мое! — крикнул Мармадюк, следовавший за ней так же осторожно, как Ричард. — В нашей местности не приходится гарцевать. По этим дорогам нужно ездить с осторожностью. Ты можешь показывать свое искусство в верховой езде на равнинах Нью-Джерси, но среди холмов Отсего от него приходится отказаться на время.

— В таком случае мне незачем садиться на лошадь, дорогой папа, — возразила дочь. — Если я буду дожидаться, пока в этой дикой стране заведутся хорошие дороги, то успею состариться, и все равно должна буду отказаться от верховой езды.

— Не говори этого, дитя мое, — возразил отец, — а подумай о том, что если ты будешь рисковать, как при переезде через мост, то едва ли доживешь до старости, и твоему отцу придется оплакивать свою Елизавету. Если бы ты видела, как я, эту местность в девственном состоянии и следила бы за быстрыми изменениями, которые она пережила с тех пор, как в ней появились люди, ты бы не была так нетерпелива.

— Мне помнится, вы рассказывали о своей первой поездке в эти леса, но этот рассказ побледнел и сменился с другими воспоминаниями детства. Кажется, эта страна была в то время еще более угрюмой и дикой, чем сейчас. Расскажите, дорогой папа, как вы решились на это путешествие и что испытали при этом?

• Предыдущая
• 32/73
• Следующая