Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 29

• Предыдущая
• 29/73
• Следующая

— Удивляюсь, Бенджамен, что вы не умерли от водянки! — сказал Мармадюк.

— Так бы, пожалуй, и было, — отвечал Бенджамен, осклабившись, — да у меня лекарство оказалось под рукой. Я сообразил, что грог-то, в который плеснула волна, вряд ли придется по вкусу командиру, а вторая волна испортит его и для меня, — и осушил кружку, не сходя с места. А тут закричали: «к помпам», и мы принялись выкачивать…

— Хорошо, Бенджамен, но погода? — перебил Мармадюк. — Вы начали о погоде.

— А насчет погоды… ветер был южный весь день, и сейчас затихло, не шелохнет, точно из мехов вышел весь воздух. Но к северу, над горами, я заметил полоску не шире вашей ладони, а над ней собираются тучи, и звезды блещут так ярко, точно сигнальные огни, а это значит, если я что-нибудь смыслю в погоде, что нужно хорошенько топить печи, а не то, будьте уверены, бутылки с портером и вином в буфете полопаются к утру от мороза.

— Ты заботливый сторож, — сказал судья. — Ну, делай, как знаешь. Можешь не жалеть моих лесов, по крайней мере, на этот вечер.

Бенджамен растопил печи. Не прошло и двух часов, как его предусмотрительность оказалась как раз ко времени. Южный ветер упал и сменился затишьем, которое обыкновенно служит предвестником резкой перемены погоды. Задолго до того, как семья разошлась на ночь, наступил сильный мороз, и когда мосье Лекуа отправился восвояси, при свете луны, он принужден был попросить одеяло в дополнение к многочисленным облачениям, которыми он предусмотрительно запасся. Пастор с дочерью остались ночевать в усадьбе, и так как бессонная ночь накануне утомила джентльменов, то они рано разошлись, и задолго до полуночи в усадьбе все стихло.

Елизавета и ее подруга еще не успели заснуть, когда северо-западный ветер завыл на дворе. Прислушавшись сквозь дремоту к гулу ветра, Елизавета услышала какой-то продолжительный жалобный вой, слишком странный для собаки, хотя и напоминавший голос этого верного животного, когда ночная темнота возбуждает его бдительность. Луиза Грант инстинктивно прижалась к своей подруге, которая, видя, что она еще не спит, сказала вполголоса, точно опасаясь нарушить очарование ночи:

— Этот отдаленный вой хотя и очень жалобен, но, по-моему, красив. Это, верно, собаки в хижине Кожаного Чулка.

— Это волки спустились с гор к озеру, — прошептала Луиза. — И только огни мешают им забраться в деревню. С тех пор, как мы здесь, голод однажды пригнал их к самым дверям нашего дома. Ах, какую ужасную ночь я провела! Но судья Темпль достаточно богат, чтобы устроить себе безопасное жилище.

— Судья Темпль укротил даже лесных зверей! — воскликнула Елизавета, приподнимаясь на постели. — Как быстро распространяется цивилизация! — прибавила она и снова прислушалась к отдаленному вою. Заметив, однако, что ее робкой подруге неприятны эти тоскливые звуки, Елизавета снова улеглась и вскоре забыла о переменах в местности и в ее собственной судьбе, погрузившись в глубокий сон.

На следующее утро возня служанки, явившейся в спальню, чтобы затопить печь, разбудила девушек. Они встали и стали быстро одеваться при утреннем холоде, проникшем в комнату, несмотря на все предосторожности. Одевшись, Елизавета подошла, к окну, отдернула занавес и открыла ставню, желая взглянуть на деревню и озеро. Но плотный слой инея, насевшего на стекло, не позволял рассмотреть что-нибудь. Она отворила окно и залюбовалась пейзажем.

Белоснежный покров озера сменился гладким темным льдом, отражавшим, как зеркало, лучи восходящего солнца. Дома блестели, как полированная сталь, а огромные ледяные сосульки, свешивавшиеся с крыш, сверкали и искрились всеми цветами радуги. Но больше всего очаровала Елизавету картина бесконечных лесов, одевавших холмы, громоздившиеся один над другим. Огромные сучья сосен гнулись под тяжестью льда, а их верхушки выдавались над волнистыми вершинами дубов, вязов и кленов, точно серебряные колокольни над куполами из того же металла.

Вдоль западной окраины неба тянулась яркая светлая полоса. Все: деревня, горы, озеро, леса — блестело и сияло, отражая лучи всевозможных оттенков соответственно своей естественной окраске и местоположению.

— Взгляните! — воскликнула Елизавета. — Взгляните, Луиза! Какая перемена!

Луиза подошла к окну и сказала вполголоса, словно опасаясь, что ее услышит кто-нибудь посторонний:

— Действительно, перемена удивительная! Не понимаю, как мог он так скоро преобразиться.

Елизавета взглянула на нее, удивленная этим ответом, и заметила, что голубые глаза мисс Грант, вместо того, чтобы любоваться пейзажем, смотрели на хорошо одетого молодого человека, который стоял у дверей дома, беседуя с ее отцом. Вглядевшись, она узнала молодого охотника в простом, но приличном костюме.

— В этой волшебной стране чудеса на каждом шагу, — сказала Елизавета, — и среди всех перемен эта, конечно, одна из самых замечательных. Актер достоин сцены.

Мисс Грант покраснела.

— Я простая деревенская девушка, мисс Темпль, — сказала она, — и боюсь, что вы найдете меня слишком простоватой. Я, кажется, не так поняла вас. Но, право, я думала, что вы хотите обратить мое внимание на перемену в мистере Эдвардсе. Разве она не удивительна? Говорят, он наполовину индеец…

— Он довольно благообразный дикарь. Но пойдемте вниз и напоим «сахема»[27] чаем.

Девушки сошли в залу, где встретились с судьею Темплем, который отвел дочь в сторону, чтобы сообщить ей о перемене во внешности их нового жильца.

— Он, кажется, не любит вспоминать о своем прошлом, — продолжал Мармадюк, — но из его слов я понял, — да оно видно и из его манер, — что он знавал лучшие дни. И, право, я склоняюсь к мнению Ричарда насчет его происхождения. Часто случается, что белые дают хорошее воспитание своим детям от индианки и…

— Хорошо, дорогой папа, — перебила его дочь, улыбаясь и опуская глаза, — пожалуй, об этом довольно, но так как я не понимаю ни слова на языке могавков, то ему придется довольствоваться английским. Что касается его поведения, то вы, конечно, будете наблюдать за ним.

— Да; но, Бесс, — сказал судья, удерживая ее за руку, — не нужно говорить с ним о его прошлой жизни. Он просил меня об этом, как об одолжении. Может быть, он все еще сердится за раненое плечо, но рана, кажется, очень легкая, и когда она заживет, он станет разговорчивее.

— Я вовсе не томлюсь жаждой узнать его прошлое. Я буду считать его сыном Маисового Стебля или Маисового Плантатора или другого великого вождя, пожалуй, хоть самого Большого Змея, и относиться к нему соответственно этому, пока он не оправится настолько, что обреет свою красивую голову, подвесит полдюжины моих сережек, вскинет на плечо свое ружье и исчезнет так же внезапно, как появился. Идемте же, дорогой папа, и не будем забывать обязанностей гостеприимства на то короткое время, пока он остается с нами.

Судья Темпль улыбнулся едкой шутке своей дочери и, взяв ее под руку, пошел с ней в гостиную, где они нашли молодого охотника, сидевшего с таким видом, который показывал решение устроиться в доме с наименьшими церемониями.

Майор Гартман пробыл положенное время и простился с семьею на следующие три месяца. Грант большую часть своего времени проводил в разъездах по отдаленным местностям графства, и его дочь постепенно сделалась постоянной гостьей в усадьбе. Ричард, со свойственным ему рвением, вступил в исполнение своих новых обязанностей, а Мармадюк был постоянно занят отводом участков земли для новых поселенцев.

В этих заботах зима быстро прошла.

Озеро было главным местом развлечений для молодых людей. Девушки катались по нему в санях в одну лошадь, которой обычно правил Ричард. Иногда их сопровождал Эдвардс на коньках. Так проводили они целые часы, наслаждаясь чистым лесным воздухом.

Сдержанность молодого человека понемногу исчезала, но все же внимательный наблюдатель мог бы заметить, что на него нередко находят минуты какого-то озлобления.

• Предыдущая
• 29/73
• Следующая