Беглец (СИ) - Харп Виктор - Страница 31

Наблюдая краем глаза за боем и прыгающим по двору жрецом, я осторожно осмотрелся: где-то еще прятался его четвертый раб и, может быть, еще Шойна, если мой друг ее не обезглавил.

Иерарх Авьел, отбежав от мечущегося стального смерча к самой конюшне, прорычал, выметнув руку:

— Ксантис, убей его!

— Не могу, господин, — донесся сквозь лязг и скрежет глухой крик. — Они слишком плотно сцепились.

Ага, вот он где — за углом дома и тоже прикрыт щитом.

— Луана, отступай! — снова крикнул жрец.

Девушка отпрыгнула, перекувырнувшись, и побежала к воротам. Выступивший из-за угла Ксантис взмахнул вытянутой к Ринхорту рукой, и тут же застонал, рухнув на колени — в его плечо, пролетев над краем щита, вонзился клинок. Но и Ринхорт вдруг провалился — под его ногами гулко треснула и разошлась земля.

Луана вздохнула, обрушив в трещину стальной поток, заполнивший ее до краев, и повернулась к жрецу, ищущим взглядом обшаривая строение за его спиной. Меч в моей руке шевельнулся. "Мать моя, давшая жизнь, и великая мать, давшая душу! Что же делать?" — взмолился я, сжав изо всех сил выдавшее меня оружие, которое в любой момент могло вырваться и вонзиться мне в брюхо. В конюшне кто-то тоненько вскрикнул, послышался шум падения. Я и забыл, что там прячется Щепка. Наверняка у девчонки нервы не выдержали.

Авьел приказал:

— Ищите принца! Он должен быть здесь.

В ворота неспешно вошел гнедой жеребец Ллуфа, тащившего за узду белого жеребца. Конь, доставшийся мне от жреца Врона, едва переставлял копыта. Его хребет прогибался под тяжестью ноши — каменной фигуры конюха с перекошенным от страха, навеки застывшим белым лицом с открытым ртом и выпученными глазами. В руке статуи болталась цепь с жреческим диском.

Иерарх оглянулся на Ллуфа. Луана побежала к входу в конюшню, а там — беззащитная девчонка. Горло сдавил спазм. Если вот эти дарэйли-убийцы, прикосновением превращающие живую плоть в камень или железо, считаются ангелами-хранителями, то кто тогда демоны?

"Что стоишь, идиот?" — спохватился я. Подыхать, так с мечом, а не грудой обращенного железа. Боги, как не хотелось умирать! В груди опять полыхал знакомый огненный комок отчаянья, ненависти и гнева, а глаза страшно жгло. Был только один достойный способ избавиться от этой боли и всего остального разом.

— Оглянись, жрец! — позвал я, выпрыгнув из-за угла.

Авьел повернулся и тут же отпрянул с перекошенным лицом. Вскрикнул:

— Убейте его!

Меч в моей руке дернулся вперед, я едва его удержал. Горло жреца чудом уцелело. Неужели Ринхорт жив и как-то чувствует мой клинок? Но оружие тут же повело в сторону, выламывая из руки. Вцепившись в извивающийся, как взбешенная змея, меч, я прошипел:

— Защищайся сам, трус! Вызываю тебя на честный бой.

"Ага, жреца. На честный. Бой. Вот дурак!" — заныло что-то в самых пятках. Уж не душа ли?

Потное лицо Авьела побагровело, губы зашептали что-то беззвучное. Рука скользнула к поясу, нащупывая оружие, и вдруг повисла плетью.

— Кто… ты? — прохрипел он.

— Райтегор. Дай мне свой знак, Гончар, и я не буду убивать тебя.

Меч перестал вырываться. Я протянул к жрецу левую руку, краем глаза заметив, как остолбенело остановились поодаль дарэйли, даже Луана, успевшая подбежать ближе всех. Сейчас вышибет клинок одним взглядом, и… А почему это она с таким непонятным блеском в глазах смотрит на Авьела?

Жрец, дернувшись, замер как парализованный, словно его укусила невидимая Шойна. Его лицо вдруг посинело, выпученные глаза остекленели, колени подломились, и он упал. Мертвый.

Я ничего не понимал. Его никто и пальцем не коснулся! Да и острие лишь оцарапало шею — одна капля вытекла из ранки, не больше. Притворяется? Нащупав жилу на шее иерарха, я проверил: сердце не билось. Выпрямившись и сжав в ладони сорванный жреческий диск, я оглядел освещенный утренним солнцем безмолвный двор, расчерченный глубокой трещиной, поглотившей моего друга. Прости, Ринхорт, пленника взять не удалось.

Дарэйли иерарха, метнувшиеся было к поверженному хозяину, тоже замерли. Лицо Луаны почернело, Ксантис казался земляной грудой с торчавшей из нее рукоятью меча. Ллуф успел спрыгнуть с гнедого и шагнуть, но застыл равнодушной ко всему скульптурой. Шойны нигде не было видно, и это меня беспокоило.

Ржанье, полное смертной муки, вывело меня из оцепенения. Белый жеребец, отпущенный Ллуфом, согнул передние ноги и опрокинулся набок. Каменный конюх с треском разлетелся на куски.

Вздрогнув от гулкого звука, я поднял диск над головой.

— Dhara Einne el'lenear, vuar'ra Aardenner. Tier, Llueph. Tier, Luanna. Tier, Ksanntiss. Vuar'ra Aardenner.

Дарэйли дрогнули. Когда их первая растерянность прошла, Луана, кинув на меня благодарный взгляд, рванула к ожившей земляной груде.

— Ксантис!

Ллуф продолжил идти в мою сторону, как ни в чем не бывало.

— Где Ринхорт? — спросил беловолосый, протягивая ко мне руку, а прищуренные глаза дарэйли камня не предвещали ничего хорошего.

Я попятился и показал на трещину, рассекавшую двор.

— Там, под землей.

— Не трогай мальчишку, Ллуф! — яростно крикнула Луана.

Каменный дарэйли опустил руку, перед которой повис щит, вздохнул и улыбнулся — светло и приветливо, как полагается ангелам-хранителям:

— Под землей? Значит, выберется. Спасибо, что освободил нас, принц.

Начинается. Пробурчав привычную отговорку, что нечего приписывать мне несуществующее родство с императором, я потопал к трещине. Чем же ее раскапывать? Ринхорт говорил, что инициированные дарэйли могут долго обходиться без воздуха. И надо еще Шойну поискать.

Луана перехватила меня, показала на раскрытые ворота.

— Тут мы без тебя справимся, принц, а там остались еще трое наших. Их имена Бенх, Тион и Дейя. Схватились с двумя дарэйли сферы Существ. Поспеши, может быть, кто-то еще жив. Мы тебя догоним.

Пробормотав освобождающее заклинание без всякой надежды, что поможет, я схватил первую попавшуюся лошадь под уздцы.

— Скажи, вы не видели в доме девушку с прической из множества косичек, — спросил я Луану, вскакивая в седло. — Или… большую змею?

— Шойну? — догадалась дарэйли. — Нет, не видели.

"Значит, уползла", — подумал я со смешанным чувством облегчения и опасения.

Вылетев за ворота, я понял, почему никто из местных не прибежал на утренний грохот. Хлопали на ветру распахнутые двери домов и калитки в заборах. На дороге валялись вещи, брошенные при поспешном бегстве. Под копытами хрустнула плетеная корзинка. Надрывно мычали забытые в хлевах коровы, блеяли козы, но ни кошек, ни собак не видно — наверняка бежали следом за хозяевами.

С холма, на котором раскинулось селение, хорошо просматривалась местность, и последствия боя пятерых дарэйли, произошедшего поблизости от условного места, где должны были ждать Орлин и Граднир, я увидел издалека. И понял, что дравшиеся на постоялом дворе дарэйли, не сговариваясь, пощадили село, а могли бы разнести все на пару верст вокруг — таких примерно размеров было поле боя за холмом. Точнее, образовавшееся озеро, вокруг которого валялись вырванные с корнями деревья и громоздились насыпи земли и щепок. Если я не слышал звуков этой битвы, то только потому, что почти оглох, когда дрались дарэйли металла.

Впечатленный разрушениями, я понял: нам с Ринхортом повезло, что на постоялый двор Авьел привел четверых рабов из семи. И еще несказанно повезло, что мой друг сразу уничтожил самую опасную дарэйли огня. "Он рискнул до последнего мига оставаться беззащитным, чтобы его не почуяли, — размышлял я о прошедшем бое. — Опасная, но действенная тактика. Надо запомнить".

Луана зря беспокоилась: пятеро живых, но не очень здоровых дарэйли дружно скакали мне навстречу. Орлин придерживал поврежденную руку, Граднир щерился улыбкой, в которой не хватало пары клыков, и зажимал рану в окровавленном боку. Трое незнакомых рабов Авьела, уже бывших, тоже выглядели пожеванными и поклеванными, а девушка в изодранных латах бессильно полулежала в седле, заботливо придерживаемая с двух сторон недавними врагами.