Беглец (СИ) - Харп Виктор - Страница 21

Глаза иерарха опасно сузились, но он не успел ничего предпринять. Жреческий диск раскалился в моих руках, вспыхнул и разлетелся брызгами. Получилось!

Врон яростно вскрикнул, прыгнул ко мне. Но между нами мелькнула полосатая молния, и наземь повалилось окровавленное тело иерарха с развороченной грудной клеткой и выпадающими кишками. Зверюга, рыча, продолжала терзать своего бывшего хозяина, ошметки плоти летели во все стороны. В лесу раздались дикие крики боли, визг и вой. Из кустов выметнулись еще три чудовища и накинулись на останки Врона.

Я закрыл лицо ладонями, опускаясь на бревна. Меня тошнило от слабости и вообще.

— Хватит, — давясь спазмами, глухо прошептал я. — Остановитесь, вы же не людоеды. Прекратите.

Полное ненависти рычание стихло.

Подняв глаза, я обнаружил четверых перепачканных кровью и все же потрясающе красивых дарэйли — двух мужчин и двух женщин, стоявших передо мной, угрюмо отводя взгляды. Друг на друга они тоже старались не смотреть. Один из мужчин показался мне знакомым.

— Где остальные дарэйли вашего жреца? — спросил я, вспомнив, что активными были пять из девяти камней на жреческом знаке.

Мне ответила невысокая девушка в серебристо-черном обтягивающем одеянии, сидевшем на ней, как вторая кожа, и не скрывавшем ни единого изгиба стройной фигуры. Черные волосы, заплетенные в множество косичек, спускались до ягодиц. Было в ней что-то змеиное — в скользящих движениях, в непроницаемом пристальном взгляде черных глаз без зрачков.

— Четверых он давно утратил, пятая передана другому жрецу и осталась в войске князя Доранта Энеарелли.

— Что связывает князя с Гончарами?

Губы девушки скривились:

— То же, что связывает одного жреца Эйне с другими.

Это была очень плохая новость.

У судьбы страшные шутки. Когда-то я убил того, кого люди считали моим отцом — императора Ионта. Что бы ни вошло в меня в ту ночь, это неважно: мои руки держали тот нож. Когда-то я поклялся в Лабиринте, что ни один встретившийся мне на пути убийца со жреческим знаком на груди не останется безнаказанным за то, что они сотворили с нами, со мной, матерью и братом. И теперь оказывается, что я должен убить и деда, если встречу его. За то, что он — худшее из чудовищ, Гончар.

Вспомнив, что иерарх притащил с собой и людей, я спросил:

— Что с лучниками?

Она облизнула губы розовым раздвоенным язычком.

— Разбежались. Мы их не тронули, принц.

Что-то слабо верилось, но проверять ее слова не было времени.

— Давайте сразу договоримся: я не принц, не надо так меня называть.

— Но почему? — удивилась она.

Я вздохнул и отделался самым убойным с моей точки зрения аргументом:

— У меня от этого сильно портится настроение. Зовите меня Райтегор, а лучше — просто Райтэ.

— Как скажешь, Райтэ, — поклонились все четверо. Их благодарственные излияния я пресек, невежливо отмахнувшись. И без них тошно.

За поворотом тропы послышался топот бегущих ног и лязг железа. Ринхорт возвращался. Так и думал, что он околачивается где-нибудь поблизости.

Лицо одного из двоих мужчин — высоченного и мускулистого, со смуглой кожей, огненными волосами и рыжими глазами, прочерченными вертикальным зрачком — внезапно исказилось злой гримасой. Он подобрался, как перед прыжком, и я узнал его. Вот зверюга!

— Граднир! — окликнул я. — Там мой друг. Что ты имеешь против него?

Тигрище в человеческом облике оскалился:

— Он убил нашу подругу. И не по воле жреца, а по своей. Пусть ответит.

— Он защищал наши жизни.

— Вашим жизням ничего не угрожало! — огрызнулся дарэйли. — Нам приказали пленить вас, но не убивать.

— Только нас забыли предупредить! — зычно крикнул Ринхорт, выныривая из-за поворота в сопровождении внушительного железного эскорта. И зачем он его таскает? Бросил бы, что ли. Глянув на меня, рыцарь движением брови развеял тащившуюся за ним тучу и слегка поклонился в сторону рыжеглазого: — Ты хочешь драться, дарэйли? Я готов!

Я поднял руку с раскрытой ладонью.

— Стойте. Ринхорт убил, защищая меня. Мне и отвечать, — я повернулся к мстительной "киске". — На чем будем сражаться, Граднир?

— Я привык драться голыми руками, Райтэ, — дарэйли демонстративно напряг внушительные бицепсы. — Но с тобой я не буду сражаться. Ты освободил нас. И не твоя рука забрала жизнь, а его.

Вот хищный дуболом! Я начал потихоньку закипать:

— А тебе не кажется, мститель, что если бы твоей подруге удалось пленить меня, то вы до сих пор были бы рабами Врона? И остались бы ими до конца жизни.

Хищник в человеческом теле одарил меня мрачным взглядом.

— Ты мне нравишься, принц, который не принц, — криво усмехнулся он, обнажив длинноватый для человека клык. — Прими меня в свой прайд.

Я растерялся. Какой еще прайд? Покосился на Ринхорта, стоявшего с вроде бы окаменевшим лицом, но уголок его тонких губ еле заметно дергался.

Молчавший до сих пор мужчина в пестрых серо-коричневых одеждах, сосредоточенно о чем-то размышлявший, резко вскинул голову, и я узнал круглые янтарные глаза — это был Орлин, птичий дарэйли. Я понял, почему не узнал его сразу: лицо искажала неприкрытая враждебность. Его хриплый больше походил на гортанный клекот:

— Не торопись, Граднир, — Орлин положил тигру ладонь на плечо. — Пусть сначала Райтегор ответит, зачем он уничтожил Потерянных.

— Каких Потерянных? — вмешался Ринхорт, видя, что я онемел. — Мы видели только тех, что спали в хранилище в Гнилой Плеши.

— А мы через несколько часов после того, как вы там побывали, видели только их останки, плавающие в озере крови, — прошипела смуглянка с косичками, похожая на змею.

Когда она рассказала подробности и добавила выводы Верховного, мне резко расхотелось жить.

— Не было никакого приказа, — сказал я. — Да и кто я такой, чтобы приказывать им? Я попытался их освободить, но ничего не получилось. Ничего! Ни звука, ни движения — они оставались, как мертвые. И мы просто ушли.

— Клянусь своей сутью: так и было, — кивнул Ринхорт. Дарэйри переглянулись, а железный рыцарь мрачно свел брови: — Получается, они уже просто спали, самым обычным сном, а мы с тобой не поняли, Райтэ. Ты-то ладно, еще молод и неопытен, но я-то, дурак! Это моя вина, что так случилось.

Орлин, пристально глядя на меня, по-птичьи склонив голову на бок, заклекотал:

— Ты их освободил, но не разбудил. Их силы вырвались и столкнулись, они не успели ничего понять, иначе не допустили бы братоубийства.

— Никто знает, какие сущности там проснулись, — тигрище обвел нас желтыми глазами. — Среди них мог оказаться какой-нибудь дракон. И кто-то мог очнуться раньше других. Голодным и свободным. Короче, принц-не-принц, ты виновен. Стоять! — рыкнул он на дернувшегося Ринхорта. — Виновен в том, что не довел дело до конца.

Дарэйли переглянулись, но враждебность из глаз ушла. Не у всех.

— А те люди на тракте? — выдвинулась вперед светловолосая и зеленоглазая девушка, прятавшаяся за спиной Орлина. — Они не дарэйли, не жрецы. Зачем их убивать было?

— Какие люди, Линни? — начал выяснять Ринхорт. И нам рассказали подробности, не укладывавшиеся у меня в голове. О жуткой расправе на дороге. И возразить нечего: коней-то мы и впрямь сманили.

Дарэйли железа опять поклялся самой страшной клятвой, что не творил того зла, которое нам приписали Гончары. Я тоже поклялся, что мы тут ни при чем. И какая-то смутная мысль мелькнула, когда произносил формулу: "Да оставят меня сотворившие меня сила и дух, если я лгу вольно или невольно…". Какая-то злость накатила непонятная. Это что же получается — сейчас все, кому не лень, будут обвинять меня во всех злодеяниях, творившихся в Подлунье? Это во-первых. Во-вторых, кто-то шел по нашим следам и пытался подставить нас с Ринхортом. Кто, как не сами Гончары?!

Когда наши клятвы были приняты, Граднир повторил вопрос:

— Так что, принц-не-принц? Примешь в свиту?

— Зачем это вам? — уперся я. — Вы же свободны, вы можете теперь жить, как хотите и где хотите.