Яд бессмертия - Робертс Нора - Страница 30

• Предыдущая
• 30/71
• Следующая

– Да, сэр, оба – превосходные полицейские.

– Вот я и предлагаю: пусть не перетягивают канат, а сотрудничают. Лейтенант Даллас остается ведущим следователем по делу и в этом качестве будет посвящать лейтенанта Касто и его отдел во все свои находки. Годится вам такое решение или мне придется уподобиться царю Соломону и пригрозить, что дело будет разрублено на две части, как злосчастный младенец?

– Жду вашего рапорта, Даллас, – проворчал Уитни, выйдя от начальника. – И в следующий раз, пожалуйста, аккуратнее давайте Дикарю Дикки взятки.

– Слушаюсь, сэр.

Ева проводила взглядом Уитни и покосилась на Касто.

– Пришлось постараться, – усмехнулся он. – Наш капитан – тоже любитель бейсбола.

– Посмотрим, как он будет отбивать мои подачи! Я передам вам свой рапорт, Касто.

– Буду вам признателен. А я тем временем разнюхаю, что происходит на улицах. Пока что там не знают о новом составе. Но тропическое происхождение вещества позволяет взглянуть на проблему иначе. На таможне у меня есть знакомые, у которых передо мной должок…

Немного поколебавшись, Ева решила, что настало время сотрудничать по-настоящему.

– Начни с Гаити, – посоветовала она. – Пандора вернулась оттуда за два дня до гибели. Я, правда, еще не занималась ее маршрутом и не знаю, побывала ли она заодно и в других местах.

– Хорошо. Когда узнаешь, сообщи. – Касто улыбнулся и взял ее за руку. – У меня ощущение, что теперь, когда мы во всем разобрались, у нас получится чудо-команда. Кстати, нам обоим будет очень полезно добиться успеха в этом расследовании.

– Я, признаться, больше заинтересована в разоблачении убийцы, чем в служебном росте.

– Я тоже всецело за торжество правосудия! – Он широко улыбнулся, бесстыдно эксплуатируя ямочки в углах рта. – Но, поверь, если это приблизит меня к капитанскому жалованью, я не стану плакать. А ты?

– На твоем месте я бы, наверное, относилась к этому так же.

– Вот и славно. Если не возражаешь, я на днях загляну еще и поклянчу твоего кофе. – Он выразительно сжал ее руку. – Честное слово, Ева, я очень надеюсь, что ты докажешь невиновность своей подруги.

– Обязательно докажу. – Он уже зашагал прочь, но Ева, не выдержав, окликнула: – Касто!

– Да, золото мое?

– Что ты ему посулил?

– Дикарю? – Его улыбка соперничала шириной со штатом Оклахома. – Ящик чистого виски. Он схватил приманку так же жадно, как лягушка комара. – Касто для большей выразительности высунул язык и подмигнул. – Ребята из нашего отдела – непревзойденные мастера по части взяток.

– Буду иметь в виду. – Ева засунула руки в карманы и не удержалась от ухмылки, провожая Касто взглядом. – Стильный мужчина.

– И фигура – пальчики оближешь! – добавила Пибоди. – Это я так, к слову.

– Согласна с вами, Пибоди. Ладно, одно сражение мы выиграли. Теперь постараемся победить во всей кампании.

Ева так добросовестно трудилась над рапортом, что у нее от напряжения заболели глаза. Направив копии всем, кому следовало, она отпустила Пибоди и подумала, что имеет полное право отменить встречу с психиатром: надо же когда-нибудь и отдохнуть.

Тем не менее в назначенный час она сидела в приемной доктора Миры, вдыхая знакомые запахи травяного чая и приятных духов.

– Рада, что вам захотелось ко мне заглянуть. – Мира закинула ногу на ногу. Ева обратила внимание на ее шелковые чулки и новую прическу – короткую стрижку, сменившую пучок на затылке. Зато глаза остались прежними: синими и спокойными, всепонимающими. – Хорошо выглядите!

– Со мной все в порядке.

– Нелегко в это поверить, учитывая последние события в вашей жизни – как профессиональной, так и личной. Подозрение в убийстве, павшее на лучшую подругу, – серьезное испытание. Как вы с этим справляетесь?

– Просто делаю свое дело. То есть вывожу из-под удара Мэвис и пытаюсь выяснить, кто ее подставил.

– Вы не видите здесь противоречия?

– Нет. Я много думала об этом… – Ева провела ладонями по коленям: на приеме у Миры у нее всегда потели ладони. – Будь у меня малейшее, самое микроскопическое сомнение в невиновности Мэвис, проблема бы наверняка возникла. Но сомнений нет – и моя совесть спокойна.

– Рада за вас.

– Разумеется, мне будет в тысячу раз спокойнее, когда я завершу расследование и полностью сниму с нее подозрение. Но, признаться, договариваясь с вами о встрече, я волновалась гораздо больше, чем сейчас. Теперь я полностью контролирую и себя, и события.

– Это для вас очень важно?

– Конечно. Я не могу нормально работать, если штурвал находится не у меня.

– А в личной жизни?

– Ну, кто же сможет отнять штурвал у Рорка?

– Значит, в ваших отношениях верховодит он?

– Верховодил бы, если дать ему волю. – Ева усмехнулась. – Наверное, он сказал бы то же самое обо мне. Кажется, мы с ним только тем и занимаемся, что оспариваем друг у друга главенство. Но в конечном счете плывем в одном направлении. Он меня любит…

– Это вас удивляет?

– Признаться, да. Меня ведь никто никогда не любил. Я понимаю, для некоторых это просто слова, и им ничего не стоит их произнести. Но для Рорка это больше чем слова! Он видит то, что у меня внутри, это его не отпугивает…

– А должно бы отпугнуть?

– Не знаю. Самой себе я не всегда нравлюсь, а ему – всегда. Во всяком случае, он меня понимает. – Только сейчас Ева сообразила, что именно это ей и следовало обсудить с доктором Мирой – темные закоулки души. – Наверное, так происходит потому, что у нас обоих было очень тяжелое детство. В возрасте, когда лучше этого не знать, мы уже знали, какими жестокими бывают люди. Что власть, оказавшаяся в дурных руках, не просто портит – калечит. Рорк… До встречи с ним я просто не знала, что такое любовь. Я занималась сексом, но не чувствовала ничего, кроме физического удовлетворения. Мне никогда не была доступна настоящая… близость. Я правильно выбрала слово?

– Совершенно правильно. А почему то, что происходит между вами, вы назвали близостью?

– Потому что с ним можно только так! Ведь он… – Ева почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы, и поспешно их вытерла. – Он открыл внутри меня что-то такое, что сама я боялась открыть. Вернее, он каким-то образом завладел той частью моего естества, которую я считала отмершей. Мне всегда казалось, что я высохла душой в детстве, когда…

– Вам станет лучше, если вы найдете для этого слова, Ева.

– Когда меня насиловал родной отец! – Она вздохнула так, что чуть не лопнули легкие, и больше не пыталась сдерживать слезы. – Это было насилие, надругательство, боль… Он употреблял меня как последнюю шлюху, а я была еще слишком мала и слаба, чтобы этому воспротивиться. Он наваливался на меня, а если я пыталась увернуться – связывал. Избивал так, что у меня заплывали глаза, зажимал ладонью рот, чтобы я не могла кричать. Он насиловал меня так яростно, что я уже не знала, что хуже – само унижение или нестерпимая боль. Мне никто не мог помочь! Оставалось только в страхе ждать следующего раза…

– Вы понимаете, что себя вам не в чем винить? – тихо спросила Мира. Сейчас, когда нарыв прорвался, она старалась осторожно и тщательно выдавить весь гной. – Ни тогда, ни сейчас. Никогда.

Ева вытерла со щек слезы.

– Когда я приехала в Нью-Йорк, мне хотелось поступить в полицию. Ведь полицейские призваны бороться за справедливость, они сами вершат судьбы, хватают за руку преступников. Все казалось просто. Но, прослужив какое-то время, я увидела, что некоторые полицейские тоже паразитируют на слабых и невинных. – Она уже дышала ровнее. – Нет, виновата была не я, а он и люди, делавшие вид, будто ничего не видят и не слышат. Но мне по-прежнему приходится жить с памятью о своем страшном детстве. Когда я не помнила, мне было гораздо легче.

– Но ведь вы, кажется, давно все вспомнили?

– Очень отрывочно. Все, что происходило со мной до того, как в восемь лет меня подобрали на задворках, походило на лоскутья…

• Предыдущая
• 30/71
• Следующая