Птичка тари - Ренделл Рут - Страница 14
- Предыдущая
- 14/79
- Следующая
В шкафу, стоявшем в другой комнате, было полно кукол в разных платьях, и Лизе очень хотелось бы потрогать их, вынуть из шкафа, ей этого ужасно хотелось, но она всегда слушалась матери, а если и не слушалась, то только когда знала совершенно точно, что мать об этом не догадается. Но, как правило, Лиза делала то, что ей было сказано, потому что боялась матери не меньше, чем любила ее.
Дверь, ведущая из этой комнаты в соседнюю, была закрыта. Лиза потянула за ручку, и ручка повернулась, но дверь не открылась. Она была заперта, и ключ отсутствовал. Конечно, Лизе сразу страшно захотелось попасть в ту комнату. Лиза подергала ручку, но без толку.
В доме было три лестницы. К тому времени она научилась считать до трех… точнее, до шести. Лиза поднялась по самой большой лестнице и спустилась по самой маленькой, побывав в каждой спальне и взобравшись на один из подоконников: мать все равно не узнала бы, Лиза слышала, как внизу гудит пылесос. Из окна была видна плоская зеленая равнина, по которой должен был пройти поезд, и Лизе очень хотелось это увидеть.
Если в то время она еще не могла оценить красоту, то освещение она оценила, потому что свет заливал все уголки дома. В нем не было ни одного темного угла или сумрачного коридора. Даже когда не сияло солнце, как это было в тот день, ясный кристально чистый свет наполнял каждую комнату, и все вещи сверкали — хрусталь и фарфор, серебро, и медь, и позолота на лепнине и на карнизах. Самую большую лестницу украшали цветы и фрукты, вырезанные по дереву по обеим ее сторонам, и резьба ярко блестела, но Лиза думала тогда только о том, как ей хочется скатиться вниз по полированным перилам.
Они ушли около четырех часов, как раз к уроку чтения.
— А мистер Тобайас никогда не живет там? — спросила Лиза, беря мать за руку.
— Никогда. Его мать жила какое-то время, а его дед жил постоянно. У него это был единственный дом. — Она задумчиво посмотрела на Лизу, как бы взвешивая, пришло ли время рассказать ей. — Моя мать, твоя бабушка, была его экономкой. А потом его сиделкой. Мы сами жили в сторожке, мама, отец и я. — Мать сжала руку Лизы. — Ты слишком мала, чтобы все понять, Лиззи. Посмотри на ясень, видишь зеленого дятла? Он сидит на стволе, добывает своим клювом насекомых. — Так что если день, когда пришел бородатый мужчина, получил название Дня зимородка, этот день первого посещения Шроува стал Днем дятла.
После этого Лиза всегда ходила с матерью в Шроув, и теперь, когда мать уезжала в город на автобусе, она не запирала Лизу в ее спальне в сторожке, а оставляла ее в одной из спален Шроува.
Чаще всего это была та, что называлась Венецианской комнатой, потому что там стояла кровать с четырьмя столбиками, сделанными из шестов, которым пользуются гондольеры в Венеции, как объяснила мать. К тому времени Лиза уже научилась хорошо читать, ей было пять лет, и она брала с собой в комнату настоящую книгу. Она нисколько не боялась, когда ее запирали одну в Венецианской комнате Шроува, она больше не побоялась бы остаться и в своей спальне, и она спросила мать, почему та оставляет ее в Шроуве, а не у них дома.
— Потому что в Шроуве есть центральное отопление, а у нас нет. И я могу быть уверена, что ты не замерзнешь. Они не выключают отопление всю зиму из-за влажности, даже если там никто не живет. Если дом отсыреет, мебель может испортиться.
— Почему всегда заперта маленькая комната рядом с маленькой столовой?
— Разве? — спросила мать. — Я, кажется, потеряла ключ.
Шроуву предстояло стать ее библиотекой и ее картинной галереей. Больше того: картины являлись для нее справочником и каталогом человеческих лиц. С ними сверяла она свои впечатления и догадки. По ним познавала внешний мир. Вот так выглядели другие люди, вот что они носили, вот на каких креслах сидели, вот как выглядят страны, в которых они жили, вещи, которые окружали их.
В разгар холодной зимы, такой холодной, что замерзла река и заливные луга исчезли под снегом на целый месяц, черная машина с цепями на шинах осторожно съехала на проселочную дорогу и остановилась в глубоком снегу около сторожки. Внутри сидели двое мужчин. Один остался в машине, а другой подошел к передней двери и позвонил в колокольчик. Он был толстым, с венчиком волос вокруг белого и голого, как яйцо, темени.
По счастливой случайности, Лиза с матерью, сидя рядышком у окна материнской спальни, наблюдали в то время за птицами, которые клевали в кормушках, развешанных на ветвях бальзамника. Они видели, как подъехала машина и мужчина подошел к двери.
— Если он что-нибудь спросит у тебя, ничего не говори, отвечай только: «Не знаю», — предупредила мать, — и можешь немного поплакать, если захочешь. Тебе это, вероятно, понравится, тебя это развлечет.
Лиза так и не поняла, кто был этот толстяк. Конечно, позднее у нее возникли предположения. Он сказал, что ищет пропавшего человека, мужчину, которого звали Хью такой-то. Она забыла его фамилию, но имя Хью запомнила.
В прошлом июле Хью приехал сюда из Суонси на отдых — побродить в здешних местах пешком, но ушел из дома, где снимал койку, не заплатив за двое суток. Толстяк много говорил о Хью и о том, почему они разыскивают его и что заставило их приняться за поиски через полгода после его пропажи, но Лиза ничего не поняла. Он описал Хью, это Лиза поняла, она запомнила его белокурую бороду и клочья этой бороды в пасти Руди.
— Мы живем здесь очень тихо, инспектор, — сказала мать. — Практически никого не видим.
— Одинокое существование. — Что кому нравится.
— И вы не видели этого человека? — Он показал матери что-то у себя на ладони, и мать, посмотрев, покачала головой. — Он не встречался на дороге или тропинке?
— Боюсь, что нет.
Подняв голову, мать пристально смотрела в глаза толстяка, отвечая на его вопросы. Став старше и опытнее, Лиза не раз мысленно возвращалась к этому эпизоду и думала, как, должно быть, поразила толстяка внешность матери: полные красные слегка приоткрытые губы, большие глаза блестят, кожа матовая, а выражение лица… о, такое обаятельное и искреннее. Ее роскошные волосы рассыпались по плечам, густые, темно-каштановые, блестящие, они прикрывали ее, как шелковая накидка. А к нижней губе прижат маленький белый пальчик.
— Мы так, на всякий случай, — сказал толстяк, он пожирал ее глазами, но все же ему пришлось отвести взгляд и обратиться к Лизе: — Юная леди вряд ли его видела, не так ли?
Ей показали фотографию. Если не считать гравированных портретов в материнских книгах, это была первая фотография, увиденная Лизой, но она не призналась в этом. Она посмотрела на лицо, которое так напугало ее и которое рвали в клочья клыки Хайди и Руди, посмотрела на него и сказала:
— Не знаю.
Слова эти насторожили толстяка.
— Так ты, возможно, его видела?
— Не знаю.
— Взгляни еще раз, милочка, посмотри внимательнее и попытайся вспомнить,
Лиза испугалась. Она подвела мать, сделала все, как та сказала, но все равно подвела ее. Лицо того мужчины внушало страх, бородатого мужчину звали Хью, он был злым и насмешником, и кто знает, что он сделал бы, если бы мать не…
Ей не пришлось притворяться, что она плачет.
— Не знаю, не знаю, я не знаю! — закричала Лиза и разразилась слезами.
Толстяк уехал, извинившись перед матерью, обменявшись с ней рукопожатием и надолго задержав ее руку в своей. А когда он уехал, мать расхохоталась. Она сказала, что Лиза была великолепна, просто великолепна, и крепко обняла ее, и все смеялась, прижав к себе ее голову, она любила Лизу и восхищалась ею, но мать не поняла, что Лиза была действительно напугана, действительно боялась людей, действительно была сбита с толку.
Водителю долго не удавалось завести двигатель, и еще больше времени ушло на то, чтобы вывести машину из сугроба, поскольку колеса ее буксовали. Лиза успокоилась и повеселела. Они с матерью наблюдали с большим интересом за усилиями шофера из окна спальни.
Снег сошел, и наступила весна. Большинство деревьев были хвойными и потому не изменились, они круглый год так и оставались зеленовато-черными или дымчато-голубыми, но лиственницы и болотные кипарисы покрылись новыми иголками — словно новым мехом — бледными, нежно-зелеными ворсинками. Мать объяснила, что лиственницы тоже листопадные хвойные и единственные хвойные деревья, родиной которых являются Британские острова.
- Предыдущая
- 14/79
- Следующая
