Гость из моря - Голубев Глеб Николаевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая

Остров в сомом деле был маленьким и пустынным. В бинокль были видны широкие песчаные пляжи, густые заросли кустарников у подножья пальм. Но никаких признаков жизни.

Широкая белая полоса кипящей пены окаймляла весь остров, отмечая опасные коралловые рифы. Местами их острые клыки даже высовывались из воды. Лишь в одном месте вода была спокойной. Здесь между рифами нашелся довольно широкий проход. Но «Богатырь» подходить ближе к берегу не стал, а бросил якорь возле прохода.

Конечно, я оказался на первом катере, отправившемся на берег. Рядом сидел Волошин, увешанный фотоаппаратами.

— Зачем вам столько? — удивился я.

— Один заряжен черно-белой пленкой, другой — цветной. Третий надо приспособить для подводных съемок.

Мы миновали проход и очутились по ту сторону рифа, в лагуне. Вода здесь была совершенно спокойной и кристально чистой. Свешиваясь через борта катерка, мы разглядывали манящие подводные заросли.

Катер ткнулся носом в ослепительно-белый ракушечный песок, и мы один за другим начали прыгать на берег.

Весь островок обошли за каких-то полчаса. Он оказался не слишком живописным. Высохшая трава шуршала под ногами, на растрескавшейся от зноя земле росли лишь кактусы да колючие кусты эфедры. Всего три одинокие кокосовые пальмы высоко поднимали над этими зарослями свои зеленые шапки. По их стройным, гладким стволам ловко карабкались крупные пурпурные крабы.

Зной. Тишина. Только юркие ящерицы, шурша, разбегаются из-под наших ног и прячутся в трещины, покрывающие выжженную солнцем землю.

Но на дальнем конце островка мы нашли небольшой родничок, питавший ручей, который тут же, через несколько шагов, так и не напоив жаждущей земли, бесполезно стекал в море.

Вода в леднике была чистейшая и ледяная даже в тот знойный тропический день. От нее приятно и сладко ныли зубы.

— Фу-у, совсем как наша, российская, — блаженно отдуваясь, проговорил пристроившийся рядом со мной боцман и тут же, стряхнув сверкающие капельки со своих длинных щегольских усов, нагнулся и начал пить снова.

Я тоже выпил столько воды, что от тяжести в желудке сразу потянуло в сон. Но с берега донеслись веселые выкрики, чей-то разбойничий свист и такой громкий хохот, что мы с Волошиным поспешили туда. Родниковая водичка у меня в животе переливалась и булькала на каждом шагу, пока я, увязая в горячем песке, продирался сквозь заросли пахучей эфедры.

На берегу шла веселая возня, и загорелые мускулистые тела одно за другим, поднимая тучи сверкающих брызг, падали в теплую воду. Я тоже поспешил раздеться и нырнул, с невыразимым наслаждением ощущая буквально каждой клеточкой кожи ласковое прикосновение соленой морской воды.

После пустынных вод Саргассова моря здешний подводный мир поражал бурным изобилием жизни. Разноцветные кораллы, похожие на окаменевшие цветы, колышущиеся заросли водорослей, пестрые рыбы одна причудливее другой…

У подводных скал толпами собирались толстые, упитанные губаны, объедая с них водоросли. Эти забавные рыбешки на вид казались ленивыми, но стоило протянуть руку, как они уплывали с завидной легкостью.

Среди ярко-красных, изумрудно-зеленых, коричневых и лиловых губок шныряли крабы, вспугивая крикливо раскрашенных рыб-попугаев.

Плывя вдоль рифа, я повернул голову — и обмер…

Из темной расщелины на меня смотрел совершенно человеческий глаз — задумчивый и слегка печальный, прямо-таки «со слезой».

Казалось, глаз этот был вставлен прямо в коричневато-серую скалу. Но вдруг скала стала словно таять и оседать на моих глазах, терять свою окаменевшую форму — так оплывает догорающая свеча.

А откуда-то из-под этой живой скалы ко мне неторопливо и настороженно потянулись три изгибающихся щупальца…

Осьминог!

Я отпрянул и поспешил к берегу. Нырять снова мне пока что-то расхотелось.

— Тут осьминогов масса, особенно возле рифа, — сказал Волошин, блаженно вытягиваясь на горячем песке рядом со мной. — Думаю, постоим у этого островка несколько дней. Не утерпят наши биологи. Тут для них раздолье, в этой тихой лагуне, И мы, глядишь, рыбки половим. Давно я мечтал ушицы попробовать из каких-нибудь экзотических «ангельских рыб» или кровожадных мурен!

— А мурены здесь разве есть?

— Где рифы, там и мурены. Любят в расщелинах посиживать да подкарауливать рассеянных литераторов. Самая для них лакомая пища, — ответил Волошин.

Из воды вышел Казимир Павлович и, стянув с лица маску, улегся рядом с нами.

— А вы здорово ныряете, — сказал я. — Промчались мимо меня, как акула.

Казимир Павлович прикрыл глаза ладонью от солнца и улыбнулся.

— Вас это удивляет? Я вообще неплохой спортсмен. И на лыжах бегаю, и боксирую маленько, и нырять люблю. Грешный человек, люблю и похвастать этим, потому что в молодости не отличался крепким здоровьем. Родители меня слишком опекали, от физкультуры в школе я увиливал. А потом спохватился и всерьез занялся спортом. По чеховскому завету: «Надо себя дрессировать!»

Сергей Сергеевич, читавший газету и явно не слышавший нашего разговора, вдруг громко чертыхнулся.

— Что вам не понравилось? — спросил его Бек.

— А-а! Наслаждаюсь номером «Майами-кроникл» двухнедельной давности.

— Ну и что?

— Сия газетишка, оказывается, и научных интересов не чужда. Вот, полюбуйтесь, — щелкнул он ногтем по одной из заметок. — Восхищаются, что в местном океанографическом институте пробуют научить дельфинов отличать свои подводные лодки от вражеских — путем эхолокации поверхностей различных металлов. А потом эти дельфины, как они надеются, станут чужие подводные лодки взрывать. Исследователи!

Сергей Сергеевич привстал, широко размахнулся и в сердцах швырнул газету в кусты.

— «Одно и то же пламя и прогоняет тьму и обжигает…» — негромко произнес Бек.

Волошин покосился на него.

— Леонардо да Винчи?

— Конечно.

— Неплохо. Эти слова надо бы написать над каждым атомным реактором, чтобы люди не забывали…

Прогноз Волошина оправдался: причудливый мир подводных обитателей рифов так заинтересовал наших биологов, что «Богатырь» задержался на несколько дней у безымянного островка. У нас было свободное время, пока не закончится нерест угрей в морской глубине.

Биологи целыми днями не вылезали из моря, занимаясь своими исследованиями и стараясь наловить побольше всякой удивительной живности для своих аквариумов, а мы тоже, конечно, не теряли зря времени.

Стоило лишь надеть маску и нырнуть в теплую прозрачную воду, как глазам открывались чудеса и в каждом немедленно просыпался дух исследователя и первооткрывателя.

Пучеглазые крабы величиной с тарелку, рыбы всех цветов радуги, зловещие мурены, высовывавшие из темных расщелин свои оскаленные пасти, которые они, по-моему, вообще не могли никогда закрыть — так мешали им торчащие во все стороны острые, как иголки, зубы…

Но самыми интересными подводными жителями были осьминоги.

Они встречались буквально в каждой расщелине рифа. И наверное, именно потому, что их тут оказалось так много, я довольно быстро пересилил первое неприятное чувство какой-то боязливой гадливости и скоро уже начал «заигрывать» с этими странными, причудливыми существами.

Как выяснилось, вопреки мрачным легендам у осьминогов весьма покладистый и даже, я бы сказал, вежливый нрав. При виде подплывающего человека они вовсе не спешили кровожадно броситься на него, а старались спрятаться, отступить куда-нибудь в глубь расщелины, распластаться по скале, притвориться совсем незаметными и безжизненными, словно камни.

Если это не помогало и вы настойчиво пытались познакомиться с ним поближе, осьминог начинал пугать вас — в точности, будто начитался «страшных» морских романов.

Он начинал извиваться, то сжимаясь в тугой клубок, то вдруг раздувая свое гибкое тело, чтобы показаться огромным и грозным. При этом осьминог непрерывно меняет окраску, из пепельно-серого становясь вдруг зловеще черным, а потом красновато-коричневым. Щупальца его грозно раскачиваются, извиваются, точно клубок смертоносных змей. Он таращит и закатывает глаза.

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая