Краткий курс сталинизма - Бореев Юрий - Страница 23

Перед войной Сталин уничтожил большую часть офицерского корпуса и почти всех командующих Красной Армии, на два года задержал внедрение грозного ракетного оружия («катюша»), многих лучших инженеров и конструкторов-оружейников арестовал (Туполева, Королева и других), иных уничтожил (Лангемака, Клейменова), самоуверенно не внял предупреждениям наших разведчиков, дипломатов и специалистов по Германии о готовящемся нападении вермахта на нашу страну, провалил всю дипломатическую кампанию по организации сопротивления фашизму и предотвращению войны, снабдил Гитлера продовольствием и стратегическим сырьем, истребил или заключил в лагеря миллионы людей призывного возраста, выключив их из его дела обороны, и отвлек на содержание в заключении огромную армию охранников. Сталин, пренебрегши доводами Жукова и других военных специалистов, проиграл Киевскую и Харьковскую операции и обрек сотни тысяч бойцов на гибель и плен. Ни один полководец мира не сделал столько для поражения своего народа в войне, сколько сделал Сталин. Он проиграл войну, что заставило народ под угрозой иноземного господства мобилизовать свои последние силы и проявить невиданный героизм для спасения Родины. Великую Отечественную войну народ выиграл вопреки Сталину.

20 января 1989 года Мария Жукова опубликовала ранее никому не известный отрывок из воспоминаний ее отца ― маршала Жукова. Этот ценный мемуарный материал был назван автором «Коротко о Сталине». В этих воспоминаниях отмечается, что Сталин при проведении крупнейших операций, когда они удавались, старался отвести в тень их организаторов, себя же выставлял на первое место, прибегая для этого к таким приемам: обзванивал по телефону командование и штабы фронтов, армий и порой корпусов и давал советы и указания. Так создавалась видимость того, что верховный главнокомандующий все держит в своих руках. Только под конец войны, точнее, после битвы на Курской дуге Сталин научился ориентироваться в военных вопросах. Когда наши войска перенесли военные действия за линию советской границы, Сталин ликвидировал институт представителей Ставки и переключил управление всеми фронтами непосредственно на Ставку. Василевскому при этом было приказано командовать 3-м Белорусским фронтом, Жукову ― 1-м Белорусским (прямо выходившим на берлинское направление) вместо Рокоссовского, а последнему был дан 2-й Белорусский. Рокоссовский при этом обиделся, особенно на Жукова. «С этого момента между Рркоссовским и мною ― говорит Жуков,―уже не было той сердечной, близкой, товарищеской дружбы, которая была между нами долгие годы. И чем ближе был конец войны, тем больше Сталин интриговал между маршалами, зачастую сталкивал их «лбами», сея рознь, зависть и подталкивая их к славе на нездоровой основе». Особенно многого добился Сталин в разобщении Жукова и Конева. Жуков рассказывает ряд подробностей, свидетельствующих об этом разобщении и даже о неблаговидных поступках Конева по отношению к Жукову, спровоцированных сталинскими интригами. Эти подробности опубликованы в вышеупомянутой статье Жукова. Хочу передать свидетельство об этом «с другой стороны». В юности я приятельствовал с дочерью маршала Конева Майей, у нас была общая компания. Изредка бывал в доме Ивана Степановича Конева и немного разговаривал с ним. Из общения с этой семьей еще при жизни Сталина (в 1946 году) я вынес показавшееся мне тогда странным свидетельство разобщенности между полководцами в конце войны. Получалась вот такая картина. В конце апреля 1945 года войска Конева и войска Жукова атаковали Берлин. Войска Конева успешней продвинулись к рейхстагу и даже начали его штурм, не успев еще подавить сопротивление сосредоточенных там немецких сил. Узнавший об этом Жуков, пользуясь более высоким должностным положением, с согласия Сталина приказал войскам Конева отступить и переориентироваться на пражское направление. Почти взятый, но отданный немцам рейхстаг Жуков приказал брать вновь своим войскам, чтобы честь взятия главной цитадели Третьего рейха принадлежала ему. Видимо, дух соперничества, тщеславие и сальеризм, всегда мучившие душу Сталина, ему удалось привить и славнейшим из маршалов Великой Отечественной войны. Впрочем, перед войной Сталин добился еще большего успеха: одни маршалы судили и уничтожали других, а потом гибли сами.

Сталин сам хотел принимать Парад Победы. По его представлениям, этот парад следовало принимать на белой лошади. Сталин попытался овладеть искусством верховой езды, но лошадь сбросила его. Пришлось Сталину поручить принимать Парад Победы маршалу Жукову.

Так лошадь восстановила историческую справедливость. Интересно, казнили ли эту лошадь?

В конце войны Сталин уже видел себя владыкой мира. Ему и его армии ничего не стоило сделать бросок в Европу и Азию. Его надежды взорвались вместе с атомными бомбами, упавшими на Хиросиму и Нагасаки. Для Сталина эти бомбардировки прозвучали как предупреждение, и когда он узнал о них, он плакал. Не от жалости к жертвам атомного огня, как можно было подумать, а от бессильной ярости, гнева, крушения надежд.

Сталин был груб. Разговаривал на языке жестком и вульгарном, часто употреблял бранные слова.

В 1945 году, после атомной бомбардировки Хиросимы, Сталин вызвал президента АН СССР академике Сергея Ивановича Вавилова и спросил:

— Ну что, прозевали бомбу ваши ученые? (Сталин выразился грубее).

— Нет, товарищ Сталин, в очередях простояли.

Быть может, столь резкий ответ и спас тогда президента. А в результате в науку были брошены большие средства.

Узнав о том, что немецкие потери в войну составили около 7 миллионов солдат, Сталин приказал назвать такую же цифру потерь советской армии.

По поводу военных потерь Сталин сказал:

— Когда гибнет один человек ― это трагедия. Когда гибнут тысячи ― это статистика.

Во все времена борьбы за власть, властвования и особенно в годы войны Сталин предпочитал такую статистику такой трагедии.

В один из перерывов Потсдамской конференции Трумен почти на ходу сообщил Сталину, что США удалось создать новое мощное оружие. Сталин, не подав виду, что его это интересует, спокойно поблагодарил Трумена за информацию. Спокойствие Сталина было очень естественно, и Трумен даже решил: Сталин не понял, что речь идет об атомной, бомбе.

Невеста одного правдиста танцевала в ансамбле, которым руководил известный хореограф. Этот журналист собрался попросить хореографа отпустить невесту в свадебное путешествие. Чтобы ему не отказали, он решил обратиться со своей просьбой в особо престижной обстановке ― во время правительственного концерта в Большом театре. После первого отделения жених отправился за кулисы, однако обстановка оказалась неподходящей. Председатель Комитета по делам искусств Храпченко строго отчитывал хореографа:

— Я же просил не ставить этот номер в программу.

— Но ведь все прошло хорошо. Товарищ Сталин аплодировал ― я сам видел.

— Да, товарищ Сталин хлопал. Однако раз на раз не приходится, и я требую, чтобы в дальнейшем вы не нарушали моих указаний. Это может плохо кончиться...

Журналист терпеливо ожидал конца этого неприятного для собеседников разговора. Вдруг он увидел, как к: спорящим почти неслышно идет Сталин. Понимая, что он не должен находиться в таком высоком обществе, журналист благоговейно отошел на почтительное расстояние и увидел странную картину. Сталин приблизился к спорящим, что-то сказал им и удалился. А Храпченко и хореограф, которые только что почти ругались, вдруг обняли друг друга и в полной тишине стали вальсировать. Единственным случайным зрителем этого редкостного танца оказался перепуганный жених, которому так и не удалось поговорить с хореографом.