Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории - Чалмерс Дэвид - Страница 35

Сходным образом можно рассуждать и об эстетических свойствах. Во всяком случае антиреалистская трактовка выглядит здесь еще более убедительной. Так что, хотя с размышлениями о том, как следует трактовать области морального и эстетического, и связаны интересные концептуальные вопросы, они не создают метафизических и объяснительных проблем, сравнимых с теми, которые ставит перед нами сознательный опыт.

Имена. Многие утверждают (см., напр., Kaplan 1989), что имена, такие как «Рольф Харрис», не увязаны с каким-либо анализом и что они напрямую указывают на свои референты. Означает ли это, что свойство быть Рольфом Харрисом не является логически супервентным на физическом? Относительно супервентности вторичного интенсионала здесь нет проблемы (к примеру, Рольф мог бы быть человеком, возникшим из данного сперматозоида и данной яйцеклетки во всех возможных мирах), но можно было бы подумать, что отсутствие первичного интенсионала создает проблемы для редуктивного объяснения. Правдоподобно тем не менее, что даже при отсутствии общепризнанного первичного интенсионала с каждым конкретным употреблением этого имени связан первичный интенсионал. Когда я употребляю имя «Рольф Харрис», его референт неким систематическим образом зависит от того, каким является мир; для меня этот первичный интенсионал мог бы быть чем-то вроде «человек, именуемый „Рольфом Харрисом“, барабанящий по банкам с краской и находящийся в таком-то каузальном отношении ко мне»[62]. Подобный интенсионал будет логически супервентным. Однако вместо детального обосновывания сказанного проще заметить, что отсутствие логической супервентности не будет здесь сопряжено с объяснительной тайной. Свойство быть Рольфом Харрисом не составляет феномен, нуждающийся в объяснении, которое следует отличать от экспликации. В объяснении нуждается существование человека по имени «Рольф Харрис», барабанящего по банкам с краской и т. д. Эти свойства наверняка супервентны и в принципе могут быть объяснены способом, который обычно используется в таких случаях.

Индексикалы. Фиксация референции многих понятий, от «воды» до «моей собаки», содержит в себе индексикальный элемент. Референция этих понятий фиксируется на основе как физических фактов, так и соотнесенного с субъектом «индексикального факта», репрезентирующего позицию субъекта, использующего данный термин. Подобный факт является чем-то определенным для данного субъекта, и поэтому определенной оказывается и фиксация референции. Супервентность и объяснение проходят, если сделать поправку на влияние этого индексикального факта.

Создает ли индексикальность трудности для редуктивного объяснения? Для субъектов вообще, возможно, нет, так как от этого «факта» можно избавиться. Но в случае самого себя это не так просто. Индексикальный факт выражает нечто очень важное об известном мне мире: что Дэвид Чалмерс — это я. Как можно было бы объяснить этот, как кажется, элементарный факт? И есть ли тут на самом деле факт, который надо объяснять, а не простая тавтология? Эта проблема крайне трудна для понимания, но мне представляется, что даже если индексикал не является объективным фактом о мире, это факт о мире, насколько он известен мне, и в объяснении нуждается мир в этом своем аспекте. Но природа простых индексикалов весьма туманна, и совершенно неясно, как можно было бы объяснить их[63]. (Разумеется, мы можем редуктивно объяснить, почему фраза Дэвида Чалмерса «Я — Дэвид Чалмерс» истинна. Но этот неиндексикальный факт кажется совершенно отличным от индексикального факта, что я Дэвид Чалмерс.)

Заманчиво в этой связи было бы обратиться к сознанию. Но хотя объяснение сознания могло бы объяснить «точки зрения» вообще, трудно понять, как оно могло бы объяснить, почему одна из этих точек зрения, которая выглядит как нечто произвольное, — моя точка зрения, если, конечно, не признавать истинность солипсизма. Не исключено, что индексикальный факт надо рассматривать как что-то изначальное. Если это так, то редуктивное объяснение окажется здесь невозможным, как оно невозможно и для сознания, причем эти случаи различны. Впрочем, отсутствие редуктивного объяснения будет тут не столь тревожным, как в случае сознания, так как этот не допускающий объяснения факт выглядит слишком уж «худосочным» в сравнении с фактами о сознании во всем его величии. Допущение этого элементарного индексикального факта потребует гораздо менее существенного пересмотра нашего материалистического мировоззрения, чем признание нередуцируемых фактов о сознательном опыте.

Негативные факты. Как мы видели ранее, некоторые факты, включающие негативные экзистенциалы и кванторы всеобщности, не являются логически детерминированными физическими фактами, да и вообще любым множеством локализованных фактов. Рассмотрим следующие факты о нашем мире: ангелов не существует; Дон Брэдман — величайший игрок в крикет; все живое основано на ДНК. Все их можно фальсифицировать без изменения физических фактов о нашем мире, путем простого добавления новой нефизической сущности, к примеру ангелов, состоящих из эктоплазмы и играющих в крикет. И здесь не поможет даже добавление фактов о сознательном опыте или индексикальности[64].

Означает ли это, что данные факты не являются редуктивно объяснимыми? Похоже, что да, если не существует физического объяснения того, почему в нашем мире отсутствуют добавочные нефизические сущности. Это и в самом деле дополнительный факт. Лучший способ справиться с этой ситуацией — ввести второпорядковый факт, говорящий о множестве базовых конкретных фактов, любых — микрофизических, феноменальных, индексикальных и т. д.: это всё. Этот факт говорит о том, что все конкретные факты о мире включены в это множество фактов или выводимы из него. Из указанного второпорядкового факта, в сочетании со всеми базовыми конкретными фактами, будут вытекать все негативные факты.

Невозможность редуктивного объяснения не имеет здесь такого уж большого значения. Вполне возможно, что факт «и это всё» будет верен в любом мире, и подобный факт никогда нельзя будет вывести из конкретных фактов. Он просто выражает сущностную ограниченность нашего мира или любого мира. И так, без особых затрат, мы можем ухватить все негативные экзистенциальные и всеобще квантифицированные факты.

Физические законы и каузальность. Согласно наиболее убедительным концепциям, объясняющим природу физических законов, последние не являются чем-то логически супервентным на физических фактах, рассматриваемых в качестве собрания конкретных фактов об истории мира в пространстве и времени. В этом можно убедиться, обратив внимание на логическую возможность мира, физически неотличимого от нашего на протяжении всей его пространственно-временной истории, но имеющего иные законы. К примеру, один из законов такого мира мог бы быть таким: при скоплении двухсот тонн чистого золота в вакууме происходит его превращение в свинец. В остальном его законы такие же, с небольшими модификациями там, где это необходимо. Однако в пространственно-временной истории нашего мира не было случаев, когда в вакууме скапливалось двести тонн золота. Из этого следует, что, хотя наш мир и этот другой мир имеют одинаковые истории, их законы тем не менее различны.

Подобные аргументы наводят на мысль, что законы природы не являются чем-то логически супервентным на множестве конкретных физических фактов[65]. Действуя в сходном ключе, можно показать, что каузальная связь между двумя событиями — нечто большее, чем их регулярность. Сторонники разного рода юмистских воззрений оспаривают эти выводы, но мне кажется, что в данном случае им не хватает аргументов[66]. В существовании законов и каузальности имеется что-то нередуцируемое.