Злой волк - Нойхаус Heлe - Страница 17
- Предыдущая
- 17/109
- Следующая
– Я говорю тебе, что они слиняли, как только увидели труп, – сказала Пия, копаясь в сумке в поисках номера телефона Алины. – И я почти уверена, что, сбегая, они просто оставили своего друга Алекса, как и Алину.
– При таких обстоятельствах в худшем случае они виновны в оставлении в опасности своего приятеля. – Боденштайн остановился у выезда и включил сигнал левого поворота. В машине не было кондиционера, и они ехали с опущенными стеклами, пока скопившееся в машине тепло не сократилась до терпимого уровня. – Наверняка родители им уже напели, что говорить.
– Я тоже так думаю, – согласилась Пия со своим шефом. Из больницы Хёхста пришли не очень хорошие новости. Шестнадцатилетний Александр все еще находился без сознания и был переведен на искусственное дыхание. Врачи не исключали поражение мозга из-за кислородной недостаточности.
То, что молодые люди бросили на произвол судьбы находящегося без сознания человека, тем более своего друга, не было мелким проступком, пусть даже они приняли большие дозы алкоголя. Совершенно определенно, не все были пьяны без памяти, как они утверждают, иначе они бы так просто не смогли перелезть через высокий забор.
С самого раннего утра в дежурно-диспетчерской службе практически беспрерывно звонил телефон. Как всегда, когда полиция обращалась к населению с просьбой об оказании помощи, находилось огромное число не совсем вменяемых граждан, которые якобы видели погибшую девушку в самых нелепых местах. Это была кропотливая работа – проверять многочисленные версии, но среди них могла оказаться нужная ниточка, и тогда весь этот труд обретал смысл. Накануне вечером репортеры вспомнили до сих пор не раскрытое дело об обнаружении в Майне в 2001 году трупа другой девушки, и теперь пресса плясала и вокруг этого случая. Чтобы успокоить общественность и пресечь, как всегда, быстро нарастающую критику в адрес работы полиции, необходим был быстрый успех в расследовании, чего бы это ни стоило. Это было аргументом Пии в защиту безотлагательного информирования общественности, и Николя Энгель это одобрила, как и главный прокурор Фрей накануне вечером.
Боденштайн свернул на трассу А66 в направлении Франкфурта, а Пия безуспешно пыталась поговорить по телефону с Алиной. Ее отец постоянно уверял Пию, что его дочери нет дома.
– Меня тошнит от этой лжи, – ворчала Пия недовольно. – Если бы это его дочь лежала без сознания в реанимации, они бы нас сейчас достали.
– Я, прежде всего, считаю чрезвычайно опасным, когда родители показывают пример своим детям, снимая с них ответственность за проступки, – согласился с ней Боденштайн. – Этот рефлекс – свалить любую вину с себя и перенести ее на других – примета полного разложения морали в нашем обществе.
Позвонил Остерманн.
– Скажи-ка, Пия, куда ты положила дело Вероники Майсснер? У меня на столе лежит протокол вскрытия, и я не хочу, чтобы он куда-нибудь завалился.
Кай Остерманн на первый взгляд казался чудаком – в очках с никелированной оправой, прической в виде «конского хвоста» и в небрежной одежде, но это было обманчивым впечатлением. В действительности он, несомненно, был человеком с самым структурированным и упорядоченным образом жизни, какой только Пия встречала.
– Я только вчера искала протокол, – ответила она. – Папка с делом должна быть под моим столом.
В эту секунду она поняла, что именно она так срочно хотела сообщить Боденштайну.
– Кстати, ты знаешь, кто вчера был у меня в офисе? – спросила она Боденштайна, закончив разговор с Остерманном. – Поезжай лучше через Франкфуртер-Кройц и мимо стадиона. Если мы поедем через город, то опоздаем.
– Понятия не имею. – Боденштайн включил сигнал поворота. – Кто?
– Франк Бенке. В костюме и с галстуком. Он стал еще более неприятным, чем раньше.
– Да что ты?
– Он сейчас работает в Управлении уголовной полиции земли, в отделе внутренних расследований, – сказала Пия. – С понедельника он будет проводить у нас расследование. Якобы были жалобы на злоупотребления.
– В самом деле? – Боденштайн покачал головой.
– Отсутствие отслеживания уголовных дел, необоснованный запрос данных. Оливер, ты у него на примете. Он тебе не может простить унижение, которое ты причинил ему тогда в деле с «белоснежкой».
– Что это я ему причинил? – переспросил Боденштайн. – Он вел себя омерзительно. И расследованию, и отстранению от работы он обязан только своим собственным поведением.
– В его глазах это, кажется, выглядит иначе. Ты ведь знаешь его, этого злопамятного идиота!
– Пусть и так, – Боденштайн пожал плечами. – Мне себя не в чем упрекнуть.
Пия задумчиво прикусила нижнюю губу.
– И все же я опасаюсь, – сказала она чуть погодя. – Ты помнишь наше первое совместное дело?
– Конечно. И что?
– Дело с Фридгельмом Дёрингом. Кастрация. Расследование по подозрению ветеринара, адвоката и аптекаря в нанесении ими тяжкого телесного повреждения было приостановлено.
– Да, но не из любезности, – возразил Боденштайн в замешательстве. – Мы посылали даже сотрудников службы сохранности следов в операционную ветеринарной клиники, но они тоже не нашли никаких подходящих для использования следов, не было ни единого доказательства! В конце концов, я же не могу пытать подозреваемых, чтобы из них хоть что-нибудь выдавить!
Пия заметила, что чем больше ее шеф, казалось, задумывался над этим упреком, тем большее недовольство его охватывало.
– Я хотела тебе об этом сказать только для того, чтобы ты был к этому готов, – сказала она. – Я почти уверена, что Бенке начнет именно с этого.
– Спасибо, – Боденштайн горько улыбнулся. – Боюсь, что ты права. Только ему не следовало бы лезть на рожон, когда у него самого рыльце в пушку.
– Что ты имеешь в виду?
Пие стало любопытно. Она вспомнила о тех напряженных отношениях, которые с первого дня возникли между Бенке и доктором Энгель. Тогда ходили слухи, что их показная взаимная неприязнь связана со старым делом, в котором они в свое время были замешаны, работая в составе комиссии по расследованию убийств во Франкфурте. Во время операции по захвату одним из коллег был убит осведомитель франкфуртской полиции.
– Одно старое дело, – ответил Боденштайн уклончиво. – Давнее, но не забытое. Бенке должен приготовиться к неприятностям, если собирается мне досаждать.
– Черт подери! – выругалась Ханна, когда прямо перед ней зеленый свет сменился красным.
Кто-то перед ее носом занял последнее свободное место в паркинге на Юнгхофштрассе. Она быстро посмотрела в зеркало заднего вида, включила заднюю передачу и развернула свой «Мини», который ей одолжила Майке, во въезде паркинга. К счастью, за ней никто не ехал, и въезд был достаточно широким для такого маневра. Было уже без десяти двенадцать! В двенадцать она договорилась с Вольфгангом встретиться за ланчем в KUBU. Рядом с ней, на соседнем пассажирском сиденье в прозрачной папке лежал стратегический план по ограничению ущерба, который она разработала сегодня утром.
Она свернула направо на Юнгхофштрассе и на светофоре – на Нойе-Майнцер. Перед «Хилтоном» она остановилась справа, в направлении биржи, и на левой стороне увидела свободное место между пикапом и темным лимузином. Ханна включила мигалку, нажала на газ и повернула налево. Яростный сигнал клаксона и жестикуляцию двигавшегося за ней водителя, который был вынужден резко затормозить, она намеренно проигнорировала. Вежливость и предупредительность не были приняты в городской войне за свободные парковочные места. Для ее автомобиля свободного места было бы слишком мало, но «Мини» вписывался безо всяких проблем.
Ханна вышла из машины, сунув папку под мышку. Утром она сразу распорядилась забрать «Панамеру» и отправить ее в сервис. Через час позвонил мастер и спросил, будет ли она подавать заявление в связи с нанесением материального ущерба.
– Я подумаю, – ответила она и согласилась, что изуродованный капот и четыре проколотые шины могли бы послужить вещественными доказательствами. «СУКА». Кто это сделал? Норман? Винценц? Кто еще знал, где она живет? Все утро она гнала от себя эту тревожную мысль, но она снова и снова вытесняла все остальные.
- Предыдущая
- 17/109
- Следующая
