Без души (СИ) - Болдырева Ольга Михайловна - Страница 47

— Беги в деревню, а то закат скоро! — он слегка встряхнул младшего братца, который замерев, смотрел на тонкую фигуру, что была одета в такой непривычный для деревни цвет — белый.

Ребёнок косо взглянул на парня, нахмурил бровки, вспомнив, что действительно, закат уже близко, а взрослые его не похвалят, если гости задержатся на улице с уходом Белянки. Вздохнул, что брат останется тут с лордами, а ему опять бегать и всех звать, но ничего — вот он вырастет и будет Леку гонять, хотя сестричке сначала ходить придётся научиться, маленькая ещё. И, ещё раз кинув взгляд на приближающихся людей, мальчик со всех сил побежал к мелькающим впереди крышам деревенских домиков. Вон дымок выше прочих поднимается — дом старосты, там господа собрались им и надо сказать, что лорды вышли. Острые камешки на дороге больно кололи маленькие ступни, но к этому лесу по — другому приближаться нельзя. Только вот лордов сила пропустила, но у них и дела там серьёзные были. Им можно. А он про свои ботинки забыл, они в кустах и остались.

Далик с улыбкой смотрел, как паренёк, которого из деревни поставили за лесом наблюдать, ожидал, вытянувшись по струнке, пока они к нему подойдут.

— Ну как, сторож, всё ли спокойно было? — весело спросил он, наблюдая, как округляются глаза мальчишки, уставившись на тех, кто стоял за спиной Далика.

— Да, лорд. Тут до этого соседские дети стояли, мы с ними четверть хода Белянки поменялись. Я брата послал предупредить, что вы вышли, — старательно отрапортовал паренёк, продолжая, не отрываясь смотреть на лорда Сергея — возможного спасителя их мира, — пойдёмте, а то закат скоро.

Паренёк переступил с ноги на ногу и, дождавшись кивка, направился в сторону селения, пред этим захватив из кустов свою обувь и дырявые ботинки младшего мальчика. Проводников‑то лес пропустил так, без церемоний, подтвердив, что намеренья чисты, а миссия важна.

Обычным людям в лес можно вступать лишь с чистыми ногами — добрая земля не запачкает, только если человек душой чист. А иных и вовсе не пустит. Нет, не убьёт, но и шагу ступить не даст. Хотя, — припомнил Далик, случалось такое, что лес не пропускал любопытствующих особ несколько раз, потом сдавался, но человек больше из его чащи не возвращался. Отсюда у них возникли пословицы: "Три ступни лучшим мылом, а земля грязь разглядит" и "один раз завернули — второй не суйся". Впрочем, как и все остальные изречения подходили они не только к этому лесу и другим точкам перехода, а ещё и активно использовались в повседневной жизни всего материка. Но никто не забывал, что пошли они именно из таких лесов, вырастающих вокруг порталов в другие миры и точек переходов, которые маги пока не могли подчинить законам их реальности.

Пропустив своих спутников вперёд, молодой мужчина ещё раз оценивающе оглядел юношу, от которого зависела судьба его дома и дорогих Далику людей. Возможно, было неправильно рассматривать Сергея с точки зрения, сможет ли он выполнить свою миссию или нет — ведь слабак им был не нужен… Слабак — какое ужасное слово, как и сами эти мысли о нужности спасителя. В конце концов, лорд Сергей не виноват, что именно на него пал выбор слепой госпожи, и вовсе не обязан им был ничего доказывать. Более того, он и вовсе не должен рисковать своей жизнью ради чужих людей этого мира. И у Далика не было никаких прав требовать от парня чудес и стойкости.

Но только… ему сразу вспоминалась семья, любимая, другие люди: ведь для них этот мир был родным — им больше некуда пойти и не у кого просить помощи. И их жизни зависели от тощего подростка с завышенным самомнением, который с каждой секундой нравился Далику все меньше и меньше. Нет, такому не то, что жизнь не доверишь — столовый нож подержать не дашь, а то в спину ударит. Что‑то было в пустых глазах Сергея такое, что заставляло мужчину отворачиваться не в испуге, а с трудом удерживая гримасу отвращения. На некрасивом бледном лице был виден отпечаток дна, на которое падает человек, лишившись морали и светлых чувств. Отпечаток разложения.

И ему они собираются доверить свой родной мир? Судьбы дорогих людей? Тихая госпожа, да оказывается тёмный мастер ещё не худшее из зол! Они допустили роковую ошибку, проведя этого человека… только человека ли? — в свой мир.

А может быть, это ему только кажется? Может волнения, надежда, непонимание, столкновение с новым… и последние дни, наполненные напряжением, ожиданием и страхом, всего лишь заставили разыграться его воображение? Далик представлял спасителя по — другому и теперь пытался найти оправдание тому, что все оказалось совсем не так, как он надеялся.

Мало ли что успел пережить лорд Сергей? Какой была его семья и прошлое? Что у него — оторванного от привычной реальности мальчишки, заброшенного в непонятный чуждый и опасный мир, творилось на душе. И этот Девеан, больше похожий на цепного пса — сторожа, нежели обычного слугу…

Нет, Далик не должен думать плохо о Сергее, ему просто стоит попытаться лучше узнать его, стать ему другом, научить, показать. А там может быть и из‑за этой уродливой маски проглянет лицо доброго весёлого парня? И не придётся думать о том, что цена спасения их мира не важна… Да, если так случится можно будет прогнать эти мысли, ведь иногда дружба стоит куда дороже.

И пока он верит в это.

Далик покачал головой. Странные мысли… может это лес? Он так влияет на людей? Вот и Ларин, кажется, вздохнула свободнее, стоило им только выйти обратно — на лице женщины появилась улыбка. Его сестра сорвала с края дороги чахлую ромашку и теперь медленно обрывала лепестки, совершенно не смотря себе под ноги. И тоже улыбалась — так тепло, как умела улыбаться лишь она. Только этот странный нечеловек спутник спасителя, никак не показал, что почувствовал выход из магической зоны точки перехода — он один, так как даже лорд Сергей изменился.

Да, путь это и было почти незаметно. После того, как они только вышли из портала, выражение его лица можно было с натяжкой назвать растерянным — парень то и дело кривился, застывал, отводил глаза, задумывался настолько, что не слышал, когда его окликали, постоянно пожимал плечами. И украдкой, думая, что больше никто не видит, дотрагивался тонкими пальцами до левой стороны груди, словно пытался унять боль. Нет… не так — это сначала Далик подумал о боли, но чем больше наблюдал за спасителем, тем чаще к нему начали закрадываться мысли о совсем другом сравнении, от которого он чувствовал озноб и слабость в теле: Сергей дотрагивался до груди так, будто проверял, бьётся ли у него сердце…

Но стоило им приблизиться к границе, как в нем что‑то изменилось — за мгновение… секунду. Но заметил это почему‑то только Далик: лицо Сергея затвердело, пустота взгляда перестала быть гнилой и мёртвой, в ней появилось нечто чуждое… хищное. Расчётливое. Теперь в этой пустоте читалось, что приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

Кому? За что?

Что же всё‑таки происходит? И если князь действительно ошибся…

Наверное, в первое путешествие меня больше всего потрясла религия этого мира. Когда слушаешь: тихая госпожа, безумная, слепая… так и не всегда задумываешься — кто именно стоит за каждым из этих красивых обозначений. А потом, когда простой на первый взгляд вопрос срывает с языка, понимаешь, что иногда паучиха так запутывает тонкие шелковые нити, так сплетает узоры, что лучше не вмешиваться — порвёшь. Только вот порой и понять оказывается слишком сложно.

Я зябко поежился, думая о том, что было бы неплохо к бесчувствию внутреннему добавить и физическое. Всё‑таки переиграл я с одеждой: помнил про быстрые перепады температур, но решил, что лучше достигнуть нужного эффекта и померзнуть, чем кутаться в тёплый свитер, сверкая покрасневшим кончиком носа.

Тол — тарисс опустилась до уровня крыш небольшого селения. Умостилась на деревянных досках, словно планируя задержаться на удобном месте дольше. Блеклый вечерний свет растекался по покатым неровным крышам. Тонкие лучи стекали по доскам, оставляя светящиеся следы, путались в пышных кронах садовых деревьях с мясистыми листьями и маленькими горькими плодами, которые замечательно укрепляли здоровье. Хрупкие стрелы лучей пронизывали листву насквозь, и казалось, что растения светятся изнутри. Лучи путались в высокой траве, обрисовывали тонким контуром домики с низкими мутными оконцами, неровно стесанными брёвнами стен и красивыми резными ставнями, превращая их в небольшие, волшебные замки. Не смотря на то, что селение выглядело небогато, приходило понимание: здесь живут люди, для которых главное богатство — душевное.