Без души (СИ) - Болдырева Ольга Михайловна - Страница 27

Осталось только убедить в этом самого себя.

Я не мог смотреть в зеркала, потому что видел суть. Вместо странного мальчика отражение показывало высохшего узника в обрывках одежды с седыми волосами и пустым взглядом, в котором багровыми искрами отсвечивало безумие. Но стоило на несколько секунд прикрыть глаза, как наваждение исчезало. Первый раз это увидев, я снова разбил зеркало и стоял, глядя на почти перерезанные острыми осколками вены и чёрную кровь, которая заливала мягкий ковер, пока не прибежал испуганный Леша.

Эти сны начались с приходом надзирателя, который, кажется, в самом деле верил, что сможет научить меня контролировать пустоту и пользоваться силой, которую подарила мне Алевтина. Я молчал, подчиняясь Бездне, и не говорил, что этот дар давно ушел в Ничто. Мужчина готовил странно — кислый настой, после которого меня рвало, а по ночам преследовали странные видения, как в том сне с Ирэн. Я переносился в те места, где раньше никогда не бывал и наблюдал за людьми, вынужденный бестелесным признаком становиться свидетелем их горя и неудач. Смотрел разные вероятности своего прошлого, и везде было падение, ложь, ненависть, словно злая чья‑то воля в последний момент заставляла марионеток сворачивать с пути, бросаясь в бездну. Впрочем, там не было этой холодной бездушности. Ярость, крики, страсть — все это переплеталось, окружая меня, пытаясь проникнуть внутрь, но раз за разом растворяясь в пустоте.

И иногда я пытался поверить, что это может помочь…

А почему нет? Ведь это и было главным заданием Девеана — сделать будущую игрушку своей госпожи интересной. Мужчину тяготила роль няньки и тюремного надсмотрщика. До этого он выполнял более понятные задания: пойти туда, принести то, убить этого. Девеан оказался крайне молчаливым типом, и если говорил, то с раздражением, быстро и отрывисто, проглатывая окончания и сминая фразы.

А ещё мне было приказано не пытаться возвращать чувства самостоятельно.

Словно я собирался это делать, или же знал верный способ.

— Ты не знаешь, какими они придут, насколько будут изменены и изломаны. Можешь сделать только хуже, всем… — сказал Девеан, после чего перестал со мной разговаривать.

И приходил лишь для того, чтобы дать очередной термос с настоем, но я постоянно ощущал присутствие своего надзирателя. Мужчина наблюдал, не вмешиваясь, но оценивая каждое моё действие и каждый шаг.

В моей новой жизни в распорядке дня произошли изменения. Если сравнить с тем медленным потоком времени, который окружал меня последние годы, то эти перемены можно было назвать большими. Нет, я не ушёл из семьи. Куда мне идти? Один я сразу же провалюсь в Бездну, и выхода уже не будет — только бесконечно — долгое падение в пустоту.

Несмотря на Лешину реакцию, я изменил восприятие родителей одним небольшим импульсом. Они продолжали ездить на работу, покупать продукты, смотреть восьмичасовые новости по второму каналу и любимые сериалы, тормошить брата, чтобы тот готовился к экзаменам, улыбаться и быть счастливыми, веря в случайные чудеса. Но в тоже время теперь для них все покрывал белёсый туман, приглушающий вопросы и действия, которые могли быть направлены в мою сторону. Словно у них никогда не было второго сына. Родителей не волновало, где я пропадаю целыми днями, что собираюсь делать в будущем, мои странные фразы и слова, чудесное возвращение. За то, что я сделал, Леша опять ударил меня, назвав монстром. Я согласился, что да — монстр, тварь, — и исправлять ничего не стал. Два дня брат обходил меня стороной, но видимо осознав, что ничего сделать или изменить не сможет, сменил гнев на милость.

Теперь каждое утро я распахивал окна на лоджии и расправлял крылья. Полёт стал моей единственной радостью, которую я мог себе позволить. Странный ряд ассоциаций, бьющий в лицо ветер — все это подступало слишком близко к удовольствию, но грань я не переходил, закутываясь в пустоту. Я смотрел с высоты птичьего полёта на людей и их муравьиную суету, на сверкающие торговые центры, длинные пробки, играющих на площадках детей: моя Земля. Какой она бы ни стала, всё равно останется родным миром и домом.

Нужно было прожить эти два года — последний порог на пути к свободе. Несколько раз возникала идея занять себя единственным делом, которым я овладел в совершенстве — спасением. Нет, роль героя не на меня была шита, но отсюда сверху были видны и пожары, и ограбления, и изнасилования. В такие минуты, когда, зависнув над городом, я натыкался взглядом на очередное бесчинство, ассоциировал подобие облегчения, что лишен души и могу спокойно лететь дальше.

Лето шло на убыль. Брат блестяще поступил в педагогический вуз, куда его в четыре руки запихивали родители. Дела папиной компании резко пошли в гору, мама получила повышение. Неожиданно выздоровела её сестра, живущая в Петербурге, которая одна воспитывала маленькую дочь.

А я начинал медленно терять смысл своего существования. Если сначала появившиеся сны вырывали меня из объятий Бездны, то теперь и они не заполняли пустоту даже поверхностно. Всё больше и больше в сознание стала проскальзывать знакомая каждому человеку мысль: "нужно ли мне это?" — только в моём случае это приобретало несколько иной смысл: перестать дышать, заставить сердце остановиться. Если не поможет: проще отдать себя Бездне, чем заставлять существовать изо дня в день ради непонятной сделки и мести. Вечное падение в никуда… Как же иногда хотелось подняться как можно выше над Землёй и убрать крылья. Повторить тот короткий полёт, чтобы больше не прийти в себя. Что‑то мешало. Может быть сама Бездна, а может крошечная часть прошлого меня, которая ещё существовала в памяти — всё‑таки побег от проблем это подлость и трусость.

А побег от самого себя?

В любом случае это было только игрой, в которую нужно было поверить саму, чтобы и другие посчитали ложь правдой.

Ведь оставался ещё один козырь. Да… — сюрприз, припасенный на черный день. И я бережно скрывал его ото всех, стараясь, чтобы и в мыслях не проскальзывали напоминания о нём, ведь Бездна не могла контролировать меня полностью, а значит, должны были оставаться укромные уголки, не доступные для неё.

И это было прекрасно.

Оставалось только постоянно поддерживать иллюзию того, что я потерял последние ниточки с реальностью. Играть роль бездушной куклы, утратившей смысл, чтобы, с помощью Девеана найдя нужные слова, выдать их за правду.

Чтобы каждый из моих надсмотрщиков был уверен, что все идет именно по его плану.

В один из вечеров я привычно стоял на крыше своего дома, разглядывая улицу. Большое оранжевое солнце не спешило покидать небосвод, с неохотой опускаясь за соседние дома и создавая иллюзию огня, который медленно поглощал жилые строения. И ветер был таким же ленивым. Он вяло гонял по крыше изодранную газету, неизвестно как занесённую сюда. Потом дунул мне в спину, словно спрашивая, о чём же я задумался. Поиграл распущенными волосами, подтолкнул к широкому парапету и, будто демонстрируя то, что предлагал повторить, швырнул газету вниз с крыши. Она медленно закружилась в непонятном танце, теряя клочья бумаги, а потом начала торжественно опускаться на землю. Так медленно, словно что‑то тянуло её назад в небо. Я проследил взглядом полёт, пока он не закончился на козырьке подъезда, где ей тут же занялся другой ветерок, превращая в обрывки ненужных новостей.

— Хочешь последовать за ней?

Наверное, стоило вздрогнуть или отойти в сторону — встреча с надзирателем не сулила мне ничего хорошего, и подсознательно каждый раз я ожидал удара в спину. Мужчина был и оставался для меня неизвестной величиной, и я мог ждать чего угодно — от нападения до попытки развоплощения, которым он пригрозил в первую встречу. Девеан был хищником, а чтобы понять хищника, нужно досконально изучить его повадки.

— Хочу… — попробовал на вкус это слово, — нет… Не так.

— Мальчишка! — прошипели за спиной, а потом он резко схватил меня за плечи и развернул к себе лицом. — Скажи, тебе не надоело самому создавать себе препятствия, а потом мучиться, преодолевая их? Разве ты не знаешь, что не стоит искать сложных путей, если нужная дверь открыта? Я трачу своё время впустую!