Черный охотник (сборнник) - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 15

• Предыдущая
• 15/138
• Следующая

— Бррр! — невольно вздрогнула Анна.

— Как это странно! Почему ты чувствуешь к нему такую неприязнь? Ведь он никогда в своей жизни не совершил ни одного нечестного поступка.

— Я готова охотно поверить и этому, и все же во мне все сильнее растет убеждение, что ему суждено стать на пути между нами и счастьем. Не спрашивай меня почему — я не в состоянии ответить тебе, так как я и сама не могу себе объяснить причины. Будем надеяться, что до конца года сгладится это глупое предубеждение.

— А я надеюсь, что даже еще раньше, чем пройдет эта ночь, — сказал Давид Рок, тая какой-то скрытый смысл в своих словах.

Он ускорил шаг и тем самым заставил девушку пойти быстрее.

Вскоре перед ними уже мерцал мягкий свет в окнах коттеджа, где их поджидала Мэри Рок.

— Ты горишь нетерпением скорее увидеть его снова? — укоризненно сказала Анна.

— Это правда, — сознался юноша. — И если ты разрешишь…

— Ну конечно я разрешу! — ответила она. — Очевидно, мне суждено самой толкать тебя в его объятия!

И с этими словами она гордо откинула голову назад и пустилась прямиком к открытой двери коттеджа.

В эту ночь свеча долго горела в доме Мэри Рок. Она еще горела, когда вернулись Черный Охотник и Давид Рок и тихо, словно воры, поднялись наверх и улеглись спать.

И даже когда свеча в конце концов догорела и погасла, Мэри Рок и Анна Сен-Дени долго еще лежали с открытыми глазами, и каждая думала свои думы.

В душе одной из них были радость и счастье и, пожалуй, немного страха, который отказывался покинуть ее даже после того, как она услышала от начала до конца историю Питера Джоэля — Черного Охотника.

А в сердце другой была безнадежность, и по мере того, как бежали часы бессонной ночи, отчаяние все с большей силой охватывало душу одинокой женщины.

Дни, последовавшие за описанными событиями, внесли полную перемену в жизнь Давида Рока. Ему казалось, что не только он сам, но все переменилось вокруг него — и мать, и Анна, и Черный Охотник, и как будто даже леса. Он вдруг стал старше, но настолько старше, что вся былая детская жизнерадостность и беспечность совершенно покинули его. И лес, который раньше наполнял его сердце радостью, теперь вселял в его душу уныние и грусть.

Казалось, этот старый мир, эта бесконечная воля, которую он собирался покинуть и обменять на город, насупили брови и сами тоже готовы были отречься от него. В этом мире, который он обещал Анне покинуть, оставались все воздушные замки его детства. Здесь оставалось его сердце.

Юноша всеми силами старался скрыть от других тяжелое уныние, охватившее его; даже матери, Мэри Рок, он не поведал своих страхов, а также больше не говорил об этом со своей Анной. В течение нескольких педель юноша превратился в мужчину.

Большой город сумел овладеть душой Анны Сен-Дени, говорил себе Давид Рок. Он увлек ее далеко от лесов, в которых она выросла вместе с ним, от залитой солнцем долины реки Ришелье, где они с самого детства строили планы будущей жизни. Да, большой город увлек Анну от всего, что сейчас было дорого ему, Давиду, и что когда-либо будет дорого ему.

Злые предчувствия, одно мрачнее другого, копошились у него в душе по мере того, как шли дни. Он боролся против них, но, увы, безуспешно. И с каждым днем он все больше и больше закалял себя, чтобы быть готовым к тому бою, что предстоял ему… К бою за Анну, — чтобы стать тем, чем она хотела его видеть, чтобы превратиться в часть этой веселой придворной жизни, которая дополнит ее красоту, но в которой, Давид был убежден, он потерпит полное поражение.

Уже на следующий день после долгой работы на мельнице Фонблэ маленький старый мельник, с чувством зловещего ликования убедился, что его пророчество оправдалось. Свита Биго покинула замок Гронден и направилась вниз по Ришелье к тому месту, где река вливалась в реку Святого Лаврентия. Веселая компания отправилась в пусть с громкими радостными криками, с развевающимися знаменами, но… Биго не было с ними. А точно так же отстали Водрей и де Пин и еще с полдюжины молодых офицеров.

В тот же день гонец-индеец принес весть, что гости Анны Сен-Дени из Квебека направляются к замку Гронден и прибудут через несколько дней.

Лицо Мэри Рок было белее мела в тот вечер, когда она кончила шить новый костюм из лосиной кожи для своего сына. Утром того же дня барон Сен-Дени явился навестить ее, вместе с ним пришли также Биго и маркиз Водрей.

— Она почти так же хороша, как и Анна! — шепотом заметил Биго, когда остался наедине с маркизом.

Черный Охотник успел уже уйти с зарей, но вечером он снова вернулся.

Давиду казалось, что все словно сговорились и стараются убедить его, что он должен ехать в Квебек. Все, за исключением мельника Фонблэ.

— Редкое счастье выпало на твою долю, сынок, — сказала Мэри Рок, — и было бы безумием, если бы я или ты отказались от него, даже если нам тяжело будет расставаться.

И она рассказала ему про визит барона Сен-Дени, интенданта Биго и маркиза Водрея и об их обещании прислать его в скором времени обратно к ней, увенчанного славой.

— В Квебеке — сердце Новой Франции, — сказал ему Питер Джоэль, и от юноши не ускользнуло, что голос Черного Охотника звучал как-то глухо и странно. — Иди, Давид, и прислушайся, как оно бьется.

— В Квебеке бьется сердце дьявола — вот что он хотел сказать! — насмешливо ответил мельник Фонблэ, когда Давид повторил ему слова Черного Охотника. — Иди, иди, Давид, и посмотрим, что дьявол сделает с тобой.

Повсюду вокруг себя юноша видел огромную перемену. Во-первых, в своей матери, в глазах которой появилось выражение безумной усталости начиная с той ночи, когда она рассказала ему повесть Питера Джоэля. Она внезапно, казалось, потеряла все свое былое веселье, и вместе с тем не стало того товарищеского духа, который всегда существовал в отношениях между нею и сыном.

Что касается Питера Джоэля, то он, начиная с той ночи, стал совсем другим. Он часами просиживал, храня глубокое молчание, держался в стороне ото всех и наконец ушел, даже не предупредив Давида, к острову Монреаль.

Биго не терял времени и старался всем показать, что Давид — его протеже, — и все лишь потому, что тот устроил ему «крещение» в пруду. Люди, вроде Давида Рока, такие закаленные и смелые, принадлежат к числу лиц, которых интендант любит и уважает, — так, по крайней мере, передавалось из уст в уста. И в скором времени не было ни одного человека, который не знал бы всех подробностей. А Пьер Ганьон к тому же отправил своему отцу и нескольким любителям сплетен в Квебек письма во много страниц с детальным описанием случившегося.

Жители окрестных коттеджей с завистью смотрели на юношу, предвидя великую карьеру, лежавшую перед ним. Молодые офицеры, сердце которых снедала зависть, приветствовали его в своей среде. Дважды интендант стоял, ласково положив руку на плечо юноши, и веселым тоном передавал подробности своего приключения. Он называл его попросту «Давид» — так же, как и маркиз Водрей, губернатор Луизианы, — и каждый день два великолепных и гордых джентльмена отправлялись с визитом к Мэри Рок.

Давид стал подумывать, что де Пин, пожалуй, славный малый. Этот хитрый человек так горячо раскаивался в словах, произнесенных у пруда в минуту беспечного легкомыслия. Что же касается барона Сен-Дени, то последний с гордым огоньком в глазах заявил Давиду, что он принес с собой почет в замок Гронден.

А Анна, прелестная Анна, та доводила юношу до состояния полной растерянности, ибо каждый раз, когда они встречались, она низко приседала, даже ниже, чем перед губернатором или интендантом, и в ее глазах, когда она встречалась с ним взглядом, светилась горячая любовь.

Как ни старался Давид Рок совладать с собой, он все же каждый раз заливался густым румянцем, когда Анна делала ему реверанс.

— Прекрати это, Анна, прошу тебя, — однажды попросил он. — Я чувствую себя дураком, когда ты делаешь мне реверанс, словно я король.

• Предыдущая
• 15/138
• Следующая