Время серебра - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/25
• Следующая

Праздничное шествие было не столько пышным, сколько радостным. Разве не его величество прогнал гномов? Разве не он разбил наголову вторгшиеся в Олбарию иноземные армии? Разве не он заключил мир с Троанном? Столица радовалась своему королю от всего сердца. Для полного великолепия недоставало только цветов — но откуда взяться цветам на излете осени, почти в начале зимы? Под копыта коней летели не розы или фиалки — золотистые венки из колосьев, перевитые яркими лентами, обещая грядущее процветание. А еще — усыпанная алыми ягодами рябина, отгоняющая злых духов и прочую нечисть, бересклет, и снова рябина, и снова колосья… Лэннион сухо ухмыльнулся, припомнив совсем другие праздничные шествия. Дункана, к несчастью, угораздило родиться вот именно что летом, и в день его рождения Лоумпиан тонул в цветах, они валились под ноги коням ворохами и охапками — на меньшее тщеславие Дангельта соглашаться не желало. Именно таким Лэннион и запомнил царствование Дункана: благоухающее море цветов перед всадниками — и жуткое, мерзкое месиво из грязи, раздавленных стеблей и растоптанных лепестков позади. Нет уж, обойдемся как-нибудь без лишнего великолепия — колосья гораздо лучше. Золотые колосья, алая рябина и бересклет…

Внезапно Джеральд и Бет подняли коней на дыбы совершенно одинаковым движением. Шествие остановилось. Одри, поглощенный воспоминаниями, в первый миг не понял, что случилось, — а вглядевшись получше, похолодел.

Этот венок, скрепленный узким черным шнуром, был свит не из бересклета или рябины. Тис! Тисовый венок, погребальный, смертный… нет, но какая же сволочь посмела! Все произошло практически моментально, и никто не успел разглядеть, чья рука швырнула перед королем и королевой стянутое траурным шнуром пожелание скорой смерти. Удавить бы мерзавца вот этим самым шнуром!.. поздно, непоправимо поздно, смертный тисовый круг уже лежит перед копытами, и от него такими же кругами расходится по толпе тишина — страшная, погребальная.

В этой тишине особенно отчетливо слышно было, как стукнули о камни мостовой каблучки королевы, когда она спрыгнула с седла.

— Какое прекрасное предзнаменование, Джеральд. — Голос Бет разнесся над обомлевшей от ужаса толпой далеко и ясно. — Твои замыслы всегда будут поражать цель так же метко, как стрела из тисового лука.

Одним рывком Бет распустила стянутый узлом черный шнур и разняла венок. Еще несколько быстрых движений — и вот он, лук! Самый странный на свете лук, сложенный из многих ветвей, покрытых зеленью, и тетива у него такая, что не стрелу — копье выдержит… но это лишнее, к чему копье, лишь бы тетива выдержала стрелу, пурпурную крылатую стрелу Райноров… а она выдержит! Бет подняла лук над головой — и толпа взвыла от восторга, благословляя королеву. Одри и сам орал до хрипоты вместе со всеми, сколько было воздуха в легких… будь благословенна, Бет! Ты — и тот день, когда я наорал на Джеральда. Клари права, тысячу раз права — ты верный Друг Джеральду и настоящая королева.

Бет нужно было пройти всего несколько шагов, чтобы оказаться возле Искорки — но Кларетта очутилась там раньше нее.

— Осторожнее, Ваше Величество, — произнесла Клари, а потом наклонила голову и что-то очень тихо прибавила. Королева посмотрела на нее с нескрываемым удивлением, покачала головой, рассмеялась, ответила Клариссе так же негромко, оперлась о предложенную ей руку и вернулась в седло.

Толпа вновь разразилась ликующими воплями. Казалось бы, звук двух пощечин должен был утонуть в этом море ликования совершенно — и все же Одри услышал его так явственно, словно бы вокруг все еще царила тишина. А потом шествие расступилось и исторгло из себя рыжеволосого человека с синевато-бледным, как снятое молоко, лицом, на котором неестественно пламенели следы двух пощечин — от — печаток маленькой, по всей вероятности, женской руки на левой щеке и отпечаток крупной, явно мужской ладони на правой.

При виде смертного венка Лэннион испытал всего лишь ужас — а теперь к горлу его подступила неизбывная сухая горечь. Так вот почему никто не увидел в толпе человека, бросившего венок! Его там и не было. Рука, швырнувшая смертный круг под копыта коней, вынула его из-под плаща капитана королевской гвардии. И метнула с убийственной точностью совершенно неприметным движением — именно так Дэвид Кестрел метал ножи в бытность свою Рыжим Дэви. Из-под плаща, точным и неприметным движением. Никак уж не рыцарское умение — однако оно не раз спасало в бою жизнь Золотому Герцогу.

Дэвид дышал тяжело и хрипло, точно загнанная лошадь, грудь его вздымалась быстро, словно он бежал куда-то на самом пределе сил, — грудь, на которой дерзко красовался ястреб Райноров. Кестрел под этим ястребом всю войну прошел — а теперь Джеральд убрал ястреба не только с гербового щита, оставив одну лишь стрелу, а и вообще прочь со своего герба, сменил ястреба на цветущий боярышник, окончательно и бесповоротно… и кто теперь бывший «ястребок» Дэви Кестрел — всего-навсего капитан королевской гвардии?

Одри готов был бы поклясться, что Рыжий Кестрел предан Джеральду до мозга костей… пожалуй, готов был даже и сейчас. Но Джеральду Дэви был всего лишь предан, и только — а перед Девой Джейн Кестрел преклонялся истово и исступленно. Да что там — Рыжий дал бы с себя шкуру содрать на сапоги для Девы. В этом все и дело. Капитан королевской гвардии понимал, что король обязан жениться, — но бывший «ястребок» не смог простить Джеральду измены. Может, впрочем, и не только ему — Лэннион помнил, как взахлеб, не стыдясь слез, плакал Кестрел, когда хоронили Джефрея де Ридо. Измена, двойная измена… и ястреб на груди — прямо в душу когтями вцепился… Дева Джейн, ее могила в Грэмтирском лесу, как же можно было так скоро забыть… и тисовый венок с черным шнуром, смертный круг, призывающий погибель, летит под копыта… Дэвид, о господи — Дэвид!

Король молчал. Он был страшно бледен, пожалуй, даже бледнее Дэвида. Пальцы его быстро сплетались друг с другом, и Лэннион понял, что Джеральд бледен от ярости. Этот жест гнева — сплетающиеся пальцы — был Одри отлично знаком. Лэннион на мгновение прикрыл глаза. Святители небесные — за что? Ну вот всего несколько вдохов тому назад Одри жаждал на мелкие кусочки разорвать мерзавца, посмевшего призывать смерть к Джеральду и Бет… но не Дэвида! Но не здесь! Но не сейчас! Не перед этими людьми, собравшимися здесь ради радости, а не ради правосудия! Это Дункан головы рубил направо и налево, расплевывая смертные приговоры, словно вишневые косточки, Дункан — слышите, вы? — Дункан, а вовсе не Джеральд… Дангельт, а не Райнор!.. но у Джеральда нет выхода. Он должен произнести приказ, неумолимо обрекающий на смерть капитана своей гвардии Дэвида Кестрела. Дэвид неловко слез с коня, прошел несколько шагов и внезапно рухнул на колени.

— Ваше Величество… — прошептал он почти беззвучно.

Он не смерти боится, отрешенно подумал Лэннион, и не пощады просит.

Губы короля раздвинулись в странной усмешке.

— Полагаю, человек, одаривший меня столь благим предзнаменованием, — четко и резко произнес Джеральд, — заслуживает награды.

Лэнниону показалось, что он сходит с ума. Или уже сошел.

— Ты будешь моим личным телохранителем, Дэви Кестрел, — прежним голосом молвил король.

Лэннион мысленно застонал. Да ущипните же меня, кто-нибудь! Я сплю… я сплю и вижу сон… потому что если это не сон, то мир взбесился и встал на дыбы… он просто-напросто спятил, этот мир, и я вместе с ним, а про короля и говорить нечего!

Покуда почти обеспамятевшего Дэвида поднимали и усаживали в седло, Одри, пользуясь моментом, приблизился к королю.

— Джеральд, ты рехнулся! — яростно выдохнул Лэннион, от волнения позабыв весь и всяческий этикет. — Я рад, что ты не велел казнить Дэви… но ты никогда не сможешь повернуться к нему спиной.

— Еще как смогу, — возразил Джеральд. — Одри, неужели вы так и не поняли?

— Что я должен был понять? — вскинул голову Лэннион.

— Я тоже не сразу сообразил, — признался Джеральд. — Вы ведь не видели, кто залепил Дэви эти две пощечины? Вот и я тоже не видел. А он — видел.

• Предыдущая
• 20/25
• Следующая