Инсуху - маралья вода - Куликов Александр А. - Страница 13

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая

Костя побежал, спотыкаясь о валежник, о камни.

Крутобокая скала, торчащая среди леса как каменный зуб, встала на пути. Костя поспешно стал обходив ее, но, сделав несколько шагов, остановился. За скалой слышался странный шум. Вот кто-то тронул пальцем огромную басовую струну. "Что это такое?" - раздумывал Костя, не решаясь идти дальше.

Струна прогудела и стихла. Костя уже было пошел вперед, но за скалой, в знойном неподвижном воздухе, точно пролетел огромный шмель:

- Жж-у-уу-у… ж-у-уу…

И стихло все.

Но вот опять донеслось оттуда однотонное:

- Жж-у-уу-у…

Костя прошел несколько шагов вперед, осторожно выглянул из-за скалы и замер.

У старой пихты, сломанной бурей, стоял на задних лапах медведь. Передними лапами он отводил длинные сухие лучины от расщепа. Склонив слегка голову, поворачивая к пню то одно ухо, то другое, медведь прислушивался к звукам.

Костя затаил дыхание. Ноги у него точно приросли к земле. Можно сделать всего несколько шагов назад, за скалу, и броситься стремглав подальше.

Но увлеченный музыкой медведь ни на что не обращал внимания.

Широкая щепа прогудела низким густым тоном.

Звук понравился медведю. Мишка отвел щепу еще дальше, выпустил из лапы и низко склонился к пню. Щепа отскочила от пня и с силою стукнула музыканта в широкий лоб.

Медведь взревел. Маленькие глаза налились кровью. Он сел. Повернул голову вправо, повернул влево. Никого нет… Провел мохнатой лапой по лбу. Вскочил, сердито заурчал, бросился к росшей вблизи осинке, выдернул вместе с корнем, размахнулся и что есть силы ударил по пню.

Раз, другой, третий.

С каждым ударом гнев его возрастал.

Грозный рев обиженного музыканта разносился далеко по притихшему лесу…

Костя не двигался с места. Страх его уже прошел, он с трудом удерживался от смеха.

Медведь продолжал неистово избивать пихтовый пень. Но вот измочаленный обломок осины отлетел далеко в сторону.

Постояв несколько минут молча около пня, медведь рявкнул и спустился по густому подлеску в заросшую чернью лощину. Трещали сучья под тяжелыми лапами уходящего зверя. Вот шум затих. Костя бросился бежать к реке.

Наступал вечер, ласковый и теплый. Было тихо. Костя сидел на волнистом нагорном прибрежье, рассматривая записку, найденную в пещере. В бутылку проникла сырость. Написанные химическим карандашом строки расползлись. С трудом Костя смог разобрать только несколько, мало что разъясняющих слов.

Едва заметные извилистые линии на обороте записки, очевидно, обозначали речки. Названия их Костя разобрать не мог. Это, видимо, был план.

Пытаясь расшифровать записку, Костя после каждого слова мысленно продолжал текст. Подставлял свои слова и целые фразы. Без карандаша это оказалось делом трудным.

"Нет, в шифровальщики я не гожусь", - с досадой произнес Костя, аккуратно свернул записку, положил в карман куртки. "Как жаль, что нет сейчас ребят, Сергея Петровича, - с горечью думал он. - Все вместе, конечно бы разобрались. Партизаны хотели в записке что-то сообщить важное. Иначе зачем было им оставлять ее в пещере. Но что? Кому? Может быть они обнаружили богатейшие залежи ценных руд? А причем в записке фраза: "лечили за перевалом".

Костя снова достал записку. Да, там совершенно ясно написана эта неоконченная фраза. А если… В дневнике отца ясно сказано о целебных свойствах каракольской воды. Может быть есть связь…

Выпорхнувший из травы шумный табунок рябчиков прервал размышления Кости, "Хорошо бы подбить одного на ужин", - подумал он, бросив взгляд вслед улетевшим птицам. Они опустились в густой осинник.

Голод уже давно давал себя знать. Можно было, конечно, опять заняться рыбалкой, но изжаренный рябчик привлекал больше.

Костя проглотил слюну, спрятал записку и решительно двинулся к осиннику.

Крутые скалы приблизились к реке вплотную, мальчику пришлось отойти от берега. Он попал в узкую мрачную долину, заросшую лесом.

Куда пойти? Осинник остался совсем в стороне. Высокие папоротники с длинными ажурными листьями тянулись сплошными густыми зарослями. Со старых деревьев свисали длинные нити лишайника-бородача. Долину наполняли полумрак, сырость. В тяжелой, гнетущей душу тишине настойчиво и скучно стучал по стволу черный дятел-желна, точно вбивая в доску гвозди.

- Тук-тук, тук-тук… тук-тук, тук-тук…

В вершине высокой осины мрачно прохрипел старый ворон:

- Крры… крры… ы-ы-ыы.

Косте было не по себе. Он спешил скорее покинуть это мрачное место, выбраться к реке.

- Фыррр-рр-р, - шумно выпорхнули рябчики из травы, напугав Костю. Опустились. Вон они расхаживают рябые, кормятся на земле. Подобрав слегка изогнутую палку (мысленно Костя представил себе, что в руках у него австралийский бумеранг), он стал подкрадываться к рябчикам.

Первый "выстрел" оказался неудачным. Костин "бумеранг" ударился о дерево и со звоном отлетел.

Рябчики вспорхнули и опять расселись невдалеке и, словно поддразнивая охотника, продолжали клевать ягоды.

Еще бросок, еще… Все с тем же результатом. И главное, "бумеранг" не возвращался обратно. Хорошо, что птицы были непуганые и далеко не отлетали.

- Экий мазила! - вслух сказал Костя и снова пустил в птиц палкой.

На этот раз "выстрел" оказался удачнее, один из рябчиков не взлетел.

Обрадованный охотник кинулся за ним, рябчик нырнул в заросли папоротника и исчез.

Увлеченный охотой Костя не заметил, что со старой пихты, под которой он стоял, следят за ним два неподвижных злых глаза с темными зрачками. Замерло прижатое к толстой ветке вытянутое тело зверя, с крупными черными пятнами. Только чуть вздрагивали кисточки на маленьких стоячих ушах. Вот нервно шевельнулся кончик хвоста.

Костя повернулся на легкий шорох в ветвях, взглянул вверх, хотел крикнуть, но у него перехватило в горле.

Рысь приготовилась к прыжку.

…Спустившись с перевала "Куломыс", Алексей Иванович повернул на восток и углубился в долину с крутыми склонами, заросшую густым старым пихтачом.

Проехав с десяток километров, оставив коня, он разыскал на дереве, в стороне от тропы знак, зарубку, сделанную им когда-то во время охоты. Собственно и зарубки-то уже давно не было, а только приметное развилистое, тоже уже постаревшее дерево. И лишь зоркий глаз старого охотника мог увидеть на коре пихты рубец.

Негромким гортанным криком: "ии-е-ее-оо" Сыркашев подозвал коня, сел и, не погоняя, опустил поводья. Привычно покачиваясь в седле, он, казалось, задремал. Нет… Он просто задумался. Алексей Иванович совершенно отчетливо припомнил один зимний студеный день, проведенный им в этой глухой долине: обложенную берлогу, неудачный выстрел по поднятому из берлоги зверю, подоспевшего Брянцева.

Сыркашев вздохнул. Наверно смерть тогда тихо толкнула руку, ружье послало мимо пулю. Думала, старая, взять с собой охотника. Рано приходила. Алексей Иванович беззвучно рассмеялся, открыл глаза.

Конь остановился. Тревожно прядал ушами, храпел, Сыркашев кинул по сторонам быстрый, настороженный взгляд.

Солнечный луч прорвался сквозь густые вершины деревьев, упал на старую пихту, на приготовившегося к прыжку зверя.

Алексей Иванович увидел мальчика под пихтой.

Он быстро вскинул ружье, прицелился…

Все произошло в какие-то мгновения. Выстрел. Упавшая с дерева рысь. Неизвестно откуда появившийся старик с ружьем в руке, на коне. Костя с недоумением смотрел на него.

Сыркашев не спеша слез с коня, подошел к растерявшемуся мальчику. В это время из зарослей высокого папоротника стремительно выбежал Тым и с радостным лаем прыгнул на Костю, пытаясь лизнуть его в лицо.

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая