В Иродовой Бездне (книга 2) - Грачев Юрий Сергеевич - Страница 34

Маленькая самодельная записная книжка из бересты была для Левы сущей драгоценностью. Он перечитывал записанные в ней стихи и утешался.

В эти столь трудные для Левы дни его согревали воспоминания детства: как он в воскресной школе учил наизусть многие евангельские и библейские тексты. Как никогда ранее, ему теперь стало ясно, что родители, уча его Слову Божию, с малых лет заложили в нем то самое драгоценное, которое не только не может исчезнуть, но является подлинной пищей жизни в тяжелые годы. Он вспоминал рассказы матери об Аврааме и Иосифе и многое другое. Эти воспоминания наполняли его душу счастьем. «Воистину счастлив тот, — думалось юноше, — кто с детства знает Писание. Счастливы дети, имеющие любящих родителей, бабушек, дедушек, которые с детства вкладывают в них драгоценные истины добра и мира, спасения и чистоты».

В лагере же Леву окружали люди, лишенные такого счастливого детства. Они воспитывались родителями в помышлениях о земном и мирском, ничего не знали о Христе, и вот теперь Лева воочию убеждался, как они несчастны. Ничего светлого, ничего чистого в их поведении он подметить не мог. В дни заключения ими руководило лишь одно стремление: иметь побольше хлеба, ржаного хлеба, чтобы быть сытыми и не умереть, не лечь костьми. И их бесконечные разговоры тоже были об одном — как бы освободиться, поскорее выйти на свободу.

Большой радостью, настоящим праздником стало для Левы письмо от матери. Ведь прошло более года, как он был арестован, находился под следствием. А потом пребывание в пересылках… За это время ни одной весточки — ни от родных, ни от близких.

Лева знал, что маме было тяжело, чрезвычайно тяжело: работала, содержала четырех детей и поддерживала мужа, находившегося в ссылке. Но, как женщина умная, она не позволила себе в письме к сыну ни одного слова горечи, уныния. Наоборот, только слова ободрения и радости. Мама писала, как молилась о Леве, как, долго не получая о нем известий, все же была спокойна, зная, что без воли Отца Небесного и волос не упадет с головы. Она ободряла Леву и советовала ему «почаще смотреть вверх». Писала, что и папа, и дядя Петя, и прочие ссыльные бодрствуют. Спрашивала, в чем он нуждается, и готова была вновь и вновь все отдать для того, чтобы помочь родной страдающей душе.

Еще Лева получил письмо из Мариинска от Володи Лобкова, одного из тех братьев по вере, с которыми Лева встречался в Сибири на пересылках. В письме упоминалось о сестре Паше Огородниковой — той самой, которая так много помогала заключенным. Письмо Володи было проникнуто словами ободрения, надежды и веры.

Необыкновенно легко стало на душе у Левы от чтения этих двух писем. Да, среди мрачного мира, который сегодня окружает его, среди миллионов людей, погрязших в земном, которые мучаются сами и мучают других, есть «малое стадо» — те, кто интересуются прежде всего не тем, во что одеться, что есть, как удовлетворить свою половую потребность, но живут высшими интересами. И хотя такие люди были далеко от Левы, он как бы видел их незримо, а письма от них явились живым доказательством того, что они идут в жизни той же дорогой, какой во все века шли лучшие люди истории — дорогой любви к Богу, чистоты и мира, страдания и терпения.

В первых числах января 1932 года, когда Леве исполнился двадцать один год, в лагере был собран этап. В него отобрали заключенных, которые не могли работать на лесозаготовках. Куда же отправят этот ненужный человеческий балласт, не пригодную для этого лагеря рабочую силу? Заключенные не знали, куда идет этап, так же, как стадо перегоняемых домашних животных, коров и быков, не знает, куда и зачем их гонят.

Всех, отобранных в этап, волновал вопрос: «Куда?» Мечтали попасть в лагерь с сельскохозяйственным уклоном: там и работа на полях и огородах полегче, и питание гораздо лучше. Те, кто уже побывал в сельскохозяйственных отделениях, говорили, что там всегда удавалось съесть лишнюю картошку, морковку. А если повезет — попадешь на склад перебирать овощи, тут уж совсем голодать не будешь. Другое дело, если отправят куда-нибудь в шахты или на север. Там гибель неминуема.

Среди отправляемых Лева в физическом отношении был одним из самых слабых, но по настроению, наоборот, одним из самых бодрых.

Он подобным вопросом не мучился. Его не интересовало, что предстоит впереди. Все заботы он возложил на Высшее Руководство, и в его записной книжке из бересты появилась карандашная запись: «Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас».

Этапников собрали в отдельном бараке, вымыли в бане. Начальство распорядилось выдать им самое изношенное, чиненое белье, ведь их отправляли в другой лагерь.

Одежда заключенных пахла по-особому. Бесконечные прожарки в жар – камерах, работа на лесозаготовках, пребывание в бараках, которые на ночь запирались и потому воздух там становился спертым, — все это придавало ей тот специфический лагерный «аромат», к которому сами арестанты настолько привыкли, что и не замечали его. Но когда приходили свежие люди, например, врачи, комиссовавшие в этап, особенным образом поводили носами, как бы давая понять, что запах лагерников отнюдь не из приятных. Что касается лагерного начальства, то оно этот запах ценило: в случае побега собакам по запаху было легко обнаружить бежавшего, даже если бы он смешался с толпой людей.

Лева тоже не замечал его. Юноша уже свыкся с тюремной одеждой, с лагерными нарами. Единственное, к чему ему так и не удалось привыкнуть, — это чувство голода. Все время страшно хотелось есть.

О свободе в отличие от заключенных Лева не тосковал. Он понимал, что сейчас церковь Христа гонима, везде позакрывали молитвенные дома, сослали массу братьев и сестер, и для Христа в России нет места нигде, разве только в тюрьме. И Смирнский не думал о досрочном освобождении. Он даже не вел счет дням, которые остались до конца его срока. Зачем? Если нет в России свободы для Христа и Его учения, то и лично ему, Леве, не может быть никакой свободы.

Перспектива жить в лагерях до смерти нисколько не страшила Леву. Он твердо верил в то, что эти кратковременные страдания – ничто по сравнению с тем, что откроется ему в чудных небесах. Он знал, что каждый ушедший день только приближает его к Небесной Родине и что там не будет ни страданий, ни воздыханий, ни несправедливости. Там никто не угнетает ближнего, там. Христос, Свет, Жизнь…

Глава 2. В этапе

«Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его. и прославлю его»

Пс. 90:15.

Перед отправкой всех тщательно обыскивали. Найдя у Левы книжку из бересты, надзиратель стал ее читать.

– Ты что, верующий?

– Да, верующий, — спокойно ответил Лева.

– Странно. Такой молодой, а верующий. В какого же Бога ты веришь?

– В Того, Кто сотворил небо и землю, — ответил Лева. — И Иисуса Христа, Спасителя.

Разговор прервал подошедший начальник конвоя. Он взял у надзирателя книжечку из бересты и, просмотрев, бросил ее в кучу недозволенных вещей. В основном там были ножи да бритвы — их всегда изымали у заключенных во время этапа.

— Почему у меня отобрали записную книжку? — недоумевал Лева. — Ведь там только стихи из Библии. А, понимаю!.. Ведь Слово Божие острее меча обоюдоострого, оно проникает в самую глубину человеческого естества…