Инкуб, или Демон вожделения - Рассел Рэй - Страница 37

• Предыдущая
• 37/49
• Следующая

Он двинулся дальше, завернул за угол. «Сахарница» тоже была закрыта. Через окно он посмотрел на столик, за которым они сидели с Прю и пили чай со льдом.

«Почему бы нам не сделать что-нибудь еще для разнообразия? – совершенно явственно услышал он голос Прю. – Может, съездим в Мидвэйл?»

Она не хотела идти в кино. Возможно, предчувствовала? А он уговорил ее. Его покоробило от этих воспоминаний.

Возле гостиницы тоже все тихо и спокойно. За окнами пустые столы, которые обслуживала Мэлани Сандерс. Там часто, подавая ему кофе, она отпускала двусмысленные шуточки.

В конце концов Чарли добрался до пляжа. Он оказался недалеко от того места, где напали на Мэлани. Сегодня был штиль, и море выглядело как огромная тарелка серой густой каши. Каково было бы вступить в нее? Сбросить все и голяком кинуться в обжигающую воду. Чарли казалось, что-то непреодолимо тянет его туда. Он вдруг вспомнил, что жизнь зародилась в море. И что было бы естественнее возвращения туда? Очиститься омовением соленой воды, такой холодной, что она законсервирует тело, обезболит его как новокаин, заморозит и разум, и память, и чувства. Войти в эту исцеляющую воду, чувствовать, как поднимается она до пояса, потом по грудь, до подбородка. Продолжать идти, пока морская гладь не сравняется с глазами, пока ноги не перестанут доставать дна. А потом погружаться все глубже и глубже, продвигаться упорно в ледяную вечную темноту, оставив на берегу одиночество.

Чарли начал раздеваться. Голым он пошел к кромке. Когда холодная морская вода коснулась пальцев, он словно пробудился. Посмотрел вниз, увидел босые ступни, погруженные в воду, ощутил свою наготу и, вдруг испугавшись, отступил назад. Что он делал? Он быстро огляделся, надеясь, что его никто не видел.

Да, вокруг ни души. Дрожа от холода, он оделся и быстро зашагал с пляжа. В туфлях скрипел песок.

Направился к церкви. Он ходил туда по воскресеньям вместе с отцом. Пел в церковном хоре, мечтал во время проповедей преподобного Китона. Но в течение остальных шести дней он о церкви никогда не вспоминал, бывало, только смеялся над тем, как Прю подшучивала над своим дядей.

Как раз сейчас Китон входил в церковь. Что-то толкнуло Чарли последовать за священником. Фрэнк Китон, удивленный, что в такую рань кто-то кроме него находится здесь, обернулся:

– Доброе утро, Чарли.

– Здравствуйте, Ваше преподобие.

– Могу я чем-нибудь помочь тебе?

Чарли пожал плечами:

– О, нет. Спасибо. Я просто хотел посидеть здесь на скамейке и подумать. Я не буду мешать.

– Конечно, пожалуйста, приходи в любое время.

Чарли сидел и смотрел, как преподобный ходил по рядам, начиная с последнего, и раскладывал листки бумаги. На них были тексты из Евангелия, церковные объявления. Чарли не сиделось на месте. Он перекладывал ногу на ногу.

– Хочешь мне помочь, Чарли? – спросил Китон.

– Что? А? Конечно, Ваше преподобие! Фрэнк Китон дал ему пачку бумаг.

– Эти ряды я уже обошел, – сказал он. – Начни, пожалуй, отсюда.

Сначала они работали молча, потом Чарли сказал:

– Мне очень жаль вашу племянницу и невестку.

– Спасибо, Чарли. Да, это ужасно, особенно для моего брата.

– Догадываюсь, – произнес Чарли и через секунду добавил:

– Мне нравилась Прю. Очень…

– Да, я так и полагал.

– Я думаю, может быть… – Парень заколебался.

– Что, Чарли?

– Наверное, сейчас было бы неправильно сказать, что я любил ее?

Китон посмотрел на него:

– Нет, Чарли. Это не было бы неправильным сказать так. Если это правда.

– Это правда. Считаю, что правда. Но чем доказать это теперь? Никогда не думал об этом, пока она была жива. Я раньше не знал, что люблю ее. А теперь слишком поздно. Мне надо было признаться ей, да?

– Не переживай, Чарли. Если ты любил ее, то она сама догадывалась обо всем. Женщины такие. О, они хотят, чтобы мы почаще говорили им об этом, так же как они любят, когда им дарят цветы. Но знать все они знают и без наших слов.

– Очень хочется верить, что Прю догадывалась.

Они в задумчивости переходили от скамейки к скамейке, вкладывая тексты в молитвенники.

– Как вы думаете, – спросил Чарли, – а теперь она знает?

– Может быть, и так, – ответил Китон.

Они закончили дело и теперь стояли вдвоем перед церковью у Распятия.

– Спасибо, Чарли, – поблагодарил Китон, – приятно, когда тебе помогают. У меня одного на это ушло бы в два раза больше времени.

– Ваше преподобие…

– Да?

– Я ее еще увижу?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, когда я умру, я увижу Прю?

– Чарли, как я могу обещать тебе? Я ведь там никогда не был.

– Но кто еще даст ответ, если не священник вроде вас. Вы же все знаете о Боге. Вы этому учились. Может быть, Прю еще жива где-то?

Преподобный Китон взглянул на почти обнаженную фигуру на кресте. Увидел, словно в первый раз, изуродованные руки и ноги. Увидел муку в глазах… но ответа эти глаза дать не могли.

– Жива? – повторил Чарли свой вопрос. – Что происходит с нами, когда мы умираем?

– Это не дано никому знать, – ответил священник.

… В тот же ранний час, когда Чарли вышел из своего дома, Тим спускался по ветке перечного дерева вниз. Он надеялся, что никто из соседей доктора не увидит, как он вылез из окна спальни Дженни. Возможно, Тим пользовался таким входом-выходом в последний раз.

– Это удобно, – сказал он Дженни, прощаясь, – слишком удобно. – Если могу забраться я, то же самое, может проделать и насильник. Поговори сегодня с отцом. Попроси его спилить эту ветку. Чем раньше, тем лучше.

– Но я обожаю старое дерево! Всю мою жизнь оно растет под этим окном. Оно старше меня.

– Если ты хочешь стать еще старше, сделай так, как я говорю. Просто спилите эту ветку. Она выглядит как приглашение для какого-нибудь психа заглянуть к тебе.

Дженни рассмеялась:

– Свой свояка…

– Уморительно смешно. – Он поцеловал ее и исчез.

Теперь быстро удаляясь от дома Дженни, он решал, возвращаться ли ему в гостиницу или заглянуть к тете. В конце концов она все же болела.

Агата, завернувшись в халат, сидела в гостиной, в старом деревянном кресле-качалке.

– Как ты себя чувствуешь? – вежливо поинтересовался Тим.

– Чуть получше.

У камина стояло ружье.

– Это тебе шериф одолжил?

– Да. Вчера вечером, когда они сняли доски с окон. Он настоял, чтобы я его взяла. Но мне нечего бояться.

– На сей раз вынужден согласиться. – Тим не удержался и съязвил: – Насильника интересует дичь явно помоложе.

– Не потому мне нечего бояться, – серьезно возразила Агата. – Этот насильник – бич города, насланный за плотские грехи.

– Можешь думать как хочешь, – Тиму вовсе не хотелось начинать спор.

– Ты только вспомни о них, – продолжала Агата упорно, – о тех, кто погиб. Мэлани Сандерс. Все знали о ее доступности. И племянница его преподобия – она над ним насмехалась в открытую. Одному Богу известно, что они там вытворяли с молодым Прескоттом.

Тим не мог выслушивать теткину чушь дальше и полез в спор против своей воли.

– Ну хорошо, а что ты можешь сказать о Гвен Моррисей? Она вообще не из нашего города. Ты о ней абсолютно ничего не знаешь, а она погибла первой.

– Что можно сказать хорошего о девушке из колледжа. Всем известны царящие там сегодня нравы.

– А Мэри Лу и ее мать?

– Анита Грант всегда вела себя вульгарно. Полуголая разгуливала на теннисных кортах и в бассейнах. Она вызывала у мужчин грязные мысли. За то и понесла кару. Муж погиб – ее парализовало. А в конце концов и ее, и дочь изнасиловали и убили. Господь Бог мстит. Он суров, но справедлив.

Тим просто обалдел. Его подмывало услышать суждения почтенной тетушки об Элен Китон. Он упомянул это имя, добавив:

– Уважаемая всеми школьная учительница. Преданная жена и мать. И не разгуливала в бикини и шортах. Очень домашняя женщина. Так как же с ней?

Агата фыркнула.

– Без сомнения, она в последние годы стала респектабельной дамой. Но когда она училась в старших классах, давно, еще до твоего рождения, поговаривали…

• Предыдущая
• 37/49
• Следующая