Книга-2: Доктор из Лхасы - Рампа Лобсанг - Страница 40

• Предыдущая
• 40/57
• Следующая

Рано утром на следующий день, задолго до появления в небе первых проблесков зари, дверь моей камеры с силой распахнули. Она с грохотом ударилась о стену и замерла. Несколько солдат ворвались внутрь. Они грубо схватили меня, встряхнули и поставили на ноги. На меня надели наручники и долго вели куда-то в темноте. Солдаты постоянно подталкивали меня прикладами, что совсем не свидетельствовало об их дружеском расположении ко мне. Каждый раз после удара прикладом они кричали мне:

– Быстро отвечай на все вопросы, которые тебе зададут! Понял, враг порядка? И притом говори правду, а то с тобой еще не такое сделают! Мы узнаем от тебя все!

В конце концов мы пришли в комнату для допросов. В ней полукругом стояли несколько офицеров. Все они были очень сердиты или желали казаться таковыми. Мне же они казались оравой школьников, собравшихся вместе, чтобы замучить лягушку. Когда меня ввели, все они церемонно поклонились мне. Затем старший офицер, полковник, призвал меня рассказать им все, что я знаю и заверил, что японцы – дружелюбный и миролюбивый народ. Но меня он назвал врагом, потому что я на стороне китайцев выступил против их мирного марша по этой стране. Китай, по его словам, должен быть колонией Японии. Это он мотивировал тем, что у китайцев нет своей культуры!

– Мы, японцы, являемся подлинными друзьями мира, – продолжал он. – Поэтому ты должен рассказать нам все, что знаешь о китайцах. Нас интересует передвижение их воинских подразделений, их численность, а также содержание твоих разговоров с Чан Кай Ши. Если ты расскажешь нам все это, мы сможем преодолеть сопротивление китайцев и без кровопролития подчинить себе эту страну.

– Я – военнопленный. Требую, чтобы со мной обращались как с солдатом, взятым в плен на поле боя. Больше мне нечего вам сказать.

– Наша цель – сделать так, чтобы все народы жили в мире под протекцией нашего императора, – сказал он. – Наша страна скоро станет Великой Японской Империей. Ты скажешь нам всю правду.

Надо отметить, что они не брезговали ничем, лишь вы заставить меня говорить. Они очень хотели получить от меня нужные сведения и поэтому добивались этого любыми средствами. Когда я опять отказался говорить с ними, они повалили меня на землю ударами прикладов по груди, спине и коленям. Затем солдаты снова поставили меня на ноги, чтобы снова можно было сшибить на пол. После многих, многих часов, в течение которых они делали со мной все что хотели, было решено, что нужно привлечь более радикальные средства. Меня связали по рукам и ногам и снова оттащили в камеру. Здесь я пролежал связанный несколько дней и ночей.

Японцы знают, как связывать пленных так, чтобы причинить им побольше страданий. Мои запястья были связаны вместе так, что руки оказались на затылке. Затем лодыжки были соединены веревкой с запястьями. При этом колени были согнуты, а стопы ног – обращены к затылку. Кроме того, еще одна веревка охватывала шею и была привязана одним концом к левым лодыжке и руке, а другим – к правым. Это было сделано для того, чтобы при попытке ослабить натяжение веревки за спиной, я начинал удушать себя. Лежать в положении натянутого лука было действительно очень больно. Довольно часто в камеру входил часовой, наносил мне удары и смотрел, как я корчусь.

Несколько дней меня держали связанным в таком положении и развязывали лишь на полчаса в день. Время от времени японцы приходили ко мне и задавали вопросы. Я не издал ни звука. Несколько раз, правда, я сказал им:

– Я – офицер китайской армии, не имевший при себе оружия. Я – врач и военнопленный. Больше мне нечего вам сказать.

Скоро им надоело задавать мне вопросы, и тогда они пришли с трубкой, через которую стали заливать мне в нос воду с перцем. Мне казалось, что весь мой мозг горит изнутри. Мне чудилось, будто дьяволы разжигают огонь внутри моей головы. Однако, что со мной ни делали, я не заговорил. Тогда они стали подбрасывать в воду больше перца и добавлять в нее горчицу. Воль стала нестерпимой. В конце концов у меня изо рта хлынула кровь. Должно быть, перец прожег какой-то сосуд в носоглотке. Пытки длились уже десять дней. Только увидев, как я истекаю кровью, они поняли, что таким образом им не удастся заставить меня говорить, и ушли.

Через несколько дней меня снова потащили в комнату для допросов. Им пришлось нести меня, потому что как я ни старался, сам передвигаться не мог, даже когда они кололи меня штыками и подталкивали прикладами. Мои руки и ноги были связаны так долго, что я, казалось, потерял над ними всякий контроль. В комнате для допросов солдаты просто бросили меня на пол, а сами отошли в сторону в ожидании дальнейших команд от офицеров, сидевших полукругом передо мной. На этот раз я увидел перед собой много странных приспособлений, которые, как я знал из книг, были орудиями пыток.

– Сейчас ты все расскажешь нам, и мы больше не будем терять времени, – сказал полковник.

– Я уже сказал вам то, что мог сказать. Я – офицер китайской армии, – произнес я и замолчал.

Японцы побагровели от злости. По команде я был привязан к доске с распростертыми в стороны руками, как на кресте. Под ногти до самых суставов они вставили мне длинные бамбуковые щепки. Затем эти щепки начали вращать. Боль была чудовищной, но ответа от меня они не добились. Тогда щепки вынули и стали медленно, один за другим, вырывать мне ногти.

Боль стала действительно дьявольской. Еще хуже стало, когда японцы начали капать на кончики пальцев соленой водой. Я знал, что не могу выдать своих друзей и поэтому должен молчать. Я вспомнил совет своего наставника, ламы Мингьяра Дондупа: «Не сосредоточивай внимания на больном месте, Лобсанг. Ведь если ты фокусируешь на нем свою энергию, тогда боль становится действительно невыносимой. Поэтому думай о чем-то другом. Держи в узде свой ум и думай о чем-то другом. Если ты сможешь это делать, боль по-прежнему будет продолжаться, но ты сможешь переносить ее. Она будет казаться тебе чем-то, присутствующим лишь на периферии сознания».

Поэтому, чтобы не сойти с ума и не выдать имена и тайные сведения, которые были мне известны, я сосредоточил внимание на других вещах. Я думал о прошлом, о своем доме в Тибете и о Наставнике. Я также думал о прошлом нашего мира, ведь в Тибете немало знают о том, что было когда-то.

Под Поталой есть тайные пещеры, в которых, по всей вероятности, содержится ключ к истории мира. Меня тянуло в эти пещеры. Я был просто очарован ими. Мне кажется, что и читателю будет интересно узнать о том, что открылось мне в этих пещерах. Ведь подобными знаниями западная наука еще не располагает.

Помнится, тогда я был молодым монахом, проходящим курс обучения в Потале. Далан-Лама, Высочайший, часто пользовался моим даром ясновидения. Всякий раз он был очень доволен полученными сведениями и, чтобы отблагодарить меня, предоставил мне право спуститься в пещеры. Однажды мой наставник, лама Мингьяр Дондуп, вызвал меня к себе.

– Лобсанг, я много думал о твоих успехах, – сказал он, – и пришел к выводу, что ты уже достиг такого возраста и такого уровня развития, что можешь спуститься со мной в пещеры и учить писания, хранящиеся там. Пошли!

Он поднялся и вместе со мной вышел из комнаты. Мы долго шли по коридорам, спускались и поднимались по многим ступеням, проходя мимо монахов, занимающихся своими обыденными делами. В итоге мы пришли в маленькую комнату, которая находилась в конце одного из самых глухих коридоров монастыря. Тусклый свет проникал в нее через несколько небольших окошек. Снаружи виднелся развевающийся на ветру ритуальный флаг.

– Сейчас, Лобсанг, мы с тобой возьмем лампы и войдем туда, куда ступала нога лишь немногих лам, – сказал мой Наставник.

Мы взяли лампы, стоявшие на полках в небольшой комнатке, и наполнили их маслом. На всякий случай мы взяли с собой по две лампы, зажгли каждый по лампе и направились вниз по коридору. Я следовал за Наставником, который указывал мне путь.

• Предыдущая
• 40/57
• Следующая