Изумленный капитан - Раковский Леонтий Иосифович - Страница 65
- Предыдущая
- 65/81
- Следующая
– Сашенька!
Но косоглазый сержант оттолкнул его:
– Не лезь, ваше благородие!
Возницын как-то смущенно посмотрел на Андрюшу, кивнул ему головой и пошел по улице, высокий, нескладный.
Андрюша стоял, выпустив из рук поводья. Проголодавшаяся лошадь тянулась мягкими губами к молодой зеленой травке, пробившейся у забора.
V
Когда Возницына вывели со двора, он был уверен, что его ведут в Тайную Канцелярию или Сыскной Приказ у Москворецких ворот. Очевидно, кто-то донес, что Возницын притворяется безумным.
Возницын шел и соображал, чьих же рук это подлое дело.
Но Возницын ошибся – его почему-то привели в Синодальную Канцелярию.
«Может, вообще какое-нибудь недоразумение?» – обрадовался он.
В Синодальной Канцелярии их прихода не ждали. Когда они ввалились в небольшую комнату Канцелярии, лысый секретарь считывал с седым, сморщенным копиистом какую-то копию. Копиист читал по подлиннику:
«а протчего ее корпуса за женским оныя состоянием не осматривал. Архимандрит Африкан».
Секретарь в последний раз глянул на бумагу и хотел уже передать ее копиисту, но вдруг, увидев что-то, закричал:
– А для чего в одной подписал датум 2 мая, а другая промемория без датума?
Копиист только моргал глазами, даже не пытаясь оправдываться.
– Переписать заново!
Швырнув назад промеморию копиисту, лысый секретарь обернулся к вошедшим.
– Что надо? – спросил он, глядя вопросительно на всех.
– Из Тайной Канцелярии, господин секретарь, – ответил кривой сержант. – Привели колодника, капитан-поручика Возницына.
– А зачем он нам?
– Он совратился из православной веры в жидовский закон и хотел бежать за рубеж. Капитан князь Масальский велел схватить его, чтоб он не утек, и доставить вам. Дело подлежит Святейшему Синоду. Вот доношение! – ответил сержант, подавая бумагу.
Возницын слушал, не веря своим ушам.
Алена! Масальский!
Этого он не ждал.
Секретарь развернул бумагу и прочел вслух:
«Отставного капитана-поручика Александра Артемьича Возницына жены его Алены Ивановой дочери доношение…»
– Так, так, – сказал он, привычным глазом окидывая бумагу.
– Куль! – крикнул секретарь.
– Чего изволите? – вошел из передней старый, подслеповатый солдат.
– Возьми фузею! Отведешь в колодницкую избу!
Старик смотрел – перед ним стояло четверо служивых. Кого ж тут брать?
– Это косого, что ль? – кивнул он на сержанта.
– Нет, – сердито оборвал секретарь. – Исполняй, что тебе приказывают! Ступай!
Солдат, поняв, что попал впросак, поспешил уйти.
Секретарь написал расписку в приеме колодника и передал ее покрасневшему сержанту. Солдаты, стуча башмаками, выходили из Канцелярии. В дверях уже стоял с фузеей в руках старик.
– Морсочников, развяжи да обыщи, – обратился секретарь к худощавому канцеляристу, откидываясь на спинку стула.
Канцелярист сунул перо за ухо и подошел к Возницыну.
– Только нож, больше ничего в карманах нет, – сказал Морсочников, кладя на стул перед секретарем перочинный нож Возницына.
– А треуголку забыл? – напомнил секретарь.
Морсочников взял из рук Возницына треуголку.
– Ну, ваше благородие, – обратился к Возницыну лысый секретарь: – Придется вам поглядеть нашу обитель! Посиди денек-другой, поосмотрись! Я завтра займусь твоим делом и как-нибудь доложу преосвященному Вениамину.
Возницын молчал.
– Кто ж тебя кормить-то в нашей бедности будет? С женой ты ведь в ссоре! Неужто старозаконники из Немецкой слободы? – спросил секретарь, желая выведать, с кого ему придется брать посулы.
– У меня в Немецкой слободе никого нет, – буркнул Возницын.
– Подожди, авось кто-либо сыщется, кому ваше благородие дорог, – потирая руки, улыбался лысый секретарь.
По всей видимости, дело могло быть прибыльным!
«Неужели та стерва, – подумал Возницын о жене, – дозналась о Софье?»
Он даже похолодел от этой мысли.
«Только б Афонька успел добраться до Путятина!»
(Во время ареста Возницын успел шепнуть Афоньке несколько слов).
– Веди, Морсочников! Куль уже вон совсем спит, – сказал секретарь.
Морсочников пошел вперед. Возницын последовал за ним. Старик-солдат затарахтел фузеей – поспешал сзади.
Возницын шагнул через порог колодницкой избы и остановился – тяжелый, смрадный запах ударил в нос. Не было сил отойти от двери.
Глаза со свету пока-что не различали в полутьме ничего. Свет проникал в избу лишь через одно, забранное решеткой маленькое оконце. Оно светилось в противоположной стене под самым потолком.
Но через минуту глаза пригляделись. Возницын разобрал: большую часть избы занимали сплошные нары, они только немного не доходили до той стены, у которой стоял Возницын. Между нарами оставался свободный проход.
Вся небольшая, низкая изба была полным-полна колодников.
Возницын с удивлением увидел, что здесь помещаются вместе мужчины и женщины. Народ толкался в проходе, сидел и лежал всюду – на широких нарах и под ними, на заплеванном полу, черном от многолетней грязи.
На Возницына никто не обратил внимания – изба жила своей жизнью. Стоял шум, говор. Кто-то спорил, кто-то со свистом кашлял, кто-то смеялся и даже сквозь этот гам доносился чей-то храп – человек умудрился заснуть. В дальнем углу шла перебранка. Сверху, с нар, кричали:
– Мартынушка! Сынчишка ты боярский!
Снизу ему отвечали в тон:
– Погоди, доберусь до тебя – я те щеки выломаю! Я тобой потолок вытру!
Звенели кандалы.
Волей-неволей надо было и в этом аду находить себе какое-нибудь место. Кто знает, сколько дней и ночей придется прожить здесь, в ужасной, колодницкой избе!
Забираться в середину избы Возницыну не хотелось – и у двери было душно как в бане. Возницын огляделся.
В проходе толпился народ. Взгромоздясь на плечи товарища, какой-то колодник кричал в окошечко:
– Марфуша, не забудь винца! В говяжий пузырь налей и принеси!
Снизу колодника нетерпеливо дергали за ноги:
– Поговорил – и ладно! Дай другим!
Тут же, в проходе, пошатываясь, стоял пьяный обрюзгший поп. Он был в лаптях и короткой рясе. Поверх рясы висела епитрахиль. При каждом шаге поп наступал ногой на епитрахиль и чуть не падал. Он чертыхался и, отрыгивая, возглашал басом:
– Спаси, отче, добротою с пропою люди твоя!
Справа у стены расположились мужчина и женщина. Левая нога мужчины была скована с правой ногой женщины. Женщина сидела, расчесывая гребнем волосы; мужчина лежал набоку, обернувшись к своему соседу, и что-то рассказывал:
– И вот спьяну он взял и зарезал свою жену ножом. Так, безо всякой к ней досады – взял и зарезал. А после испужался. Бежал со двора и был пострижен в монахи…
Возницын глянул налево – тут жильцы были немного потише.
На ветхой рогоже лежал какой-то человек. Он лежал спиной к двери. Возницын увидел: вся спина у него в запекшейся крови. За ним, уже под самыми нарами, звенел кандалами и все время как-то странно мычал полуголый бородатый мужик. Он был прикован цепью к стене.
Хотя из левого угла несло нестерпимой вонью, Возницын шагнул налево. Усталый, измученный всеми тревогами дня, Возницын с удовольствием сел бы. Но сесть на этот липкий от грязи, исплеванный, изгаженный пол Возницын не решался. Он присел на корточки, прислонившись спиной к сырым бревнам избы.
Возницын смотрел на этих копошащихся, чем-то занятых колодников и думал о своем, о том, что случилось. Он не мог примириться ни с предательством жены, ни с вероломством князя Масальского, который считал себя приятелем Возницына.
«Значит, затаил тогда на меня злобу, хотя и помирился!»
- Предыдущая
- 65/81
- Следующая
