Скрипка - Райс Энн - Страница 19

• Предыдущая
• 19/109
• Следующая

«Берегись! Берегись!» — кричало тело. Но мой разум такой упрямый.

Внутренний голос зазвучал весьма решительно, я восхитилась сама собой — тем, что способна различить интонацию в собственной голове. Можно кричать или шептать, не шевеля губами. Я сказала ему: «Сыграй мне. Я по тебе скучала».

Он придвинулся ближе к стеклу, на мгновение превратившись, как мне показалось, в сплошные плечи — такой высокий и худющий, с такой пышной соблазнительной шевелюрой (мне захотелось запустить в нее пальцы и пригладить), — и пристально взглянул на меня сквозь верхнее оконное стекло. Это был не злой взгляд выдуманного Питера Квинта[7] , искавшего тайну за пределами моего пространства. Он смотрел, на то, что искал. На меня.

Заскрипели половые доски. Кто-то подошел к двери. Алфея. Легко, словно не происходило ничего необычного, она просто скользнула в комнату — как всегда это делала. Я даже не обернулась, чтобы взглянуть на нее.

Я услышала, как она возится за моей спиной, как ставит чашку на тумбочку. Потянуло ароматом горячего шоколада.

Я не отрывала глаз с его высоких плеч и пыльных рукавов шерстяного пальто, а он продолжал пристально смотреть на меня через окно и ни разу не отвел своего блестящего глубокого взгляда.

— О Боже, ты опять здесь! — воскликнула Алфея. Он не шевельнулся. Я тоже.

Алфея тихо, невнятно затараторила (простите, что приходится переводить):

— Опять ты здесь под окном у мисс Трианы. Что за наглость. Тебе, наверное, нравится пугать меня до смерти. Мисс Триана, он отирался здесь все это время, день и ночь, хотел сыграть для вас, твердил, что не может до вас добраться, что вам нравится его игра, что вам без него не обойтись, — вот что он говорил. Послушай, что ты теперь сыграешь, когда она дома? Думаешь, сумеешь сыграть что-нибудь красивое для нее теперь, когда она такая? Взгляни на нее. Думаешь, от твоей игры ей станет легче?

Она величаво подошла к краю кровати, сложив руки и выпятив подбородок.

— Ну, давай же, сыграй для нее, велела она. — Ты ведь слышишь меня сквозь стекло. Теперь она дома, такая печальная. А ты только посмотри на себя. Если ты надеешься, что я возьмусь чистить твое пальто, то подумай еще раз.

Я, должно быть, улыбнулась. И… поглубже зарылась в подушку.

Она его видела!

Он так и не отвел от меня взгляд. Не проявил к ней никакого уважения. Его рука лежала на стекле, как огромный белый паук. А в другой руке он держал скрипку и смычок. Я разглядела темные изящные изгибы инструмента.

Я улыбалась Алфее, не поворачивая головы, потому что теперь она стояла между нами, лицом ко мне, смело и решительно закрывая его из виду. И снова я переведу то, что скорее не диалект, а песня:

— Он все говорил и говорил о том, как он умеет играть и сыграет вам. Что вам это нравится. Вы его знаете. Я не видела, чтобы он подходил сюда, на террасу. Лакоум наверняка бы его увидел. Лично я его не боюсь. Лакоум хоть сейчас может его прогнать. Только скажите. Лично мне он ничуть не досаждает. Однажды ночью он поиграл немного. Знаете, вы никогда не слышали такой музыки. Я подумала: «Господи, сейчас приедет полиция, а в доме никого, кроме меня и Лакоума». Я и говорю ему: «Перестань немедленно». А он так огорчился, вы в жизни не видели таких глаз, так вот он взглянул на меня и говорит: «Тебе не нравится, что я играю?». А я говорю: «Нравится, просто я не хочу это слышать». Тут он принялся болтать всякую муру — вроде того, что ему все известно обо мне и о том, что мне приходится выносить, он все болтал как безумный, все болтал и болтал. А Лакоум говорит: «Если хочешь подачку, мы накормим тебя Алфеиной стряпней: красной фасолью с рисом — и ты отравишься до смерти!» Ну, мисс Триана, что скажете! Я негромко рассмеялась. Он по-прежнему был там, но из-за спины Алфеи я видела только небольшую часть долговязой тени. Я не шевельнулась. День клонился к вечеру.

— Я люблю, как ты готовишь красную фасоль с рисом, Алфея, — сказала я.

Она прошлась по комнате, поправила старую кружевную салфетку на ночном столике, бросила на скрипача взгляд — наверное, злобный, — а потом улыбнулась мне, тронув мою щеку атласной рукой. Как сладостно, Господи! Разве я сумею жить без тебя?

— В самом деле, ты готовишь отлично, — вновь заговорила я. — А теперь ступай, Алфея. Я действительно его знаю. А вдруг он и вправду сыграет? Не беспокойся насчет него. Я за ним присмотрю.

— По мне, так он настоящий бродяга, — тихо проворчала Алфея, весьма красноречиво сложив руки и направляясь прочь из комнаты.

Она продолжала говорить, сочиняя собственную песню. Жаль, я не могу лучше передать потомкам ее быструю речь из скомканных слов, а главное — ее безграничную жизненную силу и мудрость.

Я поглубже зарылась в подушку; согнула руку в локте под головой и поудобнее улеглась, глядя прямо на него, на его фигуру в окне, на то, как он смотрит поверх скользящей рамы в подъемном окне с двойным остеклением.

Куда ни глянь — повсюду песни: и в дожде, и в ветре, и в стоне страждущего… Повсюду песни. Алфея закрыла дверь. Раздался двойной щелчок. Когда имеешь дело с новоорлеанской дверью, вечно искореженной, этот щелчок означает, что она действительно закрыта.

В комнату вернулась тишина, словно ее никто и не нарушал. И вновь с улицы донеслось внезапное крещендо непрерывавшегося гула.

За его спиной — за спиной друга, неподвижно глядящего на меня черными глазами, — распелись птицы, как бывает поздно вечером, когда в определенный час у них наступает прилив энергии, что не перестает меня удивлять. А поток машин продолжал весело гудеть свою погребальную песню.

Он передвинулся к балконной двери. Белая рубашка, заношенная и незастегнутая; темная поросль на груди, как тень или ворс. Распахнутый жилет из черной шерсти — на нем тоже не было пуговиц. Во всяком случае, так мне показалось.

Он придвинулся совсем близко к раме. Какой он худой! Может быть, болен? Как Карл? Я улыбнулась при мысли, что все может начаться сначала. Но нет, теперь болезни казались такими далекими, а он выглядел таким живым, что с ним никак не вязалась предсмертная слабость.

Он с укором посмотрел на меня, словно говоря: «Тебе лучше знать». А потом действительно улыбнулся и принялся властно разглядывать меня. Глаза его при этом еще ярче засияли таинственным блеском.

• Предыдущая
• 19/109
• Следующая