Пленники Барсова ущелья (илл. А.Площанского) - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/101
- Следующая
— Что же дальше, Гагик? — нетерпеливо спросила Шушик.
— Так вот, Вачаган-царевич и начал с горя ремеслу учиться. Проходит год, и он уже умеет из золотых ниток парчу ткать. Соткал он парчу, сшил из нее роскошную кофту и послал ее Анаид. Видит девушка, что царевич и на самом деле замечательную корзинку сделал… Фу, какую корзинку! Кофту, кофту! — поправился Гагик, взглянув на лица товарищей и с удовольствием заметив, что они забыли на время о своих горестях. Даже больные — и те слушают. — Согласилась Анаид. Свадьбу справили пышную-препышную. Шашлыком на весь Хацик запахло. Тут царевич Вачаган и говорит: «Пока здесь не будет моего младшего брата Гагика, я этого шашлыка ни кусочка не съем». Почем он знал, что его братец Гагик тут, в Барсовом ущелье, от голода стонет? Ну, да ладно, не буду вас мучить.
Не проходит и нескольких недель после свадьбы, как царь с царицей умирают, и на трон садится их сын Вачаган. Как раз в это время из сел и городов начали загадочно исчезать люди. Ну прямо как мы: шли с фермы в село и вдруг пропали, очутились в каком-нибудь темном углу, вроде Барсова ущелья.
Новый царь и думает: «Пойду-ка я, покружу по своей стране, погляжу, что есть в ней, чего нет, может быть, и узнаю, куда деваются мои подданные».
Посадил он Анаид на свой трон, а сам надел крестьянскую одежду и пошел бродить по своему царству, знакомиться с нуждами народа. А к народу под влиянием жены, дочери простого пастуха, он относился хорошо. Старики говорят, — прервал Гагик свой рассказ, — что любовь меняет людей. Не знаю. А из вас хоть один испытал это? Нет? Ну и хорошо, иначе бы ночей не спал и похудел бы..
Приходит Вачаган в город Перож на берегу Куры. Жили в этом городе персы-язычники. И армяне жили. Вышел Вачаган на рынок. Видит — идет бородатый человек, главный жрец, а за ним другие, помельче. Покупают они разные товары, складывают в тюки, а тюки дают нести носильщикам.
Берет один из таких тюков и Вачаган и идет вслед за носильщиками. Ему хочется вместе с ними в покои жреца войти, поглядеть, что там такое… Идут они, идут, выходят за город. Там стоит крепость, окруженная стенами. Открываются железные ворота, впускают носильщиков и снова закрываются. «Вот так штука! — думает царь. — Не попал ли я в ловушку?» А носильщиков ведут в ходы, прорытые под землей. Там, под плетями, работают сотни людей. Работают в полутьме — в кузницах, ткацких и плотницких мастерских. Все голые, все истощенные, худые, как скелеты. И трудятся они до полного изнеможения, пока в силах на ногах стоять. А если кто падает, того кидают в большие медные котлы, варят и кормят этим мясом оставшихся в живых. А жрецы выносят из этих дьявольских подземных мастерских сотни всяких товаров, продают их в разных городах и богатеют.
Тому из пленников, кто ремесло знает, работу дают. Тот, кто не знает, — «на мясо» идет…
Вачагана, как «жирненькое мясцо», хотели было к мяснику послать… Но взмолился он: «Ой, не убивайте, я для главного жреца вашего такую парчу сотку, которой и цены нет!» — «Ладно, говорят, тки». — «Для этого мне светлая комната нужна, чтобы глаз мой мог цвета различать». Дали ему комнату. «Теперь, говорит, мясом меня не кормите — умру, если поем, и вы тогда большого дохода лишитесь. За сработанную мною ткань вам золотом дадут — в сто раз больше, чем она сама весит». — «А если мы по этой цене не продадим?» — «Тогда рубите мне голову…»
Соглашаются жрецы. Начинают кормить Вачагана молочными продуктами, овощами. А он работает и такую ткет замечательную красочную парчу, с такими хитрыми и затейливыми рисунками! Не подумайте только, что Вачаган был из тех шкурников, которые только о себе и думают, — сказал Гагик, снова на минутку прервав речь, и все, вплоть до рассказчика, постарались не взглянуть при этих словах на Саркиса. — В помощь себе, — продолжал Гагик, — Вачаган потребовал десять рабочих, хотя ни один из них и не был ему нужен. Дали жрецы и помощников, и всех их тоже кормили. Что поделаешь: мастер свою парчу оценил так высоко, что у жрецов и сон пропал от нетерпения. А Вачаган, спасшись на время от топора палача, «помощников» своих все подбадривал: «Держитесь крепко, и для нас какая-нибудь дверь откроется, не останемся же мы вечно в Барсовом ущелье!»
Товарищи улыбались, а Гагик, усиленно работая над корзинкой, продолжал в том же шутливом тоне:
— Когда парча была готова — вот как сейчас моя корзинка (Ашот, давай-ка глину, начнем обмазывать), — пришел главный жрец, посмотрел, да так и остался с открытым ртом… «За эту парчу не в сто, а в двести раз больше золота дадут, чем она весит, — сказал ему Вачаган. — Столько одна лишь царица Анаид может дать. Кроме нее, никто и не осмелится из такой дорогой парчи платье надеть».
А в это время царица Анаид сидела на своем троне И причитала — так, как наши близкие сейчас причитают: «Почему все нет и нет Вачагана?» — говорила она. «Куда пропал Гагик?» — говорят у нас дома. Собака царя, Занги, печально скулила, а конь ничего не ел и день ото дня тощал. Смотрела на них царица, и томила ее тоска.
Приходит тут какой-то купец и говорит, что бесценный товар принес для царицы.
Приводят к ней купца. Раскрывает он свой мешок и достает сработанный Вачаганом роскошный кусок парчи. Посмотрела царица — чуть сердце у нее не выскочило. Что же тут удивительного? Понесите-ка сейчас эту мою корзинку в село, по руке все сразу узнают: это работа Гагика! Смеетесь? Асо, разрой-ка огонь, поставим мое произведение в середку.
В жарко пылавшем огне загорелись, затрещали прутья корзинки, но глина, которой она была изнутри обмазана; начала обжигаться, затвердевать.
— Взволновалась царица, — продолжал Гагик, — увидела, что парча эта — работа ее мужа. На ней были искусно вытканы красивые цветы — розы, лилии, фиалки… Пригляделась получше и догадалась: это были не просто, цветы, а знакомые ей цветы-буквы, язык цветов. И вот что она, сложив эти буквы, разобрала: «Дорогая моя Анаид, я попал в настоящий ад. Находится он в восточной части Перожа, в крепости за городской стеной, в подземелье. Тот, кто принесет тебе парчу, — один из смотрителей этого ада. Если скоро не пришлешь помощи, пропаду и я и сотни невинных людей. Твой Вачаган».
Прочитала Анаид это необычное письмо, возмутилась, но сумела скрыть свои чувства и сказала купцу: «Ты мне и на самом деле бесценную парчу принес. Сейчас я полностью заплачу тебе за нее…» И она сделала знак своим придворным, а те поняли, схватили купца, связали по ногам и рукам.
Затрубили трубы, городские ворота распахнулись, и выступило из них войско. Впереди на огненном коне скакала сама Анаид в золотых доспехах.
О чем же тут еще рассказывать? Пришло войско в город Перож. Всех жрецов схватили, заставили отпереть двери подземелий. И вышел из них царь Вачаган — так, как мы скоро отсюда выйдем, — и вывел за собой сотни невинных людей. Поняли теперь, чего стоит ремесло? — закончил свое повествование Гагик. — Впрочем, пока я своими золотыми руками не наделаю глиняных мисок и горшков и мы не сварим в них суп, вы все равно ничего не поймете в моем ремесле.
Сказка всем понравилась и подняла настроение. Видимо, и вправду наступит день, когда и они выйдут из своего ада…
А Гагик, воодушевленный историей царевича-мастера, с особенной гордостью извлек из огня образец своего искусства — глиняный горшок. Заметив в нем трещины, он сконфузился и неловко пробормотал:
— Эге, да он трескается… — И от восторженного настроения у мальчика не осталось и следа.
А тут еще и Ашот подбавил, презрительно усмехнувшись:
— Да, сразу видно — твоя рука! Вся деревня бы узнала по ней работу знаменитого хвастуна Гагика.
— Ты ставишь горшок в огонь совсем мокрым, — приподнявшись в постели, вмешался Саркис. — Конечно же, он треснет. Разве ты не видел, как в колхозной гончарне делают карасы? Их слепят, потом подсушат на солнце и только тогда уже обжигают.
— Хорошо тебе, говорить, а где я в полночь солнце возьму? Чай-то сейчас нужен!
— И Гагик в раздумье поскреб затылок. — Ладно, замедлим темп производства — решил он и, замазав глиной трещины на горшке, поставил его около костра. — Пусть сохнет потихоньку. Потерпи, Шушик-джан.
- Предыдущая
- 46/101
- Следующая
