Путешествие в бездну - Неволина Екатерина Александровна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/46
• Следующая

— Я уже давно не такая! — Александра старалась не слушать бывшего директора, но его слова просачивались в ее уши, как яд, и бередили душу, обжигая ее болью.

Евгений Михайлович расхохотался.

— Ты и вправду так думаешь? Наивная девочка! Бедная, наивная девочка! Никто и ничто не меняется. Да, ты прятала от себя вторую сторону своей натуры, но не воображай, будто совсем от нее избавилась! Вот сейчас ты, конечно, уверила себя, будто совершаешь подвиг, спасая Яна. Но мы-то с тобой хорошо знаем, что ты идешь за ним из эгоистических побуждений. Что ты не хочешь остаться одна, ты боишься остаться одна. И, если уж совсем честно, я бы тоже не хотел остаться один на один с тем, кем ты являешься на самом деле.

— Вы лжете! — Саша зажала руками уши, но это не помогло: голос директора все больше набирал силу. Каждое его слово отзывалось во всем ее теле яркой вспышкой боли, как будто в Сашу стреляли.

— Ты знаешь, что не лгу. Своих так называемых друзей ты используешь как защиту от второй стороны своей натуры. Они нужны тебе как защитный комбинезон, как стена, за которой можно укрыться. И только скажи, будто это неправда! Ты боишься остаться наедине с собой. Ты вздорная слабая девчонка, приносящая другим беды и смерть. Не зря ты видишь тень смерти — ничего хорошего ты видеть не в состоянии. Ты сама — смерть и разрушение. Все вокруг тебя умирают. Не лучше ли тебе умереть самой?

— Да, может быть, это так, — Саша нагнула голову, чтобы не смотреть на бывшего директора. — Я эгоистичная трусиха. Вы правы. Друзья могут презирать меня, и, наверное, я сама заслуживаю смерти. Пусть так и будет. Но сначала я спасу Яна. Я заслужила все это, но он — нет! Он должен жить! И мне плевать на то, что вы по этому поводу думаете! Плевать! Поняли!

Глаза отчаянно щипало. Саша и сама не поняла, как миновала директора и двинулась дальше по тающему следу нити, уже едва заметному на мертвенно белой земле. Девушке было больно. Она думала, что получила прощение Лизы и свободна, но это не так. Боль, оказывается, возвращается, а старая рана болит, если ее разбередить, сколько бы ни прошло времени. Евгений Михайлович прав — нельзя скрываться от себя бесконечно. Ее темная сторона никуда не делась. И, может, все, что творила Лиза, когда находилась в ее теле, это на самом деле было тайным желанием самой Александры. Да, она втайне желала, чтобы Глеб принадлежал ей и чтобы с той, кого он любит, что-то случилось… Все это было запрятано глубоко-глубоко в подсознание, но слова директора, словно скальпель хирурга, вскрыли покровы, обнажив опухоль. Огромную злокачественную опухоль, и еще страшнее, что опухоль эта оказалась не в теле, а в душе! А занимала ли Лиза ее тело хоть когда-то? Может быть, это сама Саша разделилась на половинки, выпустила то зло, которое в ней таилось?..

Боль вспыхнула с утроенной силой, и девушка бессильно упала на колени на белую мертвую землю. Черно-белый мир кружился перед глазами, а когда Александра попыталась подняться, чтобы идти дальше, она уже не смогла это сделать. Сила утекала из нее, словно вода из разбитого кувшина. Земля буквально не отпускала ее — вот даже ладони не поднять. Саша с трудом пригляделась и заметила, что белая мертвая трава впилась в ее ладони и действительно их держит. На конце каждой травинки оказался маленький хоботок. Теперь он вспорол кожу девушки, вторгся в ее плоть и сосал ее жизненные силы. Но странно — там, где в нее впивались хищные хоботки, не было боли — может быть, они высасывали не силу, а боль?.. Да, определенно становилось лучше и спокойнее. Если лечь плашмя на землю, можно избавиться от боли совсем.

Девушка зевнула. Мягко, словно теплое одеяло, ее окутывал дремотный покой.

Хорошо быть мертвой. Тебе уже не нужно никуда идти, не нужно ничего решать и ни о ком заботиться. Тебе уже нечего желать и нечего бояться. Быть мертвой не страшно и даже удобно. Мертвым ты можешь быть безупречным.

Быть мертвой — значит не знать сомнений. Взять, к примеру, любовь. Совершенно неясно: действительно ли это любовь, или обычный эгоизм, попытка спастись от одиночества, необходимость получать подпитку от другого человека, как плющ, который обвивает дуб и питается его соками. Хорошо, когда эта проблема остается позади.

Быть мертвой — это значит плыть сквозь реку времени, не боясь ее течения, опасных порогов и высоких водопадов. Не нужно обдирать колени об острые камни и, захлебываясь, прилагать неимоверные усилия, чтобы выжить, вцепиться в свой жалкий кусочек жизни, который рано или поздно все равно выскользнет из твоих рук. Вернее даже: рано. Такие вещи всегда происходят рано, сколько бы ни было отпущено времени.

Быть мертвой — это быть идеальной. Как красиво лежать на белой земле из костяной пыли, когда твои волосы разметались вокруг головы, а лицо по цвету напоминает белый мрамор. Губы сжаты, глаза закрыты, и тень от ресниц густо лежит на щеке. Как хорошо быть спящей красавицей, идеальной в своем вечном сне, и никогда не просыпаться.

«Глупышка, — пустота ласково погладила девушку по голове мягкой, словно бархатной ладошкой, — а ты боялась. Так долго ты убегала от меня. Зачем?..»

И действительно, зачем?..

Пахло морем, а издали доносился звук прибоя. Всё правильно, так и должно было случиться. Наконец все вещи вернулись на свои места. Саша должна была умереть тогда, среди волн, но кто-то удлинил ее линию жизни, привязав к ней красную шерстяную нить. Теперь нить истончилась, что же, все когда-либо заканчивается, а бесконечная жизнь бывает только в Динкиных играх. Всё хорошо, всё правильно, как и должно быть.

…Кто-то тряс Александру за плечо. Девушка вяло дернулась, пытаясь освободиться от навязчивого внимания.

— Эй, Алекс, не спи, замерзнешь! Давай, поднимайся, лентяйка!

Знакомый голос с трудом проникал в вялое сознание, будто до краев заполненное сгущенным молоком.

— Алекс! Ну давай! Вставай! Топай! Передвигай ногами! Арбайтен!

— Отстань, — прошептала Саша непослушными онемевшими губами.

Как же неприятно, когда в идеальный неподвижный мир врывается что-то беспокоящее, и тормошит, и зудит над ухом!

— Алекс! Алекс!

— Что тебе надо? — Она с трудом приоткрыла глаза и взглянула в лицо Лизе.

Лиза осталась такой же, какой Саша запомнила ее до катастрофы, когда обеим исполнилось по одиннадцать лет. На сестре была ярко-розовая куртка с вышивкой, короткая синяя юбочка и цветные, тоже розовые, колготки.

— Мне надо, чтобы ты перестала валяться, изображая из себя дохлятину! — проговорила Лиза. — Хорошо устроилась: ее ждут, а она тут улеглась и думает, будто так и надо. Ну ты и дура, Сашка! Всегда знала, что ты дура, но сейчас ты даже меня удивила! Нашлась готка недоделанная: типа быть дохлятиной так правильно, так здорово!

Такие слова из уст одиннадцатилетней девочки шокировали.

— Уходи, — Александра опять попыталась высвободиться из навязчивых объятий сестры. — Ты зачем здесь?

— Я типа ангел. С крылышками, — Лиза усмехнулась, — что, не похоже? А других тебе не полагается. Если хочешь умереть — пожалуйста! Кто же против, если тебе так хочется, но сначала верни должок!

— Какой еще должок? — Саша приподняла голову, хотя вцепившаяся в тело трава тянула назад, к земле.

— Обычный! Ты что, совсем тупая, сестренка? — Лиза покрутила пальцем у виска. — Тук-тук, кто дома?.. Ян, если помнишь, тебя вытащил, а ты его бросила! Ему, думаешь, легко тогда было? Знаешь, через что он тогда прошел? А он до тебя добрался! И сейчас он умирать не хочет. Неожиданно, правда? Поэтому сначала верни ему долг, вытащи Яна, а потом умирай сколько тебе захочется, тебе никто и слова не скажет!

Саша моргнула. В словах сестры имелся резон.

— Ну давай, живей, Алекс! Соображай быстрее, а то никакого ангельского терпения не хватает! Времени у Яна почти не осталось. Еще чуть-чуть промедлишь и можешь уже никуда не идти, только не ври потом, будто его любила. Давай, Алекс, вытащи его, а потом ложись и релаксируй, сколько тебе угодно.

• Предыдущая
• 44/46
• Следующая