Ангельское пламя (Ангельский огонь) - Райли Юджиния - Страница 25

• Предыдущая
• 25/70
• Следующая

Но скоро любопытство взяло верх.

— А что там, за лесом? Ролан оживился.

— За лесом? Там болота. Кое-где есть красивые озерца. Я там ловил рыбу еще мальчишкой. Но надо опасаться змей и крокодилов. Лучше бывать там осенью, когда пропадают москиты. Мы можем съездить туда, если захочешь.

— Да, Ролан, мне бы очень хотелось.

Анжелика была рада тому, что напряжение между ними исчезло. Она заметила небольшое кладбище, огороженное чугунной решеткой.

— Здесь похоронены твои родители?

Он некоторое время молчал, потом ответил:

— Да. Моя мать покоится здесь. Она умерла при родах, когда мне было двенадцать лет. И ребенка тоже спасти не удалось.

— Как это ужасно, — сказала Анжелика. Ролан повернулся к ней:

— Маргарет, моя мачеха, любила ходить на болото, хотя отец был против этого. Там она писала картины. Кончилось это тем, что Маргарет заболела и скончалась.

— О Ролан, мне так жаль.

Анжелика вспомнила прекрасные картины, развешанные по всему дому, и подумала: какую страшную цену заплатил за них отец Ролана! Без сомнений, он просил ее не ходить на болота. Вот и Ролан предупредил об опасности. Инстинктивно Анжелика потянулась к нему и коснулась его руки. Он только взглянул на нее и не убрал руку, хотя мускулы под ее пальцами заметно напряглись.

Вздохнув, она выпустила его руку и отвернулась. Было ясно, что Ролан винил Маргарет, мать Бланш, в смерти своего отца. Но тогда как объяснить его братское отношение и привязанность к Бланш?

В течение следующей недели Анжелика видела Ролана только за столом во время еды. Он так и не пришел к ней в спальню. Предупреждение, что она должна держаться подальше от болот, было единственным знаком его заботы о ней. Он был занят делами на плантации целыми днями, а часто и вечерами. Уходил из дома, ничего ей не объясняя. Однажды Бланш сообщила Анжелике, что Ролан проводит много времени за игрой в карты. То, что муж игнорирует ее ради таких развлечений, раздражало Анжелику. Ей казалось, что он как бы сделал ей такое предложение: «Вот тебе дом. Занимайся своими делами».

Несмотря ни на что, Анжелику все сильнее тянуло к нему. Всякий раз, когда она встречала его, видела за столом, у нее начинало учащенно биться сердце. Его яркая мужественность, излучающая силу, продолжала тревожить и пленять ее. И его отчужденность только увеличивала ее мучения и тоску. Она понимала, что какая-то часть ее существа жаждала его прикосновений. Она хотела узнать ту сладкую тайну, которую называли блаженством в браке, хотела пойти дальше тех коротких, целомудренных поцелуев в щеку или лоб, которые он так редко дарил ей. Часто, лежа в своей одинокой постели, она вспоминала тот день, когда они вместе были в парке Нового Орлеана. Там он обнимал ее и так жадно целовал. Она понимала, что эти воспоминания будят в ней плотское желание, простую потребность, которая никак не хотела исчезнуть. Даже если страсть Ролана причинит ей страдание, это лучше, чем его холодное безразличие.

В воскресенье Ролан сопровождал Анжелику и Бланш к мессе в маленькой католической церкви, которую построил его дед. Анжелике очень понравилась месса. И священник тоже. Произвели приятное впечатление несколько семей плантаторов из их прихода. После того как они вернулись в Бель-Элиз и позавтракали, Ролан тут же уехал. Это показалось Анжелике особенно обидным. Когда она жила с родителями, время после воскресной мессы было святым и посвящалось только общению в семье. То, что Ролан поспешно уехал сразу же после ленча, она восприняла как еще одно оскорбление.

Так и проходили ее дни, в одиночестве и печали. Она пыталась больше бывать с Бланш, которая учила ее премудростям управления домом. Она даже попыталась составить меню и была очень рада, когда Бланш одобрила его. Бланш все время старалась быть ей полезной, но держалась холодно и отчужденно.

Все это изменилось в одно августовское утро. Тоскуя, Анжелика зашла в библиотеку и села за рояль. Она тронула клавиши. Ее голос зазвучал чудесно. Она запела молитву, которая помогала ей быть ближе к Богу и ее любимым, ушедшим в другой мир родителям.

Анжелика не слышала, как в комнату быстро вошла пораженная Бланш. Заметив ее, Анжелика тут же перестала петь и смущенно посмотрела на золовку.

— Мне очень жаль, Бланш. Я не хотела беспокоить вас…

— Беспокоить меня? — произнесла Бланш с усмешкой, что еще больше сконфузило Анжелику. — Беспокоить меня? О моя дорогая! — Она с горящим взором кинулась к Анжелике. — Вам не следовало прекращать петь. Я прошу извинения за то, что прервала вас.

Анжелика встала. Бланш взяла ее за руку.

— Давайте, я сыграю, а вы пойте. Да, вы должны спеть!

Бланш села за рояль, чтобы аккомпанировать Анжелике. Решив, что больше ни о чем не стоит спрашивать, Анжелика запела. Бланш играла на редкость искусно, глубоко чувствуя все очарование гимна.

Анжелика закончила и с удивлением увидела слезы на глазах Бланш.

— О моя дорогая, — прошептала Бланш, прикладывая к глазам платок, — вы должны извинить меня.

И, не говоря ни слова, Бланш покинула комнату. Анжелика стояла в растерянности: то ли Бланш понравилось ее пение, то ли она чем-то страшно огорчила золовку.

К счастью, вечером все выяснилось. Бланш отвела Анжелику в уголок гостиной и, усадив ее на кушетку, пылко сказала:

— Анжелика, должна признаться вам, что когда вы пели сегодня утром… Я ничего подобного прежде не слышала. Ваш голос — ценный дар, как божественный огонь или ангельское пламя. Но как вы сумели развить свой талант до такого высокого уровня? Кто научил вас петь так восхитительно?

У Анжелики отлегло от сердца.

— Я брала уроки у мадам Сантони Ривальди. В Сент-Джеймсе.

Бланш удивилась:

— Вы говорите о несравненной Сантони — итальянской примадонне?

Анжелика кивнула.

— Да, но как вы знаете…

Бланш перебила ее:

— О, моя дорогая, у меня всегда был жадный интерес к опере. И конечно, я следила за карьерой всех великих певцов на европейских сценах — Дженни Линд, Джузеппины Стреппони и, конечно, мадам Сантони. — Бланш молитвенно сложила руки. — О, это такое волнующее известие! Я была поражена, когда мадам Сантони таинственно исчезла с итальянской сцены двенадцать лет назад, но не имела представления, что она живет в нашей стране! Почему же я о ней больше ничего не слышала?

— Потому что мадам не появляется на публике с тех пор, как покинула Италию и поселилась в Луизиане. — Анжелика помолчала, будто решала, нужно ли говорить то, о чем она вспомнила. — Несколько лет назад, когда я была ребенком, антрепренер нью-орлеанской оперы приезжал в Сент-Джеймс и приглашал мадам Сантони петь у них, но она отказалась.

— Но почему? Я понимаю, что люди из высшего света не одобряют, когда благородная женщина выбирает сцену. Однако мадам Сантони уже завоевала себе положение в Италии. Почему же она не вернулась в оперу?

Анжелика прикусила губу.

— Мадам говорила мне о причинах, но я не уверена, что могу рассказывать о них.

Бланш, взволнованная, наклонилась вперед и схватила Анжелику за руки.

— О пожалуйста, Анжелика, скажите же мне! Я никому не расскажу того, что вы мне скажете. Даю вам слово!

Анжелика разрывалась между преданностью своей учительнице и желанием сделать приятное Бланш и подружиться с ней. Однако мадам Сантони никогда не просила ее держать в тайне эту историю.

— Ну хорошо, — сказала наконец Анжелика. — У мадам жизнь в Италии сложилась трагично. Видите ли, когда она была совсем маленькой, родители пообещали выдать ее замуж за сына из другой известной семьи. Когда мадам было восемнадцать лет, стало ясно, что у нее яркий талант. Но ее семья и семья жениха воспротивились тому, чтобы она пошла на сцену. И все же мадам стремилась попасть в оперную труппу. Наконец она и ее жених смогли договориться: она будет петь в опере только четыре года, а потом оставит сцену и выйдет за него замуж.

• Предыдущая
• 25/70
• Следующая