Собрание сочинений в 12 т. T. 12 - Верн Жюль Габриэль - Страница 30

• Предыдущая
• 30/162
• Следующая

— Ну, а ты, малыш?

— С меня хватит и зернышка проса! Мне незачем набираться силы, а ты, сынок, — другое дело! Послушай, как я рассуждаю. Чем больше ты ешь, тем больше жиреешь! Чем больше ты жиреешь, тем становишься чудней на вид.

— Чуднее… это верно.

— А я — наоборот. Чем меньше ем, тем больше худею, а чем больше худею — тем тоже становлюсь чуднее на вид. Так ведь?

— Так, — простодушно согласился Матифу. — Значит, Пескад, в моих же интересах как можно больше есть?

— Совершенно верно, толстый пес! А в моих интересах — есть поменьше.

— Значит, если еды окажется только на одного…

— Значит, она вся твоя.

— А если ее будет на двоих?

— Опять-таки она твоя. Какого черта, Матифу, ведь ты же стоишь двоих!

— Четверых… шестерых… десятерых… — вскричал силач, с которым и вправду не справились бы и десятеро.

Оставляя в стороне склонность к преувеличениям, свойственную всем атлетам как в древности, так и в наши дни, все же нельзя не признать, что Матифу одолевал всех борцов, которым приходило в голову помериться с ним силою.

О нем рассказывали две истории, свидетельствующие об его поистине сказочной силе.

Как-то вечером в нимском цирке покосился один из столбов, поддерживавших деревянное перекрытие. Раздался треск, зрители пришли в ужас, решив, что крыша вот-вот обрушится и всех задавит, а не то они сами передавят друг друга в узком проходе. Но, к счастью, в цирке оказался Матифу. Он бросился к покосившемуся столбу и подпер его своими богатырскими плечами; так он и простоял до тех пор, пока не опустел весь зал. Потом он ринулся вон из помещения, и крыша тотчас же рухнула.

Тут сказалась мощь его плечей. А вот о силе его рук.

Однажды в долине Камарги из загона вырвался разъяренный бык; он бросался на людей, ранил несколько человек и натворил бы великих бед, если бы не каш силач. Он двинулся навстречу быку, а когда тот стал к нему приближаться, занял оборонительную позицию. Вот бык, опустив голову, ринулся на великана, но тот схватил его за рога, мощным рывком повалил на спину, вверх ногами, и держал его в таком положении до тех пор, пока животное не связали и не обезвредили.

Можно бы вспомнить еще немало случаев, когда проявилась сверхчеловеческая сила Матифу, но и этих двух достаточно, чтобы представить себе не только его мощь, но и его отвагу и самоотверженность: ведь он не колеблясь ставил на карту свою жизнь, когда требовалось помочь ближним. Итак, это было существо столь же доброе, сколь и сильное. Но как-никак, чтобы не ослабнуть, ему надо было есть, — как утверждал Пескад. И Пескад заставлял его есть; он обделял самого себя, когда еды было только на одного и даже когда ее было на двоих. Однако в этот вечер на горизонте не виднелось ужина — даже на одного.

— Туманно, — шутил Пескад.

И чтобы рассеять туман, неунывающий Пескад снова принялся зазывать публику и паясничать. Он бегал по подмосткам, кувыркался, выкидывал всевозможные трюки, расхаживал на руках, хотя от голода и на ногах-то держался с трудом; но он уже не раз замечал, что когда ходишь вверх ногами, не так хочется есть. Он без устали выкладывал на полупровансальском-полуславянском наречии балаганные шуточки, которые будут в ходу до тех пор, пока не переведутся клоуны, пока будут находиться охотники их слушать.

— Милости просим, почтеннейшая публика, милости просим! — надрывался Пескад. — Вход бесплатный, а за выход — всего лишь жалкий крейцер!

Но чтобы выйти, надо было сначала войти, а из пяти-шести человек, собравшихся перед размалеванным холстом, ни один не решался перешагнуть порог балагана.

Тут Пескад стал палочкой, дрожавшей в его руке, показывать на диких зверей, красовавшихся на холщовой панораме. Он не может, конечно, предложить вниманию зрителей настоящий зверинец. Но где-то в дебрях Африки или Индии все эти страшные хищники в самом деле живут, и случись его другу повстречать их на своем пути, он бы живо с ними расправился.

За этим следовал обычный каскад зазываний, который то и дело прерывал силач, ударяя по турецкому барабану с такой силой, что получалось нечто вроде пушечных выстрелов.

— Вот гиена, господа. Взгляните на гиену, уроженицу мыса Доброй Надежды; это зверь ловкий и кровожадный. Вот она перепрыгивает через ограду кладбища в поисках добычи.

Тут Пескад перебегал на другую сторону и указывал на желтую воду и берег, поросший диковинной синей травой:

— Смотрите! Смотрите! Вот любопытный носорог пятнадцати месяцев от роду. Он воспитывался на Суматре, а когда его перевозили, чуть не потопил корабль, потому что продырявил борт своим ужасным рогом!

На переднем плане была нарисована куча зеленоватых костей, — это были останки львиных жертв.

— Смотрите, господа! Смотрите! Свирепый атласский лев! Водится в недрах Сахары во время самой горячей атропической жары и прячется в пещерах. Когда ему удается найти несколько капель воды, он бросается в них и выходит оттуда весь обкапанный. Очень любит сахар, поэтому и пустыня, где он водится, называется Сахара.

Но все приманки, казалось, были тщетны. Пескад лез из кожи вон зря. Зря Матифу колотил по барабану с таким остервенением, что инструмент чуть не разлетался в щепки. Какое отчаяние!

Тем временем несколько коренастых горцев-далматинцев подошли к силачу и уставились на него с видом знатоков.

Пескад решил их подзадорить и предложил померяться силами с его товарищем.

— Входите, господа! Входите! Вы подошли как раз во-время! В самый момент! Сейчас начнется умопомрачительная борьба. Борьба без кулаков. Плечом к плечу! Матифу берется повалить всякого любителя, который удостоит его своим доверием. Тот, кто его осилит, получит прекрасную пушистую фуфайку! Не желаете ли сразиться, господа хорошие? — добавил Пескад, обращаясь к трем молодцам, которые глазели на него разинув рот.

Но молодцы почли за благо не рисковать своей репутацией, как ни лестен был этот поединок для обеих сторон. Поэтому Пескаду пришлось объявить, что за отсутствием любителей бороться будут Матифу и он сам. Да, ловкость сразится с силой!

— Итак, милости просим. Милости просим! Торопитесь, пока есть места! — надрывался бедняга Пескад. — Вы увидите нечто такое, чего в жизни еще не видывали! Схватка Пескада с Матифу. Провансальские близнецы! Да, близнецы… только не ровесники… и не от одной матери. Смотрите, как мы похожи друг на друга… в особенности я!

Какой-то юноша остановился перед балаганом. Он сосредоточенно слушал все эти давным-давно известные шутки.

Юноше было года двадцать два, роста он был выше среднего. Красивые черты его несколько изнуренного лица, весь его облик, отмеченный какой-то строгостью, говорили о том, что это натура задумчивая и что, вероятно, он немало выстрадал. Большие черные глаза, коротко подстриженная бородка, рот, не привыкший к улыбке, но четко очерченный под тонкой линией усов, — все это свидетельствовало о его венгерском происхождении. Он был одет скромно по-современному, без притязаний на последнюю моду. Держался он так, что при взгляде на него не оставалось никаких сомнений: в юноше уже созрел мужчина.

Как уже было сказано, он внимательно слушал бесплодные зазывания Пескада. Он наблюдал не без сочувствия, как распинается бедняга. Видимо, и ему пришлось хлебнуть горя, поэтому он не мог оставаться равнодушным при виде чужих страданий.

«Это французы, — подумал он. — Несчастные! Сегодня они не заработают ни гроша!»

И ему пришла в голову мысль превратиться в публику, — публику платную. Это будет, конечно, милостыня, но по крайней мере милостыня завуалированная. Ее получат у входа, то есть у холщовой занавески, которая, приподнимаясь, открывает доступ в огороженный круг.

— Милости просим, сударь! Милости просим, — кричал Пескад. — Сейчас начнем!

— Но… я один… — немного смущенно заметил молодой человек.

— Сударь, — ответил Пескад с чуть насмешливой гордостью, — истинные артисты ценят не столько количество, сколько качество зрителей.

• Предыдущая
• 30/162
• Следующая