Принц на белом костыле - Раевская Фаина - Страница 24

• Предыдущая
• 24/48
• Следующая

С этими словами Козьма Прутков пошагал к метро.

— Да-а, мельчает нынче мужик, — сокрушенно вздохнула я. — Его накормили, напоили… И вот, пожалуйста, черная неблагодарность!

Пошли домой, Клава.

Мы с Клавкой повздыхали немного, да и пошли. Шли молча. Я пыталась снова настроиться на размышления, чтобы продолжить построение логической цепочки. Она, если помните, была прервана историческим полетом в сугроб. Однако вернуться в прежнее спокойное состояние не получалось. Из головы все не шло вспоминание о странном происшествии. Как-то не верилось, что нас хотели убить. За что? Дурных мыслей у нас не имелось, коварных планов, тоже, зачем же жизни лишать? В глубине души заворочалась обида, на глаза навернулись слезы, и я пару раз шмыгнула носом.

— Ты чего, Афонь? — удивилась Клавка.

Почему-то от звука ее голоса захотелось разреветься еще сильнее. Справиться с эмоциями не вышло: я судорожно всхлипнула и только и смогла выдавить:

— Да-а-а, Клавочка, а чего они…

По щекам потекли горячие слезы. Одну щеку, ободранную снегом, щипало, но я не обращала на это внимания. Вообще-то плачу я редко, поэтому Клюква не на шутку перепугалась:

— Афанасия, не реви! Знаешь ведь, как меня это нервирует! У тебя что-то болит?

— Душа… — выдавила я сквозь всхлипы.

— Фу ты, господи, напугала! Главное, руки-ноги целы, а душу мы вылечим. Вот до дому доберемся, коньячком и подлечимся.

Я зарыдала еще горше, вспомнив, что дома сплошной разгром и никакого коньячку там вовсе нет, равно как и еды в принципе, спать придется опять на полу, и вообще… Клавка, сообразив, что успокаиваться я не собираюсь, забегала вокруг меня, словно в хороводе.

— Афоня, прекращай свое мокрое дело, иначе я за себя не отвечаю. Слушай, а может, у тебя щека болит? Так это ерунда, ей-богу! Ты только руками не трогай, а то занесешь какой-нибудь вирус, и все.

— Что «все»? — икнула я.

— Моменте море, вот что! Мне Прутков рассказал: сначала кровь будет сочиться из-под ногтей, из ушей, из глаз, потом язвы по телу пойдут… А через три дня гроб и белые тапочки!

Я уж и так опасаюсь, что сразу рану твою не продезинфицировали. Ну, да может, обойдется…

Перспектива, нарисованная доброй Клавдией, здорово испугала, я заткнулась и молчала до самого дома.

Прежде чем пойти домой, мы зашли в супермаркет. Вернее, зашла Клавка, а я терпеливо топталась у входа, ожидая ее возвращения. Вернулась она полчаса спустя, с двумя пакетами, доверху набитыми провизией. В предвкушении вкусного ужина я приободрилась и на какое-то время забыла, что смертельный вирус уже затаился в моем организме и последние три дня жизни меня ожидают страшные мучения. Может, права Клавка, и все обойдется?

Еще из-за двери я услышала, как надрывается телефон. Пока мы возились с замком, телефон умолк, но едва я переступила порог, он разразился новой серией звонков. Спотыкаясь о разбросанные вещи, я добралась до телефона и немного раздраженно крикнула в трубку:

— Алло?!

— Афанасия…

Голос Брусникина был строг и требователен. Я сникла. Когда у Димки такой голос, общение с ним не предвещает ничего хорошего.

— Да, Димочка, это я.

Клюква сделала страшные глаза и скрылась на кухне.

— Где вы пропадаете? — сразу приступил к допросу Димыч.

— В магазин с Клавкой ходили. Еда вся как-то неожиданно кончилась, вот мы и решили…

— А днем?

— Так на работе, Дим, — не очень уверенно соврала я и покраснела.

— Серьезно? — протянул Димка. — Только в школе об этом почему-то не знают. Они утверждают, будто ты заболела.

— Э-э-э… Я не хотела тебя волновать, ведь ты находишься на ответственном государственном задании, тебе нужно сохранять спокойствие и присутствие духа, потому как в противном случае…

Димка не стал дожидаться, пока я закончу свою мысль. Вместо этого он рявкнул так, что у меня душа мгновенно ушла в пятки:

— Хватит врать! Что у вас происходит?!

Ответить на этот вопрос я не могла, оттого заревела (уже второй раз за сегодняшний день!) и, давясь слезами, проговорила:

— Вот чего ты на меня орешь? А еще муж называется! Мне, может, жить осталось три дня, и смерть мученическая ожидает! Клавка уже и с патологоанатомом знакомым договорилась…

— О чем? — обалдел Брусникин.

— О вскрытии, разумеется.

— А кого вскрывать-то будут?

— Меня-а-а-а!!!

В эфире повисла тишина, которую нарушали только мои всхлипы. Наконец Димка обрел способность говорить.

— Афанасия, дорогая, успокойся, пожалуйста. Объясни, что, случилось? Ты серьезно больна?

Врать любимому не хотелось, но и говорить правду тоже, чего доброго, опять лютовать начнет. Поэтому я решила придерживаться золотой середины.

— Да нет, ничего страшного. Если честно, просто устала. Вот Клавдия и предложила немножко поболеть. А патологоанатом просто больничный выпишет.

— Первый раз слышу, чтобы патологоанатомы выписывали больничный, — проворчал супруг, заметно успокаиваясь. — А вообще-то правильно. Я всегда говорил — работа в школе тебя изнуряет. Ладно, об этом мы еще поговорим.

Как у вас там дела в принципе?

Заверив мужа, что с делами у нас полный порядок, я поспешила перевести разговор на более спокойную тему и заговорила о чувствах.

Брусникин мог начать задавать вопросы, а я совсем не уверена, смогу ли правильно на них ответить. Уже завершая разговор, Димка посоветовал быть осторожными и взял с меня слово не ввязываться ни в какие авантюры. Слово я, конечно, дала, слабо веря, что сдержу его.

— Что Брусникин? — спросила Клавка, когда я появилась на кухне.

— Сперва лютовал, потом успокоился, хотя и грозился головы нам поотрывать, — ответила я, балдея от умопомрачительных запахов еды.

Клюква кивнула и сделала неожиданный вывод:

— Все правильно. Значит, любит по-прежнему, даже еще сильнее. Давай-ка теперь займемся твоей раной, Афанасия.

Тут я заметила, что в руках сестрица держит пузырек с зеленкой и кусок ваты. Признаться, с детства ненавижу любые медицинские процедуры. Сейчас тоже не испытывала ни малейшего желания подвергаться подобным испытаниям.

Прислонившись к стене, я прикрыла глаза и слабым голосом проронила:

— Клава, это бесполезно. Если вирус в меня попал, то уже начал свою черную работу. Зеленкой его не убьешь.

— Ничего, не убьем, так хоть покалечим, — решительно подступила ко мне Клавдия. — Подставляй щеку, думаю, тебя все-таки еще можно спасти.

По правде сказать, сил у меня осталось только для ужина. Сопротивляться Клавкиному напору означало бы остаться голодной. Поэтому я покорно подставила щеку под заботливые Клавкины руки, предчувствуя адские муки.

— Готово, — через пару минут удовлетворенно крякнула Клюквина. — Хорошо бы еще пластырь налепить, да ты им кран замотала…

Иди, мой руки, и будем ужинать.

Я немного удивилась, что все прошло столь безболезненно, но послушалась.

Бесстрастное зеркало в ванной отразило инопланетянина-мутанта: бледное, в общем-то, лицо, половина которого было густо-зеленого цвета, словно молодая листва на березках.

— Спасибо, Клава, — сказала я мутанту в зеркале, — твоя щедрость просто безгранична, как просторы Вселенной. Но, по-моему, зелени несколько многовато. Хотя… Кто их знает, эти вирусы? Вдруг чем больше, тем лучше?

С этой успокаивающей мыслью я вернулась на кухню.

— Ну как? — вскинула брови Клюквина.

— С точки зрения медицины — не знаю, — призналась я, цепляя на вилку маринованный огурчик. — С художественной точки зрения — желтизны не хватает…

— Я тебе не Ван Гог, чтобы подсолнухи рисовать, — насупилась Клюква. — Могла бы и спасибо сказать.

— Спасибо, родная.

Сестрица, по-моему, не поверила в мою искренность, потому как подозрительно покосилась на меня, но жареной картошки насыпала щедро. На столе, как и было обещано, стояла бутылка коньяка. «Лечиться, так уж по полной», — решила я и наполнила наши стаканы лекарством почти наполовину.

• Предыдущая
• 24/48
• Следующая