Наполеон: жизнь после смерти - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/72
- Следующая
Общий возглас: «Клянемся!»
И другой: «Да здравствует император!»
После чего – фейерверк. Ночь над проливом стала днем. Огневые сполохи хорошо были видны на другом берегу, пугая и без того перепуганных британцев... Но я уже знал – войны на острове не будет. Война будет на континенте.
Кстати, не забудьте вставить поучительный эпизод: во время торжеств в Булони ко мне привели двух английских моряков. Они были захвачены в плен, находились в тюрьме. Но им удалось бежать. Из оружия у них был только нож. И они умудрились обработать им несколько кусков дерева. Соединили их, превратив в подобие жалкого челнока, и попытались уплыть, зная, что наверняка погибнут в море. По законам военного времени их следовало немедленно расстрелять. Я же наградил их деньгами и отпустил восвояси. Потому что всегда ценил храбрость и старался быть великодушным к храбрецам. Например, после победы под Аустерлицем я вызвал к себе пленного русского кавалергарда князя Репнина и сказал ему: «Соберите своих товарищей и отправляйтесь домой. Я не могу лишить вашего государя таких мужественных гвардейцев». В ту же кампанию, заняв Вену, я обратился к ее жителям: «Прошу вас принять как дань моего уважения к вашей прекрасной столице ваш арсенал, по законам войны принадлежащий мне. Пользуйтесь им для сохранения порядка. Все перенесенные вами беды считайте неминуемым следствием войны, а добрые дела моей армии – знаком заслуженного вами уважения»... Я могу бесконечно рассказывать о подобных случаях. И вот что я получил в ответ от тех, с кем обращался столь благородно! Однако вернемся к тогдашним событиям. Британия не дремала. Этот проклятый народ, обожавший загребать жар чужими руками, уже соблазнил деньгами и хитростью Австрию и Россию. И направил их против меня! Двести пятьдесят тысяч фунтов платил Альбион за каждые сто тысяч русских солдат... Австрийский полководец Мак уже стоял с армией в Ульме... К этой коалиции мечтала (но пока боялась!) присоединиться Пруссия с ее жалким монархом. И тогда я сказал своим маршалам: «Ну что ж, если эти господа не хотят, чтобы я был в Лондоне, я буду в Вене!»
Император глядит на меня, засыпающего над листом бумаги. Мои попытки не дать голове упасть тщетны... Он смеется и объявляет:
– На сегодня хватит.
И диктует на прощание наш дальнейший план. Точнее, историю своей империи – до конца:
Восемьсот пятый год: Аустерлиц.
Восемьсот шестой: Рейнский союз. Жозеф – король Неаполя, Луи – Голландии.
Восемьсот седьмой год: битвы при Эйлау и Фридланде. Мир в Тильзите. Жером – король Вестфалии.
Восемьсот восьмой: Мюрат – король Неаполя. Жозеф – Испании.
Восемьсот девятый год: битва при Ваграме. Изгнание Папы из Ватикана
Восемьсот десятый: развод с Жозефиной и обручение с Марией Луизой.
Восемьсот одиннадцатый: рождение Римского короля.
Восемьсот двенадцатый год: поход в Россию. Декабрь – возвращение в Париж.
Восемьсот тринадцатый: война в Европе. Битвы под Дрезденом и Лейпцигом.
Восемьсот четырнадцатый: сдача Парижа, отречение и отъезд на Эльбу.
Восемьсот пятнадцатый: возвращение с Эльбы, прибытие в Париж. И Ватерлоо…
И все это случилось с одним человеком. Идите спать.
– Итак, меня ждала воина с тремя главными держав ми Европы – Англия не оставила мне иного выхода. Зато в случае моей победы должна была возникнуть новая Европа – Европа, поверженная мной. И ее поведу я против коварного острова!
Тогда мне больше не нужен будет ни этот лагерь, сжирающий деньги и солдат, ни трусливый, благодетельный туман. Я попросту объявлю Англию... несуществующей! Ей будет отказано от континента. Не только английские товары, не только английские газеты и журналы, но и сами англичане не будут иметь права появляться в Европе – под страхом немедленного ареста! С покоренного материка без всяких битв я задушу ненавистный остров!
Это должно было стать битвой суши и моря, невиданной в истории. Я назвал ее «Континентальной блокадой».
Но пока это были мечты. Сначала нужно было победить новую коалицию»
Австрийская армия уже шла на Запад, русские войска спешно двигались с ней на соединение. Они весьма разумно предполагали, что я не скоро появлюсь перед ними. Конечно же, они подсчитали, сколько времени потребуется, чтобы свернуть огромный Булонский лагерь (создававшийся два года), построить в боевой порядок двести тысяч солдат и провести их через пол-Европы.
Но они исходили из своих сроков. Мои, как всегда, были совсем другие.
В это время в Булони я окончательно создал невиданное доселе устройство армии. Я разбил войска на семь корпусов во главе с моими маршалами. Каждый корпус превратился по сути в самостоятельную небольшую армию со своими артиллерией и кавалерией – главными силами современного боя.
Но основную массу пушек и конницы я соединил в особые части. Они не входили в корпуса и подчинялись только мне. Главой моей кавалерии стал отважнейший из отважных (жаль, что глупейший из глупых) – Мюрат. Артиллерией командовал я сам. Мне подчинялась и императорская гвардия. Это были полки пеших и конных егерей, гренадер, эскадроны жандармов, полк мамелюков, «итальянский» полк, где служили французы, бывшие со мной еще в итальянском походе... Многих из моей гвардии я знал по именам, знал их судьбы и даже их детей. Да и сами они были для меня как мои дети. Я придумал величественную форму для своих гвардейцев: высокие мохнатые шапки, синие мундиры, малиновые и красные кокарды, перевязи, золотые кирасы...
На привале, в жару я обычно сидел у палатки, разрабатывая план сражения. И мои гвардейцы образовывали сплошное каре, защищая меня своими телами от ядер и шальных пуль. Окруженный восторженными взглядами, в которых была одна преданность, я обдумывал битву, где предстояло погибнуть стольким из них…
Все эти корпуса (как и подчинявшиеся лично мне части) могли теперь сами постоять за себя и принять сражение совершенно самостоятельно. Это позволяло нам стремительно передвигаться, не загромождая, как прежде, дорогу друг другу. И сходились мы вместе только накануне главной битвы. Запишите: мы шли раздельно, но сражались вместе. Внезапность и стремительность! И запомните: можно терять людей, но не время. Моя армия теперь, как призрак, появлялась перед противником, вырастая прямо на глазах. Причем главный резерв, как летучий голландец, страшно и неожиданно возникал перед врагом в последний, решающий миг боя...
Перед тем, как свернуть Булонский лагерь, я, как обычно, обратился с воззванием к солдатам: «Воины Великой армии! Ваш император опять среди вас! Вы – авангард нации, которая поднялась, чтобы сокрушить лигу наших врагов, объединенных ненавистью к Франции, оплаченных золотом Англии. Вперед же, друзья, навстречу победе! Водрузим наших орлов на земле неприятеля!»
Совершив молниеносный переход, все семь моих корпусов подходили к Ульму – здесь расположился авангард австрийской армии во главе с командующим Маком. Но сначала, как страшный мираж, перед ним возникли первые два корпуса... Я тотчас послал шпионов заговаривать Маку зубы будто мы весьма слабы и, попугав, скоро снимем осаду... В результате лишь не большая часть его армии успела отступить, когда появились остальные пять корпусов, отрезав ему отступление. Мак очутился в мешке. И когда он наконец-то все понял, было поздно. Он все-таки попытался вырваться, но и дальше все шло по моему плану.
Находившийся в тылу австрийцев Ней отбросил Мака назад в крепость... А потом Ней и Лани взяли высоты над Ульмом. Мак был обречен. Я предложил ему выбор: позор безоговорочной капитуляции или тотальное уничтожение. Конечно, жалкий австриец захотел жить…
Двадцатого октября я стоял на возвышении и принимал этот позорный парад. Двадцать семь тысяч австрийцев, восемнадцать генералов и шестьдесят орудий – вся эта отлично экипированная армия во главе с Маком прошла передо мной. В течение шести часов они сдавали мне свое оружие и знамена. Первым отдал шпагу сам Мак
- Предыдущая
- 35/72
- Следующая