Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 44

В ответ на подробное изложение Ярцевым позиции СССР Холсти сказал, что в его служебные функции входит получение любой информации, откуда бы она ни исходила, но что только президент республики определяет национальную внешнюю политику во всей ее полноте. Следовательно, он, Холсти, не может приступить к регулярным переговорам без соответствующей санкции президента.

Далее Таннер свидетельствует: «На этом первое интересное обсуждение завершилось. Стало ясно, что советское правительство опасается возникновения войны в ближайшем будущем и стремится изыскать пути и средства обеспечения безопасности с севера. Очевидно, что оно прежде всего испытывало боязнь нападения со стороны Германии. Однако обращение к финскому правительству осуществлялось настолько необычным образом, что члены кабинета, знавшие об этом, в первую очередь министр иностранных дел Р. Холсти и премьер-министр А.К. Каяндер, вначале не придали этому обращению того значения, которого оно заслуживало.

В конце июня 1938 года Каяндер согласился принять Ярцева, однако беседа оказалась немногословной и носила общий характер».

После этого состоялось еще несколько встреч Ярцева с Каяндером, министрами Таннером и Эркко, временно исполняющим обязанности министра иностранных дел Войонмаа (после ухода Холсти в отставку).

Предложения советского правительства о взаимных гарантиях на случай войны, изложенные Ярцевым-Рыбкиным, носили довольно четкий характер и не унижали достоинства финнов. Однако переговоры, проходившие с 14 апреля по 7 декабря 1938 года, никаких конкретных практических результатов не принесли. Финны наотрез отказались заключить с СССР Пакт о взаимопомощи и не приняли другие наши предложения.

Касаясь переговоров 1938 года, президент Финляндии Кекконен 4 апреля 1973 года заявил, в частности, следующее: «…полномочный представитель советского правительства 14 апреля 1938 года связался с министром иностранных дел Холсти. Этот представитель предложил Финляндии заключить двустороннее соглашение об обороне на случай, если Германия нападет на Советский Союз через территорию Финляндии. Однако предполагалось просить финнов наметить контуры договора…

Переговоры, в которых с финской стороны участвовали премьер-министр Каяндер и министры Холсти, Таннер и Эркко, велись столь секретно, что Комиссия по иностранным делам ничего о них не знала. Переговоры были прерваны вследствие того, что Финляндия не проявила интереса к ним».

Характерным является рассказ тогдашнего секретаря премьер-министра, магистра Арво Инкиля, о встрече премьер-министра с представителем Советского Союза. Полномочный представитель, как было обусловлено, прибыл к премьер-министру и начал беседу словами: «Премьер-министр пригласил меня», на что Каяндер ответил: «Я не приглашал вас». Тогда советский представитель сказал: «В таком случае мне здесь нечего делать», — и ушел. Когда позднее представитель еще раз пытался встретиться с премьер-министром, Каяндер не согласился принять его и предложил представителю Советскою Союза изложить свое дело секретарю.

В дальнейшем переговоры были продолжены по официальным дипломатическим каналам и велись наркомом иностранных дел СССР Литвиновым с финским послом Ирье-Коскиненом с 5 марта 1939 года.

В своей книге «Письма из моей мельницы» У. Кекконен писал: «Московские переговоры 1939 года не имели успеха не по вине поверенного в делах России в Финляндии господина Ярцева, а вследствие недостатка интереса к этому вопросу со стороны Финляндии».

«Большой террор» Рыбкин-Ярцев пережил, но впоследствии, в 1947 году погиб при загадочных обстоятельствах.

Человеком, выполнявшим личное задание Сталина по линии научно-технической разведки, был известный, в ту пору молодой, авиаконструктор Яковлев. В своих воспоминаниях он рассказывает, как в апреле 1939 года его вызвали в ЦК. Сталин стал задавать вопросы, интересуясь мнением Яковлева о сравнительном уровне немецкой, английской и французской авиации. Яковлев был поражен осведомленностью Сталина: Генеральный секретарь ЦК вел беседу как специалист. Особенно налегал он на вооружение самолетов.

В октябре 1939 года в Германию была направлена торговая делегация во главе с Тевосяном. В состав делегации был включен конструктор Яковлев, с конкретной целью ознакомиться с авиационной техникой Германии.

В марте 1940 года Сталии вторично направляет делегацию в Германию. В составе этой делегации опять Яковлев, которому Сталин лично поставил задачу. Суть ее конструктор излагает в своих воспоминаниях так:

«…в возможно короткий срок закупить в Германии авиационную технику, представляющую для нас наибольший интерес, как для сопоставления уровня наших самолетов с немецкими, так и для изучения технических новинок в области авиации вообще.

В разговоре выяснилось, что следовало бы выделить какую-то сумму в валюте для непосредственных, непредусмотренных закупок, помимо тех сумм, которые предоставлялись в обычном порядке.

— И сколько же нужно вам валюты? — спросил Сталин.

— Тысяч сто — двести.

Сталин снял трубку и соединился С наркомом внешней торговли Микояном.

— В распоряжение делегации надо выделить миллион, а если их израсходуют — дайте еще столько же.

Окончив разговор с Микояном, добавил:

— Если же возникнут затруднения, обращайтесь прямо ко мне. Условный адрес: Москва, Иванову».

Сложилось так, что Яковлеву пришлось воспользоваться помощью Сталина. Об этом Яковлев пишет:

«После поездки по заводам и встреч с Мессершмиттом, Хейнкелем и Танком у членов авиационной комиссии составилось вполне определенное мнение о необходимости закупить истребители «Мессершмитт-109» и «Хейнкель-100», бомбардировщики «Юнкерс-88» и «Дорнье-215».

Однако из-за бюрократических проволочек аппарата торгпредства мы не могли быстро и оперативно решить порученную нам задачу, то есть принять на месте решение о типах и количестве подлежащих закупке самолетов. Я, видя такое дело, попробовал послать телеграмму по адресу: «Москва, Иванову». Торгпредовское начальство телеграмму задержало и запретило передавать ее в Москву. Только после того как я объяснил Тевосяну, что, предвидя возможность каких-либо затруднений и учитывая важность задания, Сталин разрешил при осуществлении нашей миссии обращаться непосредственно к нему и для той цели дал мне шифрованный телеграфный адрес: «Москва, Иванову», он согласился и приказал не чинить препятствий.

Буквально через два дня был получен ответ, предоставляющий право на месте определить типаж и количество закупаемых самолетов без согласования с Москвой. Такая быстрая реакция на мою шифровку буквально потрясла торгпредовских чиновников. Работать стало очень легко, и поставленная перед нами правительственная задача была успешно решена.

В общем, вторая поездка в Германию была такой же интересной и полезной, как и первая, а может быть еще интереснее, потому что если первая носила ознакомительный характер, то эта — деловой: мы отбирали и закупали интересующую нас авиационную технику.

В день возвращения в Москву из Германии, вечером, я был вызван к Сталину, у которого находились Молотов, Микоян, Маленков и Шахурин. Со мной долго и подробно беседовали, сперва в кремлевском кабинете, а потом за ужином на квартире у Сталина.

Сталина интересовало все: не продают ли нам немцы старье, есть ли у них тяжелые бомбардировщики, чьи истребители лучше — немецкие или английские, как организована авиапромышленность, какие взаимоотношения между немецкими ВВС — люфтваффе и промышленностью и т. д.

Участвовавших в беседе, естественно, больше всего интересовало: действительно ли немцы показали и продали нам все, что у них находится на вооружении, не обманули ли они нашу комиссию, не подсунули ли нам свою устаревшую авиационную технику.

Я сказал, что у нас в комиссии также были сомнения, особенно в первую поездку, но сейчас разногласий на этот счет нет. Мы уверены, что отобранная нами техника соответствует современному уровню развития немецкой авиации.