Пленники белой пустыни - Моуэт Фарли - Страница 30

• Предыдущая
• 30/42
• Следующая

Джейми выдернул из очага горящую ветку и передал Эуэсину; тот коснулся ею кончика фитиля. Жирный жёлтый огонёк метнулся вверх, сильно зачадил и начал гаснуть.

— Я должен подровнять фитиль, — сказал Эуэсин. Он придал фитилю форму плоской широкой полоски и снова зажёг его. На этот раз пламя было ровным и почти не коптило. Внутренний вид хижины преобразился, как от прикосновения волшебной палочки. После многих месяцев полутьмы Джейми показалось, что кто-то включил дюжину электрических лампочек. Он сиял от восторга.

— Вот отчего действительно начинаешь чувствовать себя здесь как дома, — сказал он восхищённо.

Эуэсин радостно улыбался собственному успеху. Позабыв о своём страхе перед вещами из могил, он начал рыться в остальных древних предметах. Его особенно заинтересовал один из медных наконечников для стрел.

— Странная форма, — пробормотал мальчик. — Кажется, этот наконечник приколачивали к древку стрелы костяными шипами. Вот в этом шип ещё торчит.

— Как ты думаешь, мы смогли бы изготовить настоящий лук со стрелами? — спросил Джейми.

— Можно попытаться, — отвечал Эуэсин. — Вчера я пересчитал патроны. Осталось только двадцать. Нельзя тратить их на мелкую дичь, а имея лук, мы смогли бы охотиться и на белую куропатку, и на зайцев.

— В первый же подходящий денёк постараемся и соорудим лук, — сказал Джейми, — но не сегодня. Я смертельно устал. Завалимся-ка спать.

Медленно, словно сонные мухи, друзья заползли в спальные мешки, даже не потрудившись погасить маленькую лампу. Через несколько мгновений они уже спали.

Дрова в очаге прогорели, а со стола лился слабый свет огонька, который возродился здесь после сотни лет тьмы. Когда-то женщина-эскимоска, должно быть, очень ценила эту маленькую лампу из мыльного камня и над горящим фитилём из мха готовила пищу для своей семьи.

Теперь лампа снова ожила. И наконечники стрел, которые принадлежали какому-то давно позабытому охотнику из далёкого прошлого, были готовы для новой жизни.

Мёртвые с пустынного, обдуваемого всеми ветрами кряжа оказались добрыми духами. Они сделали подарки живым — людям другой расы, через пропасть шириной в столетие.

Из состояния крепкого сна Джейми вывело прикосновение к его лицу чего-то холодного и мокрого. Мальчик застонал и протестующе отмахнулся. Его пальцы упёрлись в жёсткую щётку волос на лбу оленёнка, и Джейми неохотно открыл глаза.

В хижине царил смертельный холод и было темно почти как ночью. Жир уже давно выгорел, и лампа погасла, а от огня в очаге осталось лишь несколько красных угольков. Оленёнок Отанак стоял у постели Джейми и тревожно фыркал, а так как Джейми лежал неподвижно, малыш вытянул шею и лизнул его в лицо второй раз.

Джейми разом сел и оттолкнул маленького оленя.

— Тьфу! — сказал он, вытирая лицо. — Прекрати эти нежности!

Теперь мальчик окончательно проснулся и начал понимать, что обычная тишина Укромной Долины нарушена. До его слуха доносился непрекращающийся рёв, как будто у самой хижины шумел водопад.

Хотя было темно, но чувство голода и то, что дрова в очаге почти полностью сгорели, подсказали Джейми: наступило утро. Он выпрыгнул из постели и оделся.

Было жутко холодно. К тому времени как мальчик добрался до очага и начал бросать на угли свежую растопку, он весь посинел. Оленёнок следовал за ним и тыкался мордой ему в спину, пока Джейми в раздражении не шлёпнул его и не спросил:

— Но что же всё-таки тебя беспокоит?

Огонь в очаге разгорелся, и Джейми направился к двери, чтобы выглянуть наружу и выяснить, откуда взялись эти нарастающие ревущие звуки, которые, казалось, проникают в хижину разом со всех сторон.

Мальчик отворил дверь — и порыв ветра чуть не вырвал её из рук. Снег ударил в лицо с такой силой, что почти ослепил его. Не было видно ничего, кроме серой, кипевшей вихрями завесы гонимого ветром снега. Даже ближние ели совершенно исчезли в снежной мгле. Джейми, спотыкаясь, шагнул в хижину, судорожно ловя воздух.

Он растолкал Эуэсина.

— Вставай! — крикнул он. — Дует дедушка всех метелей. Никогда не видел ничего ужаснее!

Джейми, однако, дал слишком мягкую характеристику этому снежному бурану, назвав его дедушкой всех метелей. По потемневшим равнинам с полярных морей с рёвом прилетела первая настоящая пурга. Рыдая, в дикой злобе она обрушила на тундру всю мощь ураганного ветра, взрыхлила спрессованные сугробы, подняв в воздух крупинки льда, и, бешено вращая, погнала их вперёд. Снег приобрёл силу струи песка, вылетающей из пескоструйного аппарата, и ничто живое не могло устоять перед бешеным натиском. Волки и лисы уже давно подыскали себе убежища и, дрожа, свернулись калачиком в норах, выкопанных глубоко под сугробами. Даже белые куропатки забились жалкими комочками в расщелины скал, чтобы спастись от бешенства пурги. В тот день ни одно живое существо не отважилось появиться на терзаемой ветрами равнине.

В Укромной Долине, которая была защищена грядами высоких холмов, сила ветра была меньше, но даже здесь единоборство с бурей грозило человеку гибелью. Завывание ветра на гребне окружающих холмов было подобно непрерывному стенанию вырвавшихся на волю демонов. Друзья скоро обнаружили, что в хижине не становится теплее. Пришлось заткнуть трубу для подачи воздуха к очагу и целый час затыкать мхом из тюфяков щели между брёвнами в стенах.

К счастью, в хижине оказался порядочный запас дров, чтобы бороться с морозом, который, как полагали мальчики, достиг тридцати, а может быть, и сорока градусов ниже нуля. Была у них и жировая лампа, чтобы разгонять тьму, принесённую пургой.

После продолжительной лихорадочной работы в хижине снова стало уютно и почти тепло, а мальчики смогли позволить себе отдохнуть и послушать неистовые песни и стоны снежной бури, вцепившейся в ветки елей, окружавших хижину.

— Только представь себе, что было бы, если бы мы остались в Лагере Каменного Иглу, — сказал Джейми, поёжившись от одной мысли.

— Лучше не думать, — ответил друг. — Даже здесь достаточно плохо, но можно терпеть, пока у нас есть пища и дрова. И ещё одно: в такую погоду никакие росомахи не потревожат наши кладовые!

Весь тот день и следующую ночь пурга безумствовала не ослабевая. На второе утро мальчики почувствовали её тяжесть на себе. Ими овладело беспокойство, а непрерывный вой ураганного ветра начал действовать на нервы. Джейми казалось, что он в плену у снежной лавины. Ему не сиделось на месте, и он вскакивал через каждые несколько секунд.

— Найти бы нам ещё какое-нибудь занятие! — выпалил он вдруг. — От безделья можно сойти с ума. Будь у нас под рукой хотя бы несколько книг или игр, всё было бы намного проще.

Эуэсин был занят шитьём новых мокасин. Он поднял голову и взглянул на своего товарища.

— А почему бы не взяться за лук и стрелы? — предложил он.

На душе у Джейми просветлело. Было над чем помозговать. К тому же брошен вызов его изобретательности.

У двери лежало с десяток стволов молоденьких ёлочек: их срубили для саней и не использовали. Джейми подтащил всю охапку к очагу и после придирчивого осмотра выбрал наконец один ствол длиной в шесть футов и толщиной дюйма в два. На нём не видно было опасных утолщений.

— Ты знаешь, как мастерят лук? — спросил Эуэсин.

— Никогда не приходилось, но в школе я занимался стрельбой из лука, — ответил Джейми. — А ты умеешь стрелять?

К своему стыду, Эуэсину пришлось признаться, что ему не приходилось стрелять из лука.

— Понимаешь, — объяснил он, — наши люди не пользуются луком уже пятьдесят лет — с тех пор как обзавелись ружьями. Иногда мы, мальчишки, пытались делать луки ради забавы, но наши луки никуда не годились. Вот будет интересно, если окажется, что ты знаешь, как сделать лук, когда индейцы это позабыли.

• Предыдущая
• 30/42
• Следующая