Арена мрака - Пьюзо Марио - Страница 7
- Предыдущая
- 7/63
- Следующая
Массивное темно-серое здание стояло на небольшом пригорке в самом начале Ам-Вальдштрассе. Здание было квадратным, большим, с внутренним двориком для стоянки служебных машин. Поток немцев-служащих все еще струился из главного входа, их лица и одежда были в пыли и щебенке. Женщины истерически рыдали от пережитого шока. Солдаты пытались оттеснить толпу от здания, которое стояло безмолвно и неколебимо, как обычно.
Моска пошел за лейтенантом к боковому входу. Это был сводчатый проход, почти весь заваленный щебнем. Им пришлось ползти, и наконец они попали во внутренний дворик.
Большой квадрат внутреннего дворика превратился в груду развалин. На гребне этой горы во все Стороны торчали покореженные крыши, кузова, автомобильные шасси, точно мачты затонувших на мелководье кораблей. Стены здания, по крайней мере до третьего этажа, были снесены взрывом, и взору открылись столы, стулья и даже настенные часы в служебных кабинетах.
Моска услышал звук, который раньше никогда не слышал, звук, который давно уже стал привычным в больших городах этого континента. В какое-то мгновение ему показалось, что этот звук доносится сразу со всех сторон – низкий, монотонный, какой-то звериный вой, совершенно не похожий на человеческий вопль. Он все-таки установил, откуда доносится этот вой, и бегом и ползком перебрался через гору развалин в дальний конец двора. Он увидел толстую красную шею, зажатую зеленым воротником мундира немецкого полицейского. Шея и голова были неподвижны и безжизненны, а вой исходил, казалось, откуда-то из глубины тела. Моска и лейтенант попытались разгрести щебенку, но обломки кирпичной кладки все ползли и ползли, засыпая труп. Тогда лейтенант отправился за подмогой.
И тут во двор из здания через все проломы в разрушенных стенах хлынули толпы спасшихся.
Появились полевые врачи, приехавшие сюда из лазаретов, – как были в халатах, американские солдаты и немецкие уличные рабочие, которые сразу начали разгребать обломки и вытаскивать из-под руин трупы. Моска выполз наружу тем же путем, каким пробрался внутрь.
Снаружи воздух был чистый и свежий. У здания уже стояла вереница санитарных машин, с другой стороны подъезжали пожарные. Рабочие уже расчистили от завалов проходы во внутренний дворик и грузили мусор в кузова грузовиков.
На тротуаре напротив здания поставили стол – командный пункт, и он увидел своего полковника и толпящихся вокруг него младших офицеров.
Моска, про себя усмехнувшись, отметил, что все они были в стальных касках. Один из офицеров поманил его к себе.
– Иди и охраняй нашего офицера разведки, – приказал он и передал Моске свою кобуру с пистолетом. – Если будет еще взрыв, уноси ноги.
Моска вошел в здание через главный вход. Лестница была сплошь завалена щебнем, и он с опаской поднялся на второй этаж. Он шел по коридору, поглядывая на потолок и стараясь не проходить там, где потолок провис и перекрытия грозили вот-вот рухнуть.
Отдел разведки располагался недалеко от лестницы, но теперь от кабинета осталось лишь полкомнаты; другая половина обрушилась во двор.
Охранять было нечего, кроме запертого шкафа. Но зато он получил возможность созерцать разыгравшуюся у него на глазах драму.
Он удобно устроился в кресле, достал из кармана сигару и закурил. Нога уперлась во что-то твердое на полу, и, посмотрев туда, он с удивлением обнаружил две бутылки пива. Он поднял одну: бутылка была исцарапана обломками кирпича.
Моска откупорил бутылку о дверную ручку и снова устроился в своем кресле.
Внизу под ним двор был безжизнен и в пропыленном воздухе казался объятым сном. Немцы-рабочие все еще копошились около мертвого, которого он обнаружил, и неторопливо разгребали щебенку. Над ними возвышалась фигура американского офицера, который стоял скучающе, неподвижно, и его бриджи и рубашка на глазах покрывались белым налетом пыли. Рядом с ним сержант держал в руке стеклянную колбу с кровяной плазмой. Точно такая же сценка повторялась во многих местах по всему двору. В воздухе висела взвесь бетонной пыли, почти светящейся в лучах солнца, и медленно оседала на лица и волосы людей, окрашивая их белым.
Моска пил пиво и курил сигару. Он услышал шаги в коридоре и вышел из кабинета.
По длинному коридору, который убегал вдаль, где пол и потолок почти соединялись во тьме, из мрачных внутренностей здания двигалась небольшая группа немцев. Они прошли мимо, словно не заметив его, ослепшие и ослабевшие от ужаса и потрясения. Последней шла хрупкая девушка в лыжных штанах цвета хаки и шерстяном свитере.
Она споткнулась и упала, и, видя, что никто не спешит ей на помощь, Моска шагнул вперед и помог ей подняться на ноги. Она бы так и ушла, но Моска преградил ей путь, вытянув руку, в которой держал бутылку пива.
Она подняла голову, и Моска увидел ее лицо и шею, мертвенно-бледные, и глаза, в которых застыл ужас. Она жалобно сказала по-немецки:
– Пожалуйста, дайте мне уйти отсюда, пожалуйста.
Моска убрал руку, и она поспешила по коридору дальше. Но она не сделала и нескольких шагов, как вдруг пошатнулась и рухнула на пол.
Моска склонился над ней и увидел, что ее глаза открыты. Не зная, что делать, он приложил горлышко бутылки к ее губам, но она отвернулась.
– Нет, – сказала она по-немецки. – Просто я боюсь идти.
В ее голосе послышались нотки смущения. Он удивился. Зажег сигарету, которую вложил ей в губы, потом поднял легкое тело на руки, отнес ее в кабинет и посадил на стул.
Моска открыл вторую бутылку пива, и на этот раз она отпила немного. А внизу под ними события уже развивались чуть живее. Врачи склонились над распростертыми телами, их руки быстро сновали, солдаты с бутылями плазмы присели на корточки. Мусорщики осторожно пробирались по развалинам, из всех проломов выносили трупы – сплющенные, покрытые белой пылью тела.
Девушка шевельнулась и попыталась привстать со стула.
– Я уже могу идти, – сказала она и собралась выйти, но Моска загородил дверь.
На своем ломаном немецком он сказал:
– Подожди меня снаружи.
Она помотала головой.
– Тебе надо выпить, – сказал он. – Чего-нибудь покрепче. Шнапс. Хороший шнапс.
Она снова помотала головой.
– Не бойся, я ничего не замышляю, – сказал он по-английски. – Честно, голову даю на отсечение. – И он шутливо приложил бутылку пива к левой стороне груди.
Она улыбнулась и прошмыгнула мимо него.
Он смотрел, как ее маленькая фигурка медленно, но решительно удаляется по коридору к разрушенной лестнице.
Вот так оно все и началось: мертвых, победителей и побежденных, уносили, кирпичная пыль оседала на их смеженные веки, а ее хрупкое тело и худенькое личико заставили Моску вдруг ощутить к ней жалость и непонятную нежность. Вечером в его комнате они слушали маленький радиоприемничек, пили мятный ликер, и всякий раз, когда она порывалась уйти, он под разными предлогами ее задерживал, пока наконец не начался комендантский час и ей волей-неволей пришлось остаться. За весь вечер она не позволила ему ни разу себя поцеловать.
Разделась она под одеялом, а он выкурил последнюю сигарету, допил последнюю рюмку ликера и лег рядом с ней. Она повернулась к нему и обняла порывисто и страстно, так что он удивился и обрадовался. Спустя много месяцев она призналась ему, что тогда не была с мужчиной уже почти год, а он засмеялся, и она пробормотала с горестной улыбкой:
– Если об этом говорит мужчина, все его жалеют, а если женщина – смеются.
Но он это понял в первую же ночь – это и еще кое-что. Что она боялась его, врага, но тихая музыка из радиоприемника, согревающий ликер, успокоительные сигареты и бутерброды с мясом, которые он купил в армейском магазине, о чем она уже давным-давно забыла, и ее восторг при виде этих сокровищ подстегнул сексуальное желание, к тому же они оба играли в эту игру – тянули и тянули время, зная, что в конце концов ей будет поздно уходить. Он понял это как-то интуитивно, но, даже осознав вполне, почему она у него осталась, не был разочарован, наверное, потому, что они очень подошли друг другу в физическом смысле, и эта ночь обернулась долгим мраком чувственных наслаждений, и в серой предутренней мгле, как раз перед рассветом, когда она еще спала, Моска закурил и вдруг подумал: «Я не расстанусь с ней» – и вспомнил с жалостью, нежностью и даже стыдом о том, как мучил это хрупкое тело, которое неожиданно обнаружило спрятанную в нем упругую силу.
- Предыдущая
- 7/63
- Следующая
