Гуго Коллонтай - Хинц Хенрик - Страница 2

В истории социально-философских идей и всей духовной культуры Польши творчество Коллонтая занимает особо важное место. Это следует хотя бы из того, что в философской культуре польского Просвещения оно представляет собой наиболее зрелую и многосторонне развитую систему материалистических взглядов. С этой точки зрения с Коллонтаем нельзя сравнивать ни Станислава Сташица, ни Яна Снядецкого. Их исследования и размышления касаются чаще всего специальных областей знания, в то время как Коллонтай развивает систему взглядов о человеке и познании, о природе и мире в целом, осуществляя при этом новаторские исследования и в специальных областях знания, прежде всего в области истории и геологии. Поэтому анализ философии Коллонтая особо необходим при изучении философии Просвещения в Польше.

В данной работе наряду с показом разносторонней деятельности Коллонтая особый упор сделан на исследовании коллонтаевского решения классических проблем философии в контексте его главных интересов и их эволюции.

Вершиной его теоретических работ была широко понимаемая философия человека. Даже весьма специальные размышления, например из области науки о Земле, оказываются в некотором смысле побочными и вторичными по отношению к этой центральной проблематике. Какова сущность человека; подчиняется ли он, а если да, то каким законам; какое место занимает человек в целостной структуре мира; какие причины вызвали настоящее общественное состояние, невыносимое и требующее изменений; какими должны быть направления этих изменений, чтобы возникло «управляемое», свободное и «безопасное» общество, — вот принципиальные вопросы, занимающие польского мыслителя.

Главной областью исследований для Коллонтая является своего рода философская антропология и наука об обществе, или, по его определению, «моральная философия» (философия человеческого общества в целом), а не отдельные проблемы гносеологии или онтологии («первой философии» — учения о бытии, как таковом). И все же названные проблемы необходимо выделить, чтобы показать их подлинное место в совокупности его взглядов, а также более глубоко исследовать общие принципы гуманизма и социальных концепций Коллонтая. Его работы по классической философской проблематике можно истолковать как введение к всестороннему анализу коллонтаевской теории человека и общества, ее значения и функций в развитии духовной культуры в Польше и ее связей с европейской культурой. Из-за ограниченного объема книги в ней не получили специального освещения этические взгляды Коллонтая и его рассуждения о происхождении и сущности религии. Однако эти вопросы в известной мере охарактеризованы при анализе основных проблем.

Исходным пунктом развития творчества Коллонтая были проблемы науки и образования, выделившиеся в ходе его практической деятельности на ниве просвещения (реформа краковских школ и Краковской академии). Борьба Коллонтая против шляхетско-клерикальных позиций и схоластики, за признание познавательной и социальной ценности науки и образования привела к развитию наиболее общих представлений о науке и методе. Основательный анализ этих представлений осуществлен в двух сочинениях, созданных им в последние годы жизни: «Физическо-моральный порядок» и «Критический разбор основ истории». Наряду с ними важным источником являются также «Подготовительные материалы к труду „Физическо-моральный порядок“», опубликованные впервые К. Опалеком в 1955 г.[4]

Работа Коллонтая «Состояние просвещения в Польше в последние годы правления Августа III (1750–1764 гг.)», представляющая собой очень ценный в настоящее время источник по истории науки и образования в Польше XVIII в., является вместе с тем одним из самых зрелых произведений, посвященных просветительской критике. Антиклерикальная и светская программа этого сочинения представляет собой обобщение просветительского и политического опыта Коллонтая.

Общественно-политическая деятельность и публицистика Коллонтая в период Четырехлетнего сейма и восстания Костюшки углубили его интерес к философской антропологии, также нашедшей отражение в двух названных выше теоретических сочинениях. Поэтому они являются основным, хотя и не единственным источником изучения онтологических взглядов Коллонтая.

Многочисленные наброски, заметки и размышления, рассеянные в богатой публицистике Коллонтая, также были использованы при написании этой книги. Нельзя было не обратиться и к рукописным источникам, в которых сохранились часть его огромной переписки, а также заметки и наброски к реализованным либо задуманным историческим и философским работам. В определенной степени использованы рукописи, оставшиеся после Коллонтая и хранящиеся в собраниях библиотеки Польской академии наук, Национального музея в Кракове, а также в Главном архиве древних актов в Варшаве и библиотеке «Оссолинеум» во Вроцлаве. Сведения об использованных работах, посвященных современными исследователями творчеству Коллонтая, содержатся в списке литературы в конце книги.

Итак, нам предстоит задача показать, что философия Коллонтая была системой взглядов, независимой от религиозной картины мира. Она явилась результатом тех исследований и размышлений, которые опираются только на данные, отвечающие эмпирической и рациональной критике. Эта принципиальная точка зрения, в чем можно будет убедиться, присутствует во всех коллонтаевских подходах к решению проблем. Рационалистическая и эмпирическая позиция позволила Коллонтаю оказаться у истоков живой традиции польской современной культуры.

Глава II. Наука и образование

оллонтай не был профессиональным философом в современном значении этого слова. Его философские размышления, как известно, выступали в тесной связи с научным творчеством и деятельностью в области просвещения и политики, а также с осуществляемыми им конкретными исследованиями. Впрочем, с этой точки зрения он представлял стиль разработки проблем философии, свойственный мыслителям той эпохи в Европе, которые боролись против метафизиков XVII столетия, создававших универсальные философские системы. Маркс писал по этому поводу: «…французское Просвещение XVIII века и в особенности французский материализм были борьбой не только против существующих политических учреждений, а вместе с тем против существующей религии и теологии, но и открытой, ясно выраженной борьбой против метафизики XVII века и против всякой метафизики, особенно против метафизики Декарта, Мальбранша, Спинозы и Лейбница. Философия была противопоставлена метафизике…» (1. 139).

На арене общественной деятельности будущий автор «Физическо-морального порядка» выступил сначала как реформатор школы и науки. Образование, воспитание и наука явились также первым, но ставшим постоянным предметом его методологических и теоретических размышлений. Эти размышления сопутствовали его практическим начинаниям, которые можно определить как попытку реализации многосторонней программы возрождения и развития образования и науки.

Историческая обстановка

В условиях Польши второй половины XVIII в. указанная программа имела особое значение. Речь идет о том, что польское Просвещение зарождалось в период, когда еще сохранялись последствия упадка школьного образования и науки, свойственного «саским временам» (саксонскому периоду)[5]. Картину положения дел в этой области в 1750–1764 гг. широко представил сам Коллонтай в своей работе «Состояние просвещения». Это сочинение является выражением программных взглядов Коллонтая на науку и школу, его теоретических принципов критики и оценок и вместе с тем показывает то, против чего боролся Коллонтай.

Как же оценивал Коллонтай состояние образования и польской науки накануне станиславовской эпохи[6]? Саксонский период Коллонтай представляет (сравнивая его с предшествовавшей эпохой польского Ренессанса, принесшего расцвет польской культуры) как время глубокого упадка, политического и культурного застоя. Наиболее опасным и заметным внешним выражением этого положения была, по его мнению, деградация польского языка и литературы. «За порчей и выхолащиванием языка, — писал Коллонтай, — следовала порча стиля, а отсюда и отвращение к произведениям, написанным по-польски. Пренебрежение читателей к литературе на польском языке отбивало у писателей охоту создавать полезные сочинения или делать переводы иностранных произведений, и дело дошло, наконец, до того, что польский язык стал служить только для проповедей, для религиозных писаний, для панегириков, для свадебных или погребальных речей, для речей на сеймах и сеймиках, и изредка можно было увидеть скверные переводы на польский язык иностранных произведений» (16, 452).