Гордая бедная княжна - Картленд Барбара - Страница 24

• Предыдущая
• 24/31
• Следующая

– Я знаю, о ком ты говоришь, – воскликнул герцог, – продолжай!

– Она ответила письмом, выразила большое радушие, и, откровенно говоря, я с нетерпением ждал встречи с ней.

– Ну что ж, значит, вы оба будете довольны встречей, – сказал герцог.

– Я так и думал, что ты поймешь, – заметил Гарри.

– Ничего подобного ты, конечно, не думал, – отпарировал герцог, – так что давай не притворяться.

Гарри рассмеялся:

– Ты всегда знал, когда я совру. Но, честно говоря, я немного волновался, ведь ты же не любишь менять своих планов. Но у тебя будет хватать забот с Великим князем и, конечно, с княжной Милицей, так что я могу не очень-то винить себя.

– Поезжай и веселись, – рассмеялся герцог, – и не спеши догонять меня. Наверняка я пробуду в Монте-Карло довольно долго.

– Ты откроешь свою виллу?

– Да, конечно. Сегодня же пошлю телеграмму и предупрежу о моем прибытии.

– В Монте-Карло, конечно, будет множество твоих друзей, которые обрадуются тебе, – сказал Гарри, – и, может быть, тебе удастся наконец уговорить княжну расстаться со своей» чадрой «!

– Может быть, – согласился герцог.

В его голосе послышалась нотка, которой Гарри тайно улыбнулся.

Он очень хорошо знал герцога и слишком любил его, чтобы не почувствовать какую-то связь между концом его романа с Долли и его интересом к княжне.

Он понимал, что вначале княжна не привлекла его как женщина и что герцог был заинтригован ее отношением к нему так же, как и Гарри был заинтригован той драмой, о которой они узнали в Константинополе, когда князь Иван потребовал его помощи.

Герцог словно вышел из спячки, думал Гарри, и отогнал от себя скуку, которая охватила его после окончания войны.

Он внезапно оживился, стал инициативнее, каким не был уже несколько лет.

Гарри прекрасно знал, что герцог сполна выкладывается, когда проявляет участие в чужой жизни или берется решить собственные проблемы.

Он был прирожденным лидером, способным возглавить кампанию любого рода. Гарри знал, что он будет и сражаться за жизнь Великого князя, и на личном фронте будет стремиться, чтобы княжна изменила к нему свое отношение.

» Здесь ему нелегко будет добиться своего, – думал про себя Гарри, – но это и послужит наилучшим бальзамом для Бака «.

Он видел воодушевление герцога за обедом, слышал его шутки с графом и Джорджем и понимал, как он рад отъезду Долли и может, выражаясь фигурально, » расчистить палубу» для нового увлечения.

Дружески любя герцога, Гарри сожалел, что недостаточно знаком с Милицей, чтобы посоветовать ей проявлять твердость в сражении с ним.

Но тут же подумал, что это было бы глупо.

«Она слишком молода, – сказал он себе, – но ее гордость не похожа ни на что, с чем Бак встречался до сих пор, и ему придется разгадывать ее в продолжение всего пути до Монте-Карло».

А там, думал Гарри, на герцога нахлынут все его «прихлебатели», чтобы вернуть его в свое лоно.

Он всегда недолюбливал тех, кто навязывался герцогу только потому, что тот был богат, но по крайней мере Милица, думал он, была не из такой породы людей. Гарри гадал, как долго княжна сохранит свое непримиримое отношение к англичанам и будет отказываться от предлагаемых герцогом добрых услуг.

Гарри вспомнил об изумрудах, которые Долли надеялась заполучить в Каире, и это было еще одним поводом для нее, чтобы устроить сцену своему мужу.

Она никогда не нравилась Гарри, хотя и была, несомненно, одной из самых красивых женщин, каких он видел. Но в ее жадности было нечто отталкивающее. Долли олицетворяла собой, как остроумно говорят американцы, «золотоискательницу», подразумевая вымогательницу.

«Бак достоин лучшей женщины», – говорил себе Гарри.

Глядя на герцога, Гарри думал, что его красота, богатство и, главное, титул действительно будут затруднять ему поиск женщины, которая любила бы его самого, а не его положение.

Гарри ухватился вдруг за эту поразившую его мысль: ведь в жизни герцога не хватает как раз того, чего он действительно так хочет, – любви, которая исходила бы от сердца и не имела бы никакого отношения к богатству и к другим преимуществам, которыми он щедро одарен.

Гарри знал наверняка, что Долли перед отъездом улучила момент, чтобы еще разок попытаться удержать его.

– Ты будешь скучать по мне, Бак? – спросила она, пока Роберт уносил ее ларец с драгоценностями вниз по трапу к автомобилю, который должен был отвезти их на пароход.

– Конечно, – отвечал он.

– Я буду думать о том чудесном времени, которое мы могли бы провести вместе в Каире.

Голос Долли был очень нежным и ласкающим. Герцог не отвечал, и она продолжила:

– Если мать Роберта не настолько больна, как он говорит, я присоединюсь к тебе в Монте-Карло.

Герцог пытался найти слова, чтобы убедить ее отказаться от этой затеи, но возвратился граф и сказал:

– Пошли, Долли! Ты же знаешь, нам надо быть на пароходе пораньше и найти приличное место для Нэнси и Джорджа.

– О, не суетись! – ответила Долли. – Я иду! До свидания, Бак!

Она подняла к герцогу свое лицо, и он поцеловал ее в щеку и протянул руку герцогу.

– До свидания, Роберт, – сказал он, – надеюсь, когда ты возвратишься в Англию, здоровье твоей матушки намного улучшится.

– Я тоже надеюсь, – ответил граф.

Они уехали.

Герцог и Гарри вышли на палубу, и Гарри сказал ему с улыбкой:

– Мои чемоданы почти пусты, князья произвели опустошение в моем гардеробе.

– Ив моем тоже, – ответил герцог, – но не могли же они появиться в Каире такими, какими мы впервые увидели их «

Гарри засмеялся:

– Верно, да я и не жалею своей одежды, просто хотелось бы выглядеть получше в предстоящие несколько дней.

– Ты напрашиваешься на комплимент, – упрекнул его герцог. – Она стала на семь лет старше после того, как вы виделись в последний раз, а ты, без сомнения, покажешься ей таким, как и прежде.

– В таком случае я прибуду к тебе в Монте-Карло уже через сутки!

– Ты знаешь, что я буду только рад тебе, – ответил герцог.

Гарри сошел на берег, и яхта отчалила.

Герцог вышел на мостик, чтобы посмотреть, как они будут выходить из гавани. Он никак не ожидал, что его посещение Египта окажется столь коротким.

Гости разъехались, и теперь он остался с очень больным стариком и девушкой, у которой не было желания говорить с ним.

Ему пришло в голову, что сейчас, возможно, удастся изменить ее отношение к нему.

Если все планы герцога фактически рухнули, то вызов, брошенный ему Милицей, по-прежнему сохранился.

Он вспомнил, как обвинил ее в жгучей гордости и как она сказала, что, кроме этого, у нее ничего не осталось.

» Как мне убедить ее, – думал он, – что гордость может быть очень серьезной помехой и в дружбе, и, конечно, в любви?«

Герцог сам удивился последнему слову и вспомнил, как князь Иван сказал, что он смог бы найти ей мужа.

» В Монте-Карло будет много мужчин, которым она понравится «, – говорил он себе.

Он задумался: раз она так не любит англичан, то мужчины какой национальности окажутся ей по душе.

» Сирена» проплывала между множеством небольших парусников, которые раскачивались на ветру.

Море было очень голубым и в солнечных лучах отсвечивало золотистым сиянием.

«Неплохо бы княжне полюбоваться таким пейзажем», – подумал герцог, и ее неприступность снова вызвала в нем раздражение.

«ЖГУЧАЯ ГОРДОСТЬ, ПРЕЗРЕНЬЕ К ВРАГАМ», – мысленно процитировал он и снова подумал, что эти слова как нельзя лучше характеризуют ее.

Но это же сплошная чепуха, подумал он, для такой молоденькой и неопытной девушки.

«Будь я проклят! – поклялся он. – Я заставлю ее подчиниться мне».

Он так долго простоял на мостике, что когда наконец покинул его, солнце уже слабо пригревало.

Герцог направился было к Великому князю, когда перед ним появился Доукинс и сказал:

– Ее светлость хочет с вами поговорить у вас в каюте, ваша светлость.

• Предыдущая
• 24/31
• Следующая