Гордая бедная княжна - Картленд Барбара - Страница 18

• Предыдущая
• 18/31
• Следующая

– Тогда лучше держись от меня подальше.

– Я попробую рискнуть, – сказала она, двинувшись к нему, но герцог уже дошел до двери.

– Пойдем поищем остальных, – сказал он. – Не Скучают ли они там?

– Ну, знаешь, Бак! Я никогда не слышала ничего более смехотворного!.. – начала Долли.

Но герцог уже шагал по коридору, и она вынуждена была последовать за ним.

Проходя по коридору, Долли со злостью думала:

«Это проклятые русские все испортили! Лучше бы они оставались в своей родной стране!»

Герцог стоял на носу яхты и любовался первыми лучами солнца, которые рассеивали ночную тьму, и. Оглянувшись заметил, что он не один на палубе.

Точно охотник, увидевший наконец-то долгожданного оленя, он почувствовал неудержимое волнение при виде идущей к корме княжны Милицы.

В последние дни его настроение колебалось между отчаянием и негодованием, потому что, несмотря на его разъяснения, княжна не присоединялась к остальной компании ни за столом, ни в другое время дня.

От Нэнси Рэдсток он знал, что княжна приняла от нее пальто и другие необходимые вещи и взамен занялась шитьем, которое, по выражению Нэнси, она выполняла «абсолютно фантастически».

– Никогда еще я не видела таких крошечных стежков и такой утонченной работы, – говорила она герцогу, – я сразу догадалась, до того, как она сама мне сказала, что княжну обучала француженка, воспитывавшаяся в монастыре.

Герцог улыбнулся.

У аристократов Санкт-Петербурга было принято нанимать французских гувернанток и учителей для своих детей, и царь и его придворные всегда говорили по-французски или по-английски.

– Сначала меня забавляло ее настойчивое желание как-то услужить мне, – сказала Нэнси, – но сейчас я рада «а шитью, потому что у нее получается это лучше, чем у любой швеи или горничной.

По крайней мере, думал герцог, хотя бы в этом княжна поступила благоразумно. Всякий раз он надеялся увидеть ее во время обеда или ужина, но она по-прежнему оставалась в каюте и предпочитала есть с отцом.

Более того, когда он дважды в день навещал Великого князя, княжна Милица всегда выходила из каюты и не возвращалась, пока он не уйдет.

Таким образом, у него не было возможности поговорить с нею, и еще до того, как Нэнси сказала ему, он и сам успел заметить, что княжна значительно изменилась внешне.

После хорошего питания, отдыха и, как он думал, избавления от постоянной тревоги, кроме разве мыслей о будущем, с, ее лица исчезли напряженность и страх, а сама она больше не выглядела чересчур тощей.

» Она очень красива «, – размышлял он.

Он ловил себя на том, что думает, как бы она выглядела в модном наряде или если бы весело смеялась, как Нэнси и Долли.

Долли по-прежнему на него обижалась, а герцог продолжал уверять ее, что у него простуда, и избегал интимных уединений с ней, что не могло не кончиться ссорой и упреками.

Желая вызвать в нем ревность, она демонстративно флиртовала с князем Александром, который явно увлекся ее красотой и был готов ей подыгрывать.

Герцог больше, чем обычно, проводил время на капитанском мостике или за чтением в своей каюте.

Он не удивился, когда Доукинс спросил, может ли княжна брать книги из его кабинета.

– Ее светлость сказала мне, что она изголодалась по литературе, – объяснил Доукинс, – и я ответил, что ваша светлость может насытить ее книгами так же, как пищей.

– Я буду рад, если ее светлость захочет брать отсюда все, что ей потребуется, – ответил герцог. – Скажи княжне, что она может в любое время приходить сюда и выбирать книги.

Он надеялся, что княжна будет приходить в каюту при нем, но ему следовало бы догадаться, что она достаточно умна и будет появляться здесь, когда он либо на обеде, либо на ужине.

Он обнаружил, что она ведет себя так же, когда выходит прогуляться на свежем воздухе по палубе.

Выходит, что княжна Милица следовала его советам, но только в такие часы, чтобы не сталкиваться с ним на палубе.

Герцогу никогда еще не встречалась женщина, специально избегавшая его общества и до такой степени недолюбливающая его.

Это было настолько для него неожиданно, что у него возникло непреодолимое желание изменить такое к нему отношение и ответить на брошенный княжной вызов.

Князья всячески выказывали ему свою признательность за спасение, а Великий князь благодарил его каждый раз, когда они беседовали вдвоем.

Княжна же Милица словно была сделана и» другого теста.

Герцог решил разрушить возведенную ею стену и дать ей понять, что он вовсе не такой, как все те англичане, которых она умозрительно так ненавидит.

Проблема заключалась в том, что он не знал, каким же образом поговорить с нею.

Он думал было послать Доукинса или Стивенса к ней с приглашением прийти к нему в каюту.

Но тут же усмехнулся собственной затее, поскольку это было бы не по-джентельменски.

Ведь как гостья она вынуждена была бы повиноваться его воле. Он предпочел бы найти к ней иной подход, но какой именно, он пока не представлял себе..

Герцог многое узнал о княжне от ее отца и князей, особенно от князя Ивана, не выказывая своего особого к ней интереса.

– Ваша дочь была столь юной, когда вам пришлось начать эту страшную игру в прятки с большевиками, – говорил герцог Великому князю, – и ее образование наверняка не было завершено в Санкт-Петербурге.

Он умолк и осторожно добавил:

– Когда я гостил в России по приглашению его величества, на меня произвела большое впечатление образованность русских детей, особенно девочек, уровень их познаний был гораздо выше, чем у детей в других странах Европы.

– Верно, – согласился Великий князь, – думаю, что Милица с ее живым умом легко восполнит упущенные академические познания. Но с другой стороны, за это время она приобрела немало уроков жизни, в том числе и горьких, однако они во многом расширили умственные способности.

В том же духе говорил о ней и князь Иван.

– Милица – способная девушка, – сказал он в беседе с герцогом. – Я уверен, если она попадет когда-нибудь в Англию, ей легко будет найти работу.

– Работу? – переспросил герцог.

– Леди Рэдсток говорила мне, что после войны женщины смогли занять в обществе немало мест, о которых раньше и мечтать не смели.

– Да, это правда, – подтвердил герцог.

– Наверное, вы думаете, – сказал князь, – что воспитание Милицы прекратилось в раннем возрасте, когда нам пришлось скрываться.

– Я не говорил этого, – запротестовал герцог.

– Любой бы так подумал, – сказал князь, – но, как вы знаете, Великий князь человек большого ума и эрудиции, да и меня не назовешь невеждой, и Милица училась с нами все это время.

Герцог не сомневался, что благодаря такому образованию она по своему развитию сильно отличалась от четырех дочерей императора, которых воспитывали в узкой семейной обстановке, что ограничивало их кругозор.

Слушая интересные сведения о княжне Милице, герцог каждый раз досадовал, что не может наладить с ней общение.

И вот она стояла одна на палубе в столь ранний час, когда все гости еще спали. Герцог неслышными шагами поспешно двинулся к ней в своих туфлях на мягкой подошве, в которых он обычно прогуливался.

Она стояла спиной к нему, не сводя взгляда с зеленой вспененной волны за кормой яхты, которая оставляла белый след на спокойной глади моря.

В воздухе еще витал таинственный ночной туман, постепенно рассеиваемый лучами солнца, а в полупрозрачном небе уже таяли последние звезды.

Княжна была в теплом пальто Нэнси с голубым шифоновым легким шарфом.

Она глядела вдаль с высоко поднятой головой, и герцог, кажется, читал ее мысли. Княжна наверняка думала о России, не о той, в которой испытала столько несчастий и лишений в последние годы, а о России, которую знала еще девочкой, с ее прекрасными богатыми дворцами.

Это была Россия доброты и любви в императорской семье, покоя и роскоши, так глубоко укоренившихся в ее жизнь, и она сумела сполна ощутить счастье только после того, как у нее все это отняли.

• Предыдущая
• 18/31
• Следующая