Сами боги - Азимов Айзек - Страница 61

• Предыдущая
• 61/67
• Следующая

– И вы этому верите? – с веселой усмешкой спросил Денисон.

– В устах Бэррона это все выглядит очень правдоподобным.

– Ну и не менее правдоподобным было бы предположение, что лунные пещеры позволяют сублимировать пресловутое подсознательное стремление человека вернуться вновь в материнское лоно. Собственно говоря, – добавил он задумчиво, – я с тем же успехом мог бы доказать, ссылаясь на контролируемые температуру и давление, а также на высокую усвояемость и консистенцию лунной пищи, что лунная колония… простите, Селена, – лунный город представляет собой сознательно созданную идеальную среду обитания для нерожденного младенца.

– Думаю, Бэррона вы бы ни на секунду не убедили, – заметила Селена.

– Куда там!

Денисон взглянул на земной серп, стараясь различить облачные слои по его краю. Он умолк и даже не сразу заметил, что Селена снова отошла к пионотрону.

Затем Денисон перевел взгляд с Земли в ее звездном венке на зубчатый горизонт, над которым время от времени взметывалось что-то вроде клубов дыма.

Он заметил это явление еще в прошлую лунную ночь и, решив, что это пыль, поднятая падением метеорита, с некоторой тревогой спросил у Селены, так ли это.

Она ответила с полным равнодушием:

«Земля чуть-чуть смещается в небе из-за либрации Луны, и передвижение ее света по неровностям почвы создает оптические иллюзии. Например, если отражение света происходит за небольшим возвышением, то кажется, будто там взлетает облачко пыли. Эти явления очень часты, и мы не обращаем на них никакого внимания».

Он тогда возразил:

«Но ведь это может быть и метеорит! А метеориты часто попадают в людей?»

«Конечно. В вас, наверное, их угодило уже немало. Но в скафандре это не чувствуется».

«Я говорю не о микроскопических частицах, о а настоящих – о таких, которые действительно способны поднять пыль… или убить человека».

«Ну бывают и такие. Но они падают редко, а Луна велика. До сих пор от них никто еще не пострадал».

И теперь, глядя в небо, Денисон вдруг понял, почему он опять вспомнил про метеориты – между звездами мелькала яркая точка. Но он тут же сообразил, что метеориты горят только в земной атмосфере, а на Луне они падают темными и холодными – ведь на ней нет воздуха.

Эта яркая точка в небе могла быть только созданием человеческих рук, но Денисон не успел разобраться в своих впечатлениях, как она уже превратилась в маленький ракетолет, который через минуту опустился на поверхность неподалеку от него.

Из ракетолета вышла одинокая фигура. Водитель остался в кабине – темное бесформенное пятно на освещенном фоне.

Денисон спокойно ждал. На поверхности Луны действовали свои законы вежливости, продиктованные особенностями работы в скафандрах: первым всегда называл себя вновь прибывший.

– Представитель Готтштейн, – раздался в его наушниках знакомый голос. – Впрочем, я так ковыляю, что об этом легко догадаться.

– Бен Денисон, – ответил Денисон.

– Да, я так и предполагал.

– Вы искали именно меня?

– Совершенно справедливо.

– В космоблохе? Но почему вы не…

– Почему я не воспользовался тамбуром П-четыре? – перебил Готтштейн. – До него ведь всего полмили. Да, безусловно, но меня интересовали не только вы.

– Вероятно, я не должен задавать вопросов. Но мне непонятно, что вы, собственно, имеете в виду.

– У меня нет причин что-нибудь скрывать. Вы ведь ставите эксперименты на поверхности, и вполне естественно, что они меня заинтересовали. Вы согласны?

– Я не делаю из этого тайны, а интересоваться не возбраняется никому.

– Но о подробностях вашего эксперимента не осведомлен ни один человек. Известно, конечно, что ваша работа как-то связана с проблемой Электронного Насоса, но и только.

– Предположение вполне логичное.

– Так ли? Насколько я знаю, подобные эксперименты требуют сложнейшего оборудования. Иначе они не дадут никаких результатов. Как вы понимаете, сам я в этом ничего не смыслю, но я обращался за справками к квалифицированным консультантам. И во всяком случае очевидно, что установка, которой вы пользуетесь, совсем не похожа на то, о чем мне говорили. Вот мне и пришло в голову, что, возможно, интересоваться мне следует совсем не вами. Ведь пока мое внимание сосредотачивается на вас, где-то может происходить нечто куда более важное.

– А с какой целью использовать меня как ширму?

– Не знаю. Если бы я мог ответить на этот вопрос, то тревожился бы меньше.

– Так, значит, за мной следили?

– А как же, – усмехнулся Готтштейн. – С самого момента вашего прибытия на Луну. Однако пока вы работали тут на поверхности, мы осмотрели все окрестности в радиусе десятков миль. Возможно, это покажется вам странным, доктор Денисон, но сейчас на лунной поверхности чем-то, что выходит за рамки обычных рутинных работ, занимаетесь только вы и ваша помощница.

– И что тут странного?

– А то, что вы, следовательно, убеждены в плодотворности своих экспериментов с этой штукой, названия которой я не знаю. Поскольку я не сомневаюсь в вашей компетентности, то, мне кажется, было бы интересно послушать, если бы вы согласились объяснить мне, чем занимаетесь.

– Я ставлю парафизические эксперименты, мистер Готтштейн, так что слухи вас не обманули. И могу добавить только, что пока мне еще не удалось добиться чего-нибудь определенного.

– Ваша помощница, если не ошибаюсь – гид Селена Линдстрем Л.?

– Совершенно верно.

– Странный ассистент.

– Она умна, интересуется парафизикой, обучает меня тонкостям лунного поведения и очень привлекательна.

– А к тому же готова работать с землянином?

– С иммигрантом, который намерен при первой возможности получить лунное гражданство.

К ним подошла Селена, и в их шлемах раздался ее голос:

– Здравствуйте, мистер Готтштейн. Я не люблю ни подслушивать, ни вмешиваться в чужие разговоры, но в скафандре слышно все, о чем говорят в пределах видимости.

– Добрый вечер, мисс Линдстрем, – повернулся к: ней Готтштейн. – Я и не собирался делать тайну из нашей беседы. Так, значит, вы интересуетесь парафизикой?

– Очень!

– И неудачные эксперименты вас не обескураживают?

– Они ведь не такие уж неудачные, – ответила Селена. – Просто доктор Денисон не вполне в курсе.

– Что?! – Денисон повернулся на каблуках так резко, что чуть не опрокинулся на спину. Из-под его ног вырвалось облако пыли.

Они все трое стояли теперь лицом к пионотрону. Над ним на высоте человеческого роста пылала огненная точка, похожая на пухлую звезду.

– Я увеличила напряженность магнитного поля, – сказала Селена, – а ядерное поле оставалось устойчивым, не менялось, потом началось рассеивание, усилилось и…

– Образовалась протечка! – докончил Денисон. – Черт! А я и не видел, как это произошло.

– Я прошу у вас прощения, Бен, – сказала Селена. – Но ведь сначала вы о чем-то задумались. Потом явился мистер Готтштейн, и я не удержалась от соблазна попробовать самой.

– Объясните же, что я, собственно, вижу, – попросил Готтштейн.

– Вы наблюдаете спонтанное излучение энергии веществом, которое просачивается из другой вселенной в нашу, – сказал Денисон.

Едва он договорил, как свет над пионотроном вдруг погас, и одновременно в сотне шагов от них вспыхнула другая, чуть более тусклая звезда.

Денисон кинулся к пионотрону, по Селена с лунной грацией стремительно скользнула вперед и оказалась там намного раньше него. Она отключила поле, и дальняя звезда погасла.

– Видите ли, место протечки неустойчиво, – сказала она.

– В весьма малой степени, – возразил Денисом. – Учитывая, что смещение на один световой год теоретически так же возможно, как и смещение на сотню ярдов, эти сто ярдов можно считать чудом устойчивости.

– И тем не менее такого чуда еще мало, – категорически заявила Селена.

– Простите, так ли я понял то, о чем вы говорите? – перебил их Готтштейн. – Значит, вещество может просачиваться в нашу вселенную и тут, и там, и где угодно?

• Предыдущая
• 61/67
• Следующая