Иви. Повествование о происходящем прямо сейчас - Шмаков В. - Страница 3

– заверещала она. – Люська! – подскочила к забору. – Опять твой хулиган камнями швыряется! – Чего орёшь? – коренастая Люська со стоном разогнулась от грядки. – Мой на речку уже час как ускакал. Небось, плещется сейчас… Не то что я! – Тогда кто? – Да кто хочешь! Вон, хоть он… Люська с усмешкой мотнула головой на холёного сурового кота. Кот гордо сидел на груше и всем своим видом показывал, что – да… могу, мол, и я… а может быть, и теперь – я… а будете приставать, так точно – я, но уже не камешком – не поленюсь и за кирпичом сходить. Девица сплюнула. – Шутки вам… Старичок, ни слова не говоря, протянул лапки через забор и сорвал два крупных красных яблока. Потёр их о рубашку. – Ешьте, мыслители. Мыслители охотно ухватили плоды. Откусив да разжевав, Капитан понял, что яблоко очень спе- лое, – спелое, сочное, вкусное. Неплохо бы второе... – Ну как? – подмигнул старичок. – Не поперхнулся наваждением? Туман в горле не застрял? Капитан молча жевал. Отвечать не хотелось. – Вы, детки мои, погодите умом елозить. Он у вас только проклюнулся, ему ещё расцвести, ему ещё созреть надо. Вы барахтайтесь: смотрите, слушайте, нюхайте, трогайте, дышите… а ум – он сам се- бя, по зрелости, обнаружит, без понуканий! – тут и поплывёте. А уж как поплывёте – это душа решит. – Поплывём – куда? – «Куда» – у себя надо спрашивать, – строго сказал старичок, – не у меня. У настоящего себя, само- го что ни на есть. Туда и отправляйтесь. Старичок, ничего более не добавив, повернулся и быстро пошёл прочь, – сквозь посёлок, – в высо- кой шуршащей траве. В дальнюю даль. Не оборачиваясь. – Эй! – окликнул Капитан. – Куда вы? …А нам-то – что? Тот обернулся. – Перед вами дорога, – расслышалось приятелям. – Чего ж ещё? И ушёл. Как-то хоть и понемножку, но – сразу. Вроде бы – шёл, шёл, постепенно удаляясь… а как- то вдруг взял – и ушёл. Дивно! Капитан вздохнул, докушал яблоко и оглянулся в поисках добавки. Яблони уже не было. От дачно- го посёлка остались только ошмётки, да и те истаивали на глазах. Вообще: всё менялось. Проступили очертания какого-то городка… леса… озера. Знакомая станция, платформа, станцион- ный зал ожидания… Пронёсся табун диких лошадей, наполняя окрестности ржанием и пыльным топо- том… Побежали какие-то люди; то ли в битву кромешную, то ли очередь в магазин занимать за редким товаром, – не разберёшь, бежали с азартом… Колыхнулся глубинный бархат дремучего леса… Пыхнула жаром пустыня… Взмывностью ледяной замерцали вершины гор… И ещё… И ещё… И ещё… И всё – од- новременно, перемешиваясь, клубясь, – сквозь, сквозь! Травы из-под ног путешественников разбега- лись фыркающими ежами, скрипели ворохами мнущихся газет, звякали монетными столбиками, раз- лезались ржавою жестью и мраморным крошевом. В воздухе вихрилась всевозможная мелюзга: козяв- ки, гайки, брошки, листья, стручки гороха, нитки, созвездья… И всё это – то сцепливаясь, то разлетаясь, то проходя друг сквозь друга, то обнаруживаясь, то те- ряясь – иной раз вылепляло диковинные лица, фигуры, контуры… Вот: проступило – объемля всё – спо- койное лицо кошки, той самой, приплывшей на доске… Вот: фигура мальчика, пристально и смело идущего сквозь вопящие заросли… Вот: невиданное дерево, дыхание которого – росплески лазури в медвяных ладонях солнца, дыхание которого – сияние и надежда… Вот: зеркало, и волны пляшут, пе- ребирают блистающие миры… зеркало льётся, льётся – не переливаясь, не покидая невидимого ора- мья… зеркало ближе… ближе… Яркий звенящий луч, преломившись в зеркальной грани – охлестнул путешественников с ног до головы. Вскинутые руки… Закрыть! – быстрее закрыть лицо! «Странно…!» И только эта мысль пульсировала в каждом из них: «странно, что до сих пор нет об- морока». – Немедленно выключите прожектор! – не выдержав, визгливо закричал Семён Семёнович. …Ф-ф-ф-ф… Тишина… Капитан медленно отнял от лица руки. Сипло откашлялся. – Ну ты и орёшь, Семён… Вокруг было море. Они стояли на тонкой, изогнутой чуть, полоске земли занесённой песком. По- лоска тянулась в даль… далеко-далеко… насколько хватало взгляда – она тянулась и тянулась, и с двух сторон охлёстывали песок тугие тёмные волны… Капитан со стоном плюхнулся на небольшой валун. Рядом, кряхтя и зябко поёживаясь, примо- стился Семён Семёнович. – Вот оно как… Опоздали на поезд, называется… Семён Семёнович промолчал. – Как ты думаешь, Сеня, день ещё или уже вечер? – Вечер, наверное… Капитан мрачно посмотрел под ноги. – Есть хочу, – проинформировал он неизвестно кого. – Нам с тобой за весь день только по яблочку и довелось… Узелок-то наш – в шалаше остался. …А я, дурак, ещё огрызок выкинул! – И ватрушки были… – напомнил Семён Семёнович. Капитан перевёл мрачный взгляд из-под ног – на приятеля. – Говорю ж – дурак! Не ел я ватрушек… Приятель сочувственно вздохнул. Помолчали. Капитан тоскливо облизнулся. Волны, волны, волны… Низкое, разбухшее тучами небо… Волнующий и вместе с тем пугающий за- пах моря, торжествующий в отсутствии других запахов, пронзительный, проливной… – Может, пойдём? – Куда? Семён Семёнович кивком показал на даль. – Трёхнулся? – жалобно спросил Капитан. – Зачем? С минуты на минуту дождь хлестанёт! Да ещё шторм… а? – похоже, к шторму-то всё и идёт! Смоет ведь нас отсюда, Семён, как сопли с палубы… – Может и не смоет, – тихо сказал Семён Семёнович. – И потом – еду можно поискать. – Обалдел? Какую еду? – Ну, там – улиток съедобных, ещё чего… Мало ли что море выкинуло! – Ага… – Капитан встал с валуна. – Кашалота. Лежит себе, кашалот, беспокоится: что это мы долго не идём? А ему обедать пора… – Ну… – Семён Семёнович потёр затылок. – Не сидеть же здесь! Неожиданно, словно грохот из-под кровати, с ближней стороны заерошилось разноголосье: – Не сидеть! Зачем сидеть! Идите к нам! Вот удумали! Идите, идите к нам! Видно никого не было, но голоса звучали явственно и убедительно. Зазывное разноголосье окру- жило со всех сторон. Шум нарастал. – Это что такое!? – сердито гуднул Капитан. – Что за галдёж? – А я вижу! – вскрикнул Семён Семёнович. – Вон они! …Вдали, промелькивая ярко освещёнными окнами, мчал поезд. Ближе – проступали шпили ба- шен, извивы узких мощёных улочек, пёстрые здания, статуи, флаги… Воздух был переполнен: конфетти, серпантин, пёстрые воздушные шарики – и бабочке не протиснуться. Повсюду – сколько можно было охватить взглядом – бурлила толпа. Яркие, праздничные, почти карнавальные одежды. В руках – бока- лы с разноцветными напитками, на устах – приветственные возгласы. Сначала всё это представлялось расплывчатым, чуть смазанным, но, – некий незаметный щелчок, – стало вполне определённым, явным и обязательным для присутствия. Путешественники обнаружили себя на площади, в самом что ни на есть центре её. Повсеместно – площадь была уставлена разнокалиберными столами. На столах… да всё что угодно! Тут и жареное и пареное и варёное и тушёное и мочёное и копчёное и солёное и маринованное… и т. д. и т. п.! Про- между блюд – отблёскивают затейливые бутылки. Под столами – корзины со сладостями, бочонки с ва- реньем. С протянутых над площадью верёвок свисают люстры. С балкончиков невысоких зданий надрываются вразнохлёб весёленькие оркестры. Что-то реет… где-то пищит… а к путешественникам – лезут целоваться. – Очаровательные вы наши! Очаровательные! Красавцы! Рыцари вы наши размилёхонькие! Лепечут, верещат; хлопают по плечам, лезут обниматься… – Ну… Ну это уж вы зря… – потихоньку свирепел Капитан. – Это вы бросьте! Семён Семёнович отбивался от целой оравы миловидных полуголых девиц, облепивших его, как плющ этажерку. – Капитан… Капитан! – стонал он. – Скажи им что-нбудь, пусть отстанут! Капитан ловким броском откинул цеплявшегося за плащ верзилу в бархатном камзоле, ухватил здоровенную лавку и ринулся на помощь. – Держись, Сеня! – Грозно крикнул по сторонам: – А ну, брысь, дурошлёпы размалёванные! Сейчас всех в шеренгу построю, – горшки за воробьями носить! …Брысь! Толпа ошеломлённо, опрокидывая столы, схлынула к краям площади. Все взирали на путеше- ственников с восхищение и ужасом, кто-то – протягивал к ним руки. – Не покусали? – хрипло спросил Капитан, продолжая держать лавку над головой. – Не-е… – отозвался Семён Семёнович, пытавшийся привести в порядок раздёрганную одежду. – Дикий народ! Капитан пооглядывался. Нападать на них явно никто не собирался. С грохотом бросил лавку и об- тряхнул загаженный конфетти плащ. Внезапно – из толпы – бросилось через площадь обворожительное юное существо. Взмахнув длинными распущенными волосами, мерцая глазёнками – девушка рухнула перед Капитаном на коле- ни и стала целовать ему руки. – Да ты что, милая! – перепугался тот, шарахаясь в сторону. – Валенок проглотила?!? Что за дурь!? Девушка живо вскочила на ноги. – Я не нравлюсь тебе? – мелодично пропела она. Вскрикнула: – Так выбери любую! …Любую! Отовсюду зааплодировали. – Жуткое население, – хрипло шепнул Капитан, прижимаясь к Семёну Семёновичу. – Не иначе как все психушки в одно место свезли и устроили резервацию… Правда, снабжение у них, – глянь, жратва какая! – это что-то. – Может, схватим по бутерброду и попробуем убежать? – несмело предложил Семён Семёнович. – Да ну брось, Сеня! Где тебя воспитывали? – поморщился Капитан. – Я, например, вон тот окорок – во-он тот – давно уже присмотрел. Я без него, сам понимаешь, уйти не могу. И миску с жареной кол- басой прихвачу, чего ей зря стоять… Толпа загудела. От дальнего конца площади, где стояло самое пышное здание, и было понатыка- но больше всего флагов, к путешественникам двинулась целая делегация. Серьёзные, роскошно оде- тые личности, во главе с совсем уж серьёзной личностью, в мантии и с пухлой подушкой в руках. На по- душке поблёскивала корона. Делегация приблизилась. Капитан, пытавшийся ногой незаметно подкатить к себе валявшуюся поблизости сардельку, оставил это увлекательное занятие и приосанился. – Я, – совсем уж серьёзная личность почтительно поклонилась, – главный начальник столицы, а также – представители министерств, – он кивнул на делегацию, – с восторгом приветствуем вас! – Чего ж – с восторгом? – неприветливо осведомился Капитан. – Ну как же, как же…! – закивала вся делегация, расширенными глазами пожирая путешественни- ков. Возникла некоторая заминочка. – Ладно, – покладисто отозвался Капитан. – Попробуем так: начальник – какой столицы? – Нашего королевства! – с достоинством ответил начальник. – Час от часу не легче! – Капитан обернулся к приятелю: – Слыхал, Сеня? – у них тут ещё и королев- ство. …Куда же это нас занесло? – Потёр переносицу. – Послушайте, любезный… главный начальник! Послушайте, к нам-то вы что привязались? Надо вам от нас – что? Главный начальник подскочил, задёргался и сделал несколько корявых танцевальных движений. – Это церемониальный поклон, – объяснил он, подмигнув. Снова стал серьёзным. – Народ, – одной рукой прижимая к животу подушку с короной, другой – обмахнул толпу; толпа восхищённо загудела, – народ выбрал вас королём. Раздались ликующие вопли. Над площадью встреснулся фейерверк. – А вашего спутника, – начальник поклонился Семёну Семёновичу, – мы умоляем стать первым ми- нистром. Семён Семёнович снял очки. Протирая – оглянулся на Капитана. – Коронация состоится завтра утром, – добавил главный начальник. – А запросто! – легко согласился Капитан. Пояснил оторопевшему приятелю: – Довелось мне, как- то, на круизном теплоходе – Нептуна изображать. Всем понравилось. – Повернулся к начальнику: – Ну и долго мне править? – Всю жизнь! – торжественно сказал начальник. – Потом – обзаведётесь королевой, наложница- ми… Пойдут восприемники. Возникнет династия. – Наложницы – это хорошо… – рассеянно протянул Капитан. – А колбаса – лучше… Ага, сейчас про- верим, какой я король! Семён Семёнович потянул приятеля за рукав. – Ты чего задумал? – Править, – твёрдо ответил Капитан. – Эй, живо сюда стол, стулья, окорок… да не тот! – вон, на блюде! – так… миску с колбасой… так… вообще – тащите что поближе! …Да! – и бутерброд для первого министра! Живее!.. Население захлопотало, затормошилось, забегало. Хлоп! – стол, стулья, провизия. В центре – Ка- питан, слева – Семён Семёнович, справа – главный начальник столицы. Есть Капитану пришлось без хлеба, поскольку в одной руке – кусок окорока, в другой – ломоть колбасы, а третьей руки он за всю свою жизнь отрастить не успел. – Может, примерите? – спросил главный начальник и показал глазами на табурет, где возлежала подушка с короной. – Погожу, – ответил Капитан, чавкая и утирая губы. – Кстати, почему вы выбрали королём – меня? – А кого же? – удивился начальник. Капитан не стал углубляться. Он ухватил ложку и положил себе вторую порцию сырной запеканки. А вот у Семёна Семёновича аппетит куда-то пропал. Он сидел, машинально покусывая огромный бутерброд, и немигающим застывшим взглядом озирал разгульные посиделки. Марево! Миражи... Вздор! …И было Семёну Семёновичу противно. Противно и одиноко. …Ночь потихонечку уходила. Брезжил рассвет. К столу приблизился высокий представительный слуга. Поклонился Капитану. – Не угодно ли вашему величеству отдохнуть? – Почтительно – в сторону Семёна Семёновича: – Вашей светлости?.. – Отдохните, ваше величество, – присоединился главный начальник. – Завтра трудный день. Коро- нация. – А и впрямь, – тяжело отдуваясь, согласился Капитан. – Где у вас тут?.. – Вас проводят. …Эй, постельничие! К столу засуетились несколько человечков. Семён Семёнович встал. – Нет-нет, – решительно сказал он. – Мы пройдёмся. – Ты чего, Сеня? – осоловело глянул на него Капитан. – Я хочу, чтобы мы с тобой немного прогулялись. – Но его величеству необходимо отдохнуть, – умоляюще пролепетал главный начальник. – После ужина – полезно гулять. Иначе будет тяжёлый сон. – Семён Семёнович прищурился: – Вы хотите, чтобы король плохо спал? – Ни-ни, ни в коем случае! – испугался главный начальник. Добавил: – Вас будут сопровождать гвардейцы. – Зачем? – Мало ли что… – Начальник пожал плечами. – Ликование населения… хулиганы… опять же – птицы по утрам гадят где придётся… Капитан задумчиво пожевал зубочистку. – Ладно… – Медленно встал. – Пошли, Сеня. – А… – Гвардейцев не надо. Обойдёмся. – Как будет угодно вашему величеству… Приятели медленно шли по извилистым рассветным улочкам городка. Городок спал. Вдалеке, со стороны площади, ещё раздавались короткие стуки, слышались голоса, – очевидно, после гулежа наводили порядок. Кое-где – по закоулкам, в густых заросших двориках – осторожно шуршали шаги, доносились шептания и поцелуи, слышался отрывистый лёгкий смех. Просыпались пер- вые, недовольные недавним ночным шумом птицы. …Но – городок спал. Ненастойчивый редкий туман чуть кутал, пеленая в сырость, свет фонарей. Темнели окна домов. Одинокие прохожие, – быстрые, ушедшие в себя, – торопливо следовали по своим, непонятным со сто- роны маршрутам; при встрече с гуляющими приятелями – низко кланялись им. Некоторое время брели молча. Семён Семёнович с интересом озирался по сторонам, изредка по- глядывая на Капитана. Капитан сосредоточенно потягивал трубку, – трубкой и табаком он разжился ещё за столом: их, с верноподданническим сюсюканьем, подарил ему один из министерских представите- лей, – шёл, смотрел под ноги. – Вот так, Сеня… – Что – так? – Королём буду… Капитан вздохнул. – Ты что – серьёзно? Ты, наверное, переел. – Ну-у… – Капитан посмотрел на Семёна Семёновича и неуверенно улыбнулся. – Хочешь, будем править по-очереди… Семён Семёнович остановился. – У меня-то всё в порядке, – сухо сказал он. – Я не переедал. Капитан взял его за пуговицу на куртке. Грустно заглянул в глаза. – Я постараюсь быть хорошим королём… – Это как? Капитан задумался. – А кто его знает… Сволочью постараюсь не быть. – Да ну! – Буду искусствам покровительствовать. Культуру развивать… – Поморщился досадливо. – Опять же – угнетённых защищать… А? – Ещё чего? Капитан глубоко вздохнул: – Вот привязался-то… Они снова побрели. Уныло так. Непонятно. Капитан искоса – опасливо и жалобно – поглядывал на приятеля. – Философам буду помогать, – вдруг, ни с того ни с сего буркнул он. – Ну-ну…! – хмыкнул Семён Семёнович и утешающе похлопал собеседника по плечу. – А я – буду! – упрямо засопел Капитан. – Ты совсем спятил, – Семён Семёнович засмеялся. – Я, конечно, слышал, что правители иной раз вбивают себе в голову, будто бы им нужны философы, но чтобы философам что-то нужно было от пра- вителей – слышу впервые! Если, конечно, они философы. …И как помогать? – Да как получится! – Сердито мотнул головой. – Введу в бюджет: каждому философу – по бочке… Семён Семёнович посочувствовал: – О-хо-хо… Дорогой мой, всё что ты на самом деле сможешь сделать – это отойти как можно быст- рее и дальше от того места, где они находятся и не загораживать им солнце. – Ну-у… Я ж не Македонский! – Не морочь мне голову! «Ну-у…»! Всё что ты наплёл – ну полная ерунда! Судорожный вздор, и только! – Сеня, – отчаянно сказал Капитан, – я ведь устал. Повсюду – бессмыслица, бредятина, тоска непро- лазная. Тошно мне, дружище. Слякотно! … А тут хоть – краски яркие, приключения… романтика! Рядом стукнули каблуки. В трёх шагах – руки по швам и усердно пыхтя – стоял солдат. – Ваше величество, разрешите обратиться! Семён Семёнович нервно хохотнул. Капитан вздрогнул и недовольно посмотрел на непонятно от- куда взявшегося служаку. Чего тебе? – Ваше величество, не могли бы вы после коронации произвести меня в генералы? – Это ещё зачем? – Командовать хочется – сил нет! Аж свербит! Капитан насупился. – Я понимаю, тебя свербило бы музыку писать… или там – кистью по холсту елозить. Так хоть сей- час – в фельдмаршалы! А так… – А так?.. – жалобно спросил солдат. – А вот как: шёл бы ты отсюда, милок, пока я тебя не выдрал! – Слушаюсь, ваше величество! И солдата как ветром сдуло. – Романтика… – хмыкнул Семён Семёнович. Капитан приуныл. …Приуныл – зашарил у себя по карманам. Забеспокоился. – Вот ведь!.. – Что? – Трубку потерял. …Знатная трубка. Жаль. Снова зашарил. – Сеня, у тебя бумажки нет? – Зачем? – Самокрутку хоть скручу… Семён Семёнович проверил карманы. – Нет. Нет никаких бумажек. Тетради только, но тетради – не дам. Вот – фантик от конфеты зава- лялся… – Да иди ты! …И у меня ничего. Только листок, что мы с тобой у зала ожидания нашли… Жалко его! Его – нельзя. Показался прохожий. – Послушайте, – окликнул Капитан. Послушайте, сударь! Прохожий остановился. Отвесил сдержанный поклон. – Слушаю, ваше величество. – Есть у вас какая-нибудь бумажка? Ну, там, ненужная? лоскуток? – Разумеется, ваше величество, – спокойно сказал прохожий. – Возьмите. И, поклонившись, быстро исчез за ближайшим неосвещённым углом. Капитан неуверенно покрутил в руках бумажку. Повернул к фонарю. – Да, так и есть… Это записка какая-то. – Ну-ка! В разбавленном туманом свете фонаря – они прочли: «Если подарить дураку велосипед, то он непременно начнёт на нём кататься. Так не дари, – не дари! – дураку велосипед, подари ему зеркало!» Приятели озадаченно помолчали. – Знаешь что, Сеня, – неуверенно сказал Капитан, – пойду я… – Куда? – Во дворец. – На троне посидеть приспичило? – Дурак! – Капитан шумно засопел. – Отдыхать я пойду. Понимаешь? Дрыхнуть! Семён Семёнович ехидно побеспокоился: – А ты не боишься? Коронуют спросонья – дрыгнуться не успеешь! Не боишься? – Ничего, я в шляпе лягу… К дворцу – пышному аляповатому зданию на дальней оконечности площади – они притопали молча. Здесь было тихо, сонно, безлюдно. Чуть хлопали флаги на ветру. Шелестели листья на ветках. Над покрытой трещинками и рассветными тенями парадной лестницей мягко раскачивалась – то наду- ваясь, то прогибаясь – огромная полоска витиевато размалёванной ткани: «Добро пожаловать, ваше величество!» Приятели остановились. – Пойдёшь со мной? – Ну, не брошу же! Чего тут. Пошли. Только теперь, ступив на лестницу, они заметили на одной из широких ступеней – посерёд вос- хождения – напряжённо лежащего пса. Большой, непонятной породы пёс – чёрный, с рыжими подпа- линами. Пёс смотрел прямо на них. Приятели замерли. – Надо же… – пробормотал Капитан. Крикнул: – Эй, есть тут кто? Кто животное оставил? – королю пройти нужно! Никто не отозвался. – Кыш, – пискнул Семён Семёнович, опасливо пятясь по ступенькам. – Граждане, кто собаку оста- вил!? Пёс – в оскале – показал чуть желтоватые острые клыки. Едва приметное рычание, – нарастая, вибрируя, – понудило высоких особ пятиться быстрее. – Да что же это! – плаксиво сказал Капитан. – По дворцу собаки напропалую шляются, а глава госу- дарства с первым министром на лестнице хвосты трясут. – Ты это… Не болтай… Давай живей!.. Видишь, он быстрее пошёл… С лестницы приятели давным-давно спятились, но продолжали передвигаться задом, чтобы не сводить глаз с идущего на них пса. – Котлету бы ему дать, – досадливо простонал Капитан. – Нет котлеты! – Не маши руками… – Баиньки, баиньки пора! А тут… Долго ли, коротко ли продолжались бы эти забавы – поди разбери… Но – остановился пёс. Сжался. Вздыбил шерсть. …И – прыгнул. Прыгнул! Опрометью – спинами вперёд – шарахнулись приятели от пса... Куда-то… Где-то… Падая, они ли- ковали, что падают так быстро, так стремительно! – и что теперь их уже не догнать. 2 Очнулись вельможные упадальцы с трудом, и непонятно где. Темнотища-то!.. Впрочем, темнота не была совсем уж непролазной. Скорее, что-то промежуточное между темно- той и полутемнотой. С натугой, но могли они различить контуры друг друга; возможно – со временем, приглядевшись – получится и рассмотреть окружающее… хоть как-то… Капитан, кряхтя, встал. – Сеня, – тоненько позвал он, потирая ушибленный бок, – ты тута? – Тута, тута… – проворчал Семён Семёнович, со стоном распрямляясь и шаря вокруг очки. – Тута… Ты же на меня упал! – чего спрашиваешь? – Потому и спрашиваю, – осторожно ответил Капитан. – Я мужчина увесистый. Семён Семёнович наконец нащупал очки. – А этот… пёс-то вместе с нами не свалился? Капитан аж вздрогнул. – Ты чего пугаешь? Да ещё в темноте… Я думаю, свались он с нами – раньше нас бы очухался. Ура- зумел? И ты бы таких глупых вопросов не задавал. – Куда это он нас загнал? – Семён Семёнович надел очки. Осмотрелся. – Темно, затхлостью попа- хивает… – В яму, – продолжая растирать бок, проинформировал Капитан. – Нет, рёбра, вроде, целы… – Ти- хонько добавил: – Я перед падением оглянуться успел… Там от площади только лоскутки остались, а был – провал, огромный такой провал, и – небо! …Падали мы долго… Помнишь? – Выскочило… – Долго. Удивительно, что живы остались. Помолчали. – Свет тусклый откуда-то… А? – Я думаю, это фосфоресцирует что-то, – деловито сказал Капитан. – С такого света не разживёшь- ся. Он выудил из брючного кармана зажигалку, и, дожав регулятор пламени до упора, щёлкнул. И ещё раз. И ещё. Потом – щёлкая-высвечивая – они прошлись. Так, в полтора десятка зажигалочных щелчков, стало немного понятней, где они оказались. Действительно – яма. Или – пещера. Или – не поймёшь что… Потолка не было, вместо него – непроглядная темнота. Стены каменные, в тяжёлых бугристых выступах; именно от них и шло лёгкое, едва присутствующее свечение. Пол обильно завален мусором: ворохи мятой ветхой бумаги, доски, сухие ветки, клочки полусгнившего сена. Пещерка высвечивалась довольно вместительная: в ширину – метров пять, в длину – десять, не меньше. В дальнем углу – из стены сочился родничок: вода – тихо журча – скользливо стекала по стене, наполняя крохотную каменную ямку, и – переполнив – текла дальше, к полуметровой, нырявшей под стену трещине. Приятели здесь на какое-то время замерли. Капитан поднял камешек, и бросил – туда, вниз. Стука не было, – камешек продолжал движение. Постояли, нагнувшись. Из трещины пахло бездонностью. Вычерпав из каменной ямки мусор, Капитан глотнул воды. – А вода хорошая! Вкусная. – Посвети, – попросил Семён Семёнович. – Нет, – сурово сказал Капитан. – Воду и так нащупаешь. – Помог приятелю. – Насколько мы здесь застряли – неизвестно, а газа в зажигалке меньше половины осталось. …Сеня, я спросить хотел: а где твои тетради? Семён Семёнович ахнул и схватился за живот. Тетради были на месте – в большом подкладочном кармане, в куртке. Он облегчённо вздохнул. – Здесь… – Дай бумажки на самокрутку! – Да ты что! – Семён Семёнович крепко прижал к себе тетради. – Там вон полно бумаги. Иди и кру- ти. Капитан наощупь ухватил трескучий бумажный ком. Хмыкнул. – Из такой бумаги – чехлы для тракторов делать! Ладно… Свернул сигаретку. Закурил. – Может, огонь разведём? Тут вон и всяких сучьев полно. – Незачем. – Капитан затянулся поглубже. – Здесь тепло. И потом: потолка над нами, конечно, нет… но какая тут вентиляция – кто знает? Воздух несколько тяжеловат. Сначала, может, дым туда пой- дёт, вверх, а потом – обратно, к нам, вот хоть через ту трещину. Задохнёмся – чего хорошего? Незачем. В чуть разбавленной темноте огонёк огромадной капитанской самокрутки напоминал дальний ко- стёр, трезвонный, призывно манящий. Семён Семёнович закручинился. – С костром – веселее… – Само собой, – коротко согласился Капитан. – А помнишь, там, у шалаша? …Там было так хорошо! Мне казалось, что я всё понимаю… а если чего не понимаю, стоит только коснуться – и пойму. А у тебя? Мы так и не говорили… – Знаешь что? – в голосе Капитана мелькнула тоскливая нотка. – Давай спать, Семён. – Он погасил окурок. – Спать хочу – невыносимо! – И на море… – не слушал его Семён Семёнович. – Та полоска земли, далёкая… Я ведь только сей- час понял, что это была тропа! Понимаешь? – тропа! Нам идти по ней нужно было… Слышишь? – А куда я денусь, – пробурчал Капитан. Он громоздко возился в темноте, сбивая из бумаги и веток постель, в работе – устраивая шума го- раздо больше, чем это было необходимо. Он очень старался не слушать, изо всех сил. – И старик говорил: перед нами – дорога… А мы… – Сеня, – хрипло позвал Капитан. – А? – Дай вздремнуть! Я лёг. Спокойной ночи. – Спокойной ночи, ваше величество… Капитан скрипнул зубами. …Проснулись они, как и заснули – в темноте. Ночь ли, день – кто разберёт? Хоть и не костёр, – но несколько факелов из веток, облепленных бумагой, они соорудили. Этого хватило, чтобы осмотреться прочно, а заодно понять: вылезти отсюда нельзя. Стены шли почти отвесно, и хотя на них встречалось взгляду немало бугров и впадин, были они такие скользкие, такие неуцепи- стые на вид, что ни Капитану, ни Семёну Семёновичу – ну вот никак! – не захотелось поиграть в альпи- нистов. Ко всему прочему – выяснилось: вентиляция и впрямь шалила. Дым от горящих факелов стоял невозмутимо, прочно, вовсе не собираясь никуда деваться. За время его стояния приятели вполне осо- знали, как это приятно: дышать. Дышать им хотелось. …Рассеялся дым через несколько часов, весь и как-то вдруг. Еды не было. Совсем. Зато, – и это так замечательно! – хватало воды. Вкусной. ...Но вот еды – не было. Движение к беседе – пресеклось в самой своей основе: им не хотелось беседовать, не хотелось произносить слова. Тишины! Чем больше её было вокруг, тем больше пещерные сидельцы испытывали в ней нужду. Тишина ощущалась великой драгоценностью, – нежной, заботливой… возносящей… Разумеется, им приходилось иногда разговаривать. Так, например, на второй день Семён Семёно- вич вспомнил, что где-то читал о съедобности глины; если съедать ежедневно немного глины, по чуть- чуть приучая к ней организм, можно и вообще обходиться без еды. Капитан ничего не ответил, – он поднялся и облазил всю пещеру в поисках глины. Лазил долго. Оказывается, глина была! Она изобиль- но устилала дно каменной ямки, где собиралась вода; черпая глину – сидельцы значительно углубили водоём. Жирная, мокрая, – будучи съеденной в совсем небольшом количестве, глина приносила стран- ное ощущение сытости: и завтрак, и обед, и ужин – всё в животе, а живот пустой. Капитан развеселился настолько, что даже попытался шутить, как бывало… Он заявил, будто слышит сквозь сон хруст веток, что веток становится всё меньше и меньше, и что Семён, несомненно, добирает продовольствие, подъ- едая сушняк. Семён Семёнович никак не отреагировал, даже не шевельнулся, будто и не было его, а если был – то не здесь… Часы у Капитана остановились ещё при падении, и уже на третьи сутки приятели потеряли счёт времени. Немного погодя – совсем немного! – ушло и ощущение времени. Время исчезло: замерло, затаилось. Они не слышали его. Каждый расположился на своём месте, в отдалении от другого. И устроился каждый – по-своему: Капитан нагрёб себе целое гнездо, Семён Семёнович же ограничился простеньким подобием шалаша. Только уборная у них была общая – трещина, бездонная беззвучная трещина. Ну, не ходить же под се- бя… Дни… Месяцы… Годы… А может быть – часы?.. Они не знали. Но мир распахнулся для них, – без- временный и огромный… удивительный… само собой разумеющийся… Дивная лёгкость, несмотря на голод и малоподвижность, наполняла их. Спали они или бодрство- вали, сновидели, нет ли – явь или навь – это ощущалось не важным, не имеющим смысла в разделении и обособлении. Мир был так целен! – и вместе с тем так нераздельно мног! Мир был таким неустойчи- вым в своей цельности и многости, таким кажущимся… На пятый день, зачерпнув из каменной чаши глину – Семён Семёнович обнаружил, что она светит- ся. Мягкий ненастойчивый свет, из себя и в себя – одновременно, – скользящая в струйных потоках ка- пелька мёда, несущая солнце. Приглядевшись, в медленно стекающей с его ладони горсти глины Се- мён Семёнович различил себя. …Он сидел на невысоком каменистом пригорке, обхватив руками коле- ни, запрокинув голову ввысь… Что там? что ему в этой выси? Семён Семёнович – чуть лизнув – опустил глину обратно на дно и запрокинул голову: поначалу – только привычная взмывная темь уходящего не- понятно куда колодца… следом – только приглядеться, только перестать ожидать привычного – мигну- лись звёзды. Одна, две, три… Как много звёзд! Семён Семёнович сидит на невысоком пригорке; ночь; тёплый протяжный ветер, упруго обтекающий тело, треплющий волосы, теребящий края одежды… Не- обозримость… Именно так! – вовсе не было горизонта. Стоило взгляду выбрать направление и стать зорким – взгляд не имел удержа, не имел остановки… но и не имело конца это странствие: порыв увя- зал в бесконечности, как увязает стремление к цели на тропке связанной в кольцо. Могучим сияющим ураганом ощущал себя Семён Семёнович, глыбой Возможного-И-Несвершённого. Замершим взрывом. Острая сцепка силы и беспомощности. Истошная… Запрокинув голову к звёздам Семён Семёнович раскачивался и пел. …Что за песня? Откуда при- шли слова? Всегда они были… «…кто может ходить в темноте если он не жёлудь? как может сизая птица филин подниматься к верхушкам елей? ответы на эти вопросы – на солнечной стороне тумана возможно – они – туман но если следовать дальше – в каждом шаге будет ответ в каждом движение рук …замри! – если туман касается только губ – замри следом приснится осень тихие листья слетают к пределам – к твоим коленям – к тихой надежде твоей слетаются листья …здесь и родился здесь и коснулся себя-тумана и расплеснулся до каждой капли и съединился …не всегда я пою… я пою и пою… я теперь-и-всегда пою »… «Что есть люди? – торговцы и покупатели? злодеи и благодетели? – нет: тени теней, мираж мира- жа. Мы рождаемся – не рождаясь, мы уходим – не уходя. Когда мы глупы – мы хватаем, мы плачем… когда мы умны – мы спрашиваем: «зачем? почему?», – и в том нам мнится дверь. И дверь, – двери, множество дверей, всех размеров, расцветок, свойств, – оказывается именно там, куда мы тычемся: нарисованная прямо на стене, грубо или тонко, она вопиюще неоткрываема, – она кидается в наши объятия, – и мы проводим мгновение за мгновением в алфавитной метели – от А до Я, пытаясь подо- брать ключи. Но дело-то как раз именно в «я»: Настоящая Дверь там, где заканчивается «я»; она все- гда там! – и она всегда открыта. Семён Семёнович обвёл взглядом пушистый звёздный туман. Туман уплотнился. Сжался. Туман блеснул. Перед Семёном Семёновичем засияла крошечная зеркальная капля, и в этой капле он отра- зился веющимся в пустоте одуванчиком, с длинными – тянущимися безмерно – теряющимися в пустоте корнями, с тонким прозрачным телом, с головой опушённой вопросами и ответами. Семён Семёнович пытался познать начало своих корней, – извлечь их из пустоты, – и, с каждым содроганием развеивались по-во всюду вопросы и ответы, наполняя без наполнения, притягивая и отталкивая, сливаясь, дробясь, меняясь. «Иви, Иви, малыш…» Иви? …Что за имя? Зачем? «…запах лиловых линий, запах линий лимонных, пронзительный запах ливня, запах луны и дрё- мы…» Запах… Семён Семёнович неожиданно обнаружил себя вновь в пещере. Он стоял возле своего шалаша; неторопливо потирал озябшие руки; вслушивался в темноту. В темноте – в могучем орлином гнезде – ворочался Капитан. Запах… Странно, но пахло съестным. Будто бы даже – чавкнуло… – Семён… – хрипловато позвал Капитан. – Эй!.. – Тут я, – отозвался Семён Семёнович. – А!.. А то вроде бы как не было тебя… Семён Семёнович в темноте молча пожал плечами. – Ты это, Семён… ты есть хочешь? Семён Семёнович тихонько засмеялся: – Что, новый сорт глины нашёл? – Да нет… – Помолчал. – Тут у меня, вроде как, бутерброды с сыром… Будешь? – Чего-чего? – Бутерброды, говорю, с сыром! Хочешь – вали сюда! Понял? Удивлённый Семён Семёнович, шаркая, побрёл к капитанскому гнезду. – Ты пошутил? – спросил он, приблизившись. Здесь, откуда призвали его на трапезу, съестным за- пахло особенно сильно и особенно вкусно. – Откуда у тебя? – Откуда надо, – буркнул Капитан. – Держи! Он протянул приятелю целую стопку бутербродов – с десяток, не меньше. Хлеб, сыр, а между ни- ми – масло… Хлеб, сыр и масло! Вот так событие…! – Лопай, Сеня, лопай, – довольно хмыкнул Капитан. – Ещё раздобудем. Авось… Семён Семёнович взял один бутерброд из стопки и недоверчиво надкусил. Действительно, насто- ящие… И вкусно! Ох, до чего же вкусно! – Ну правда, где взял? – вновь вопросил он приятеля, с трудом ворочая языком в не дожёванном бутерброде. – Где надо! – Капитан шумно поскрёб шевелюру. – Хотя, где это «где надо» находится, Сеня, я и сам толком не знаю… Вздохнул. А так: приспичило Капитану, в очередной раз, гнездо своё поуютить. Заняться-то нечем… Ну а что! Семён там затих где-то, а под боком всё время что-то колется: то ребро напружинит, то по колену трес- нет. Спору нет: сооружение получилось монументальное, – всё нагрёб, до чего сумел дотянуться. Но – удобства особого не было. Неудобство было… А может просто – невнятность пребывания, осознания невнятность… Вот и ворочался, ероша ветки, доски, бумагу, камни, вот и не обретал – всё никак и никак – пристанища. Ворочался себе, перекладывал, копошился… пока не стали попадаться под руку совсем уж неожи- данные вещи. То – ухватился за что-то мягкое, потянул: драная телогрейка… То – ржавая банка с засох- шей краской… То – старый облупленный радиоприёмник… И, что самое странное, было светло: вещи различались без труда, отчётливо! Даже, пожалуй, слишком отчётливо… Капитан распрямился, оглядываясь, хмуря брови. День… не слишком солнечный, но – довольно светло. Он стоял на огромной, привольно раскинувшейся холмистой свалке. Поодаль – копошились в мусоре чайки; несколько чаек летали над головой, недовольно посматривая на бескрылого конкурента. А там, за свалкой, далеко-далеко, мерещился пёстрый, впяченный высоченными зданиями город. Вглядеться – город гигантской дрожащей подковой оплёскивал свалковые рубежи, почти нависал, по- чти парил над землёй… «Это что ж я, – тренькнуло Капитану, – выбрался, что ли? А как же Семён?.. Где он?» Поозирался. …Не было Семёна. Да и сам-то он был – где? Почему на свалке? Населённый пункт… – что за населённый пункт? Ничего не понятно. Зато – пожалуйста: радио… Повертел в руках радио, – рассеянно поставил на горку строительного хлама. Сломанное, конечно. Посмотрел по сторонам: мусор, сплошной мусор, всех сортов и размеров. Может, и еда какая найдёт- ся? Какая-никакая – кастрюля с макаронами, например… Капитан нагнулся. Поднял длинную железяку, – нехотя покопался ею вокруг себя. «Какая тут еда…» Судя по запаху, если в окрестностях и была какая провизия, то она давным-давно сгнила. Искать тут не- чего… Капитан уселся на треснувшее пластмассовое ведро и бездумно уставился на далёкий город. «Внимание!» – густой сочный бас шарахнул по затылку, на вроде мешка с песком. Капитан вско- чил, опрокинув ведро, и дико уставился на радио. Бас деловито откашлялся, посопел несколько секунд, но – ничего не сказал. – Это всё? – с подозрением спросил Капи