Земля Злого Духа - Посняков Андрей - Страница 16
- Предыдущая
- 16/20
- Следующая
Выслушав сидевших в челне людей, Еремеев обернулся к своим казакам:
– Ну что, парни? Примем их в круг? Карасев Дрозд, Лютень Кабаков да Исфак Шафиров… любы ли?
– Любы, атамане! Слыхали – воины добрые. Пущай будут, чего уж.
– Что ж, – повернувшись, Иван махнул рукой. – Так тому и быть… Понимаю, что атаман вас не отпускал…
– Да мы, господине, не спрашивались.
– Святая простота! – Отец Амвросий взял атамана за локоть. – Может, не следовало их принимать? Беглецы ведь. Плыли б своей дорожкой…
– За нами бы приглядывали, – в тон ему отозвался Еремеев. – Может, и удар в спину бы нанесли. Нет уж! Пусть лучше на глазах будут – тут-то мы сами за ними приглядим.
К вечеру пристали к берегу – запалили костры, напекли, наварили пойманную за день с борта стругов рыбу: сига, сомов, нельму, не брезговали и мелочью – налимом, форелью, щуками, все съели в охотку, только вот песен сегодня не пели – атаман запретил, мало ли кто тут по лесам шастает? Казаков-то нынче всего около сотни. Острожный Афоня Спаси Господи и вообще предложил ночевать в стругах, да еще и встать на якоря подальше от берега. Остальные казаки парня подняли на смех: ну, Афоня, ну, учудил! Еще б предложил девок в караул выставить – то-то от вражин упаслись бы!
Атаман, подумав, на людишек своих цыкнул:
– Что, ровно кони крестьянские, ржете? Афонасий дело говорит, токмо вот на реке мы, не на море. А у вогуличей да остяков, что по берегам местным живут, всяко челны имеются. И какой тогда смысл в стругах ночь коротать? Захотят напасть – нападут, не посуху, так на лодках. Лучше сторожу понадежнее выставим.
Как сказал атаман, так и сделали – разбили шатры, шалашиков из лапника понаделали, а кто и так, под ель завалился, в тулупчик завернувшись изрядно – ночи-то уже стояли холодные, по утрам у бережка ледок потрескивал… Неделя-другая – и зимовье искать. Впрочем, зимы да осени разные бывают, может, эта мягкой окажется, тогда подале можно будет проплыть… хотя о зимовке уже сейчас надо начинать думать, скоро и местечко удобное выбрать, землянки копать, как принято у остяков-вогуличей, крыть бревнами да настилать крышу дерном. Такая землянка хорошо тепло держит, и ладить ее быстро – чай, не изба, не хоромины. По поводу же зимнего прокорма у атамана голова не болела: зверья в лесу полно, а в реке – рыбы, хоть голыми руками лови. Соль, перец, шафран да маслице конопляное с собой было припасено, взято также и мучицы… одначе и соль, и муку экономить надо бы, потому и не жировали: рыбы да дичины ешь от пуза, а вот чтоб посолить – то у атамана спроси. Остяки да вогуличи – те вообще почти без соли ели.
На ночь сторожу крепкую выставили – и в лесу, и вокруг шатров, и у стругов. Костры затушили, чтоб без надобности в ночи не отсвечивали. Первая ночевка спокойно прошла, и вторая, и третья, а вот на четвертую кое-что приключилося. Начать с того, что Иван долго не ложился, сперва сидел у костра, отца Амвросия слушал – тот про Давида с Голиафом рассказывал, казакам интересно было.
Особенно Михейко недоверчиво щурился:
– Это ж надо же! Вьюнош с великаном одною пращой справился? А ну-ко, меня тако возьмешь?
– А ты лоб-то подставь, Ослопе! – смеялись казаки. – А мы долбанем камнем.
Потом, как стемнело совсем, разошлися спать, Иван же у реки стоял, поджидал кареглазую Настю: та всегда перед сном умывалась да ноги полоскала – это в ледяной-то водице!
Вот и сейчас пришла, сапожки сбросила, задрала подол:
– Ай!
– Что, холодно? – выйдя из-за кусточка, засмеялся атаман.
Девчонка вздрогнула, обернулась… и улыбнулась расслабленно:
– А я тебя по голосу узнала, ага!
– Чего ж тогда дрожишь-то?
– Кто дрожит? Я?
– Ты, ты, а то кто же?
Иван подошел поближе, в воду шагнул, взял Настю за руку:
– Вот видишь, ладонь-то совсем холодная. Словно лед. Дай-ко, согрею…
Поднял девичью узкенькую ладошку к губам, согрел дыханьем… И – взглядом с очами карими встретившись – поцеловал девушку в губы… Долго, долго целовал… или это Настя сама – долго-долго…
У обоих сердца бились так, что, казалось, слышно было на весь лес, на всю реку, аж до самого студеного моря.
– Приходи в мой шатер сегодня, – едва уняв волнение, прошептал Иван.
Девушка отстранилась, отпрянула:
– Нет!
– А я слыхал, кое-кто из подружек твоих с казаками милуется, – совсем по-детски обиделся молодой человек. – С Кольшей Огневым ваша рыженькая…
– Да пусть хоть с кем! – гневно бросила девушка. – А я до свадьбы – не буду! Или хочешь силком меня взять… что смеешься-то?! Или я что смешное молвила?
– Просто замуж за меня попросилась, – негромко расхохотался атаман.
– Я… попросилась?! Когда это?
– Да вот только что. Сказала: до свадьбы – ни-ни! Вот я и думаю – брать тебя в жены аль нет?
– Что?!
– Да ладно, ладно, шучу я… – Иван протянул руку. – Ну что – мир? Без обид?
– Без обид, – успокоилась Настя. – А рыженькая наша, Авраама, ежели хочешь знать, с Кольшей едва встречаться начали… как вот мы… ой…
Вот и проговорилась! Атаман хотел было еще пошутить, да не стал, к чему обижать девчонку? Тем более ту, от одного вида которой, от волос разлохмаченных, от приоткрытых губ, от очей, с золотистыми чертиками, карих, – так и свербило сердце!
– Я тебя провожу… до шатра. Коли разрешишь, – глянув в ночное небо, шепотом попросил Иван. – Заодно караулы проверю.
Девчонка фыркнула:
– Так ты меня пойдешь провожать или караулы проверить?
– Так одно другому не ме… ой!
Оба разом расхохотались, а потом еще какое-то время сидели на бережку, на старой коряге, смотрели на отражавшийся в темной воде месяц. Настя тихонько рассказывала про свою прошлую жизнь – про град Усолье на Каме-реке, про то, как хаживали на Ивана Купалу с девками на луга: валялись в траве, прыгали через костер, гадали.
– Ох, грехи наши тяжкие! – посмеивался атаман. – Слышал бы отче Амвросий!
– А что? Чего мы плохого делали?
– Беса тешили, ага! Ох, он бы те объяснил… да только не сможет.
– Почему же не сможет?
– Так я ж ему не скажу, чудо!
– Хо! А почему ты меня чудом назвал?
– Так ты и есть – чудо… Ну-ко, мне в глаза посмотри…
– Так темно же…
– Ничо…
Оп! И снова поцелуй, долгий-долгий, сладкий… И тихий шепот:
– Пора, пожалуй, и спать. Засиделись мы…
Проводив девушку до шатра, Иван проследил, как затушили костры, да, сняв сапоги, залез под теплый полог, а там уж сбросил кафтан, зипунишко, растянулся под мягкою волчьею шкурой. Не спал – не шел сон-то, – просто лежал, думал.
Нет, конечно, иной бы кто – да попросту уволок бы кареглазую чуду в шатер, сотворил что хотел, да и ну ее к ляду. Может, даже и к себе приблизил потом… может, и женился бы. Но допреж того… ах, как сладко было б… Совсем не то, что сейчас… Эх… Однако ж, ежели с другой стороны взглянуть, Настена, по всему, не такая девушка, чтоб насилье спустить. Что-нибудь да сотворила бы… не с насильником, так с собою. Нет! Не надобно все торопить, хоть и хочется, пусть времечко неспешно идет – все равно яблочко-то созреет, упадет к ногам… вот тогда и сладко будет… и по любви, без всякого принуждения.
Ох…
Вздохнув, молодой атаман улыбнулся и заложил руки под голову. Снова заныл шрам – на погоду, верно, к вечеру-то на тепло пошло, этак поутру и льда не будет. Сильно ноет-то, черт бы его побрал, – так, что и не уснуть. А не уснуть – так и пройтись, караулы проверить. Не проверял ведь, заговорился с Настасьей.
Выбравшись из-под полога, Иван накинул на плечи епанчу и, поежившись, решительно зашагал к берегу – проверку решил оттуда начать, со стругов. Моросил мелкий дождик, нудный и даже, казалось, теплый, как в самом начале осени. И в самом деле – потеплело. Это и хорошо, неплохо, что дождь. Кабы снег, так гораздо б хуже было.
– Кто здесь? Откликнись? – возопил, судя по голосу, похоже, Чугрей.
– Могилев! – выкрикнул в темноту атаман.
Из темных кустов тут же донесся ответ:
- Предыдущая
- 16/20
- Следующая
