Исповедь Дракулы - Артамонова Елена Вадимовна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/103
• Следующая

После ареста Влада Дракулы минуло много недель, а те, кто находился в ближайшем окружении князя, по-прежнему оставались под стражей, не зная судьбы своего господина и не представляя, что ждет впереди их самих. Среди пленников находился и Раду Фарма, секретарь князя, все шесть лет его правления следовавший за ним словно тень и захваченный вместе с Дракулой в Кенингштейне наемниками Жискры. Ныне, по воле короля, Фарма проводил зиму в венгерской крепости Вишеград, коротая дни в вынужденной праздности. На плохие условия жаловаться не приходилось – кормили здесь сносно, относились с почтением, и если бы не запертая снаружи дверь, Фарма мог бы чувствовать себя гостем юного монарха. По долгу службы Раду часто ездил в Венгрию с письмами князя и успел составить представление о Матьяше. Это был своевольный избалованный мальчишка, не признававший правил и запретов. Поэтому гнев короля и последовавший за ним арест не удивили Раду, как не удивило и то, что Матьяш присвоил себе валашскую казну, с трудом переправленную через горы во время своего бегства. Пугало другое – растянувшееся до бесконечности ожидание развязки. Пугала неизвестность. Фарма не раз смотрел в лицо смерти, и хотя инструментом его было перо, мог постоять за себя с оружием в руках, как подобало настоящему мужчине. Люди, входившие в ближайшее окружение Влада Воеводы, чем-то напоминали его самого, – им нельзя было отказать ни в храбрости, ни в твердости воли, ни в решительности действий. Фарма не боялся погибнуть в бою, но неотступные мысли о темном, неясном будущем, о собственной жизни, ставшей игрушкой в недобрых руках, подтачивали душевные силы, как капли воды гранитную глыбу. Все чаще Раду не удавалось заснуть до рассвета, все чаще он задавал себе вопрос, сколько дней жизни отмерил ему венгерский король?

Серый февральский денек обещал пройти так же тихо и незаметно, как предыдущие, но внезапно скрежет замка нарушил привычное течение времени, заставив Раду вздрогнуть. В комнату вошел Томаш Бакоц. Они общались и раньше при венгерском дворе, были немного знакомы. Бакоц не принадлежал к влиятельным фамилиям, сделал карьеру благодаря собственным силам и поддержке Матьяша. Король предпочитал именно таких слуг – незнатных, готовых на все и полностью завесивших от него.

– Добрый день, господин Фарма, – галантно раскланявшись, чиновник сел у стола. – Однако ты у нас загостился! Обычно визиты твоей милости были стремительны, как молния.

– Таково гостеприимство его величества, – Фарма растянул губы в улыбке, пытаясь угадать, в чем состоит цель посещения Бакоца.

– Наша свобода в наших руках. Одна небольшая услуга, господин Фарма, и ты сможешь покинуть Венгрию. К тому же наш король славен своей щедростью, и любые услуги, оказанные венгерской короне, будут достойно вознаграждены. Ведь известно, что молчание – золото.

Неприятное чувство наполнило душу Фармы. Он понимал, что сейчас ему предложат совершить бесчестный поступок, предать своего господина, который давно стал для него другом. Правильнее всего было бы вытолкать Бакоца за дверь, но Раду понимал, что любой опрометчивый поступок может стоить ему жизни, а потому с вежливой улыбкой ждал дальнейших слов собеседника.

– Твоя милость все схватывает на лету, недаром ты, господин Фарма стал правой рукой князя! Потому, без лишних церемоний перейдем к делу. Но предупреждаю: если ты кому-либо расскажешь, о чем была речь между нами, тебя ждет смерть.

– Я уже понял, что это конфиденциальная беседа, господин Бакоц.

– Отлично. Князь диктовал тебе письма и ни для кого не секрет, что многие его послания написаны твоей рукой. Вот, например, эти… – Томаш Бакоц положил несколько листов на стол. – Кем они написаны?

– Письмо из Джурджу от февраля 1462 года действительно записал я. Что же касается другого текста, то я не знаю, кому он принадлежит, и не понимаю, о чем здесь идет речь.

– Мы твердо знаем, что Влад Дракула заговорщик, решивший убить его величество короля Матьяша I и вступивший с этой целью в переписку с султаном. Мы также твердо знаем, что Влад Дракула прославился своей возмутительной жестокостью, которая повергла в шок нашего гуманного короля. Все сказанное мною не подлежит никакому сомнению, однако, хотя эти факты очевидны, они пока не имеют доказательств. Мы-то знаем Дракулу, знаем, что это так, но не все имели несчастье лично быть знакомым с этим злодеем! Поэтому ради торжества истины порой приходится идти на обман.

Фарма словно окаменел. Каждое слово Бакоца вызывало гнев и протест, – все сказанное о князе было откровенной клеветой, которую ничего не стоило опровергнуть. Но Фарма молчал. Он решил дать себе отсрочку до конца беседы и только тогда отказаться от участия в бесчестном сговоре.

– Твоя задача, господин Фарма состоит лишь в том, чтобы переписать письмецо. Будь добр, ознакомься с ним.

И снова уступка, слабость, малодушие. Раду представил, как швыряет фальшивку в лицо чиновника, но вместо этого начал читать. На его лице одновременно отразились и гнев, и изумление.

– Это абсурд! Такому письму все равно никто не поверит! Князь никогда бы не написал таких слов. Это же почти смешно! Вслушайтесь в то, что здесь написано! «О, пресветлейший владыка оттоманов. Я – Ион Влад, Кара– Ифлакский бей[14], раб твоего величества, молю коленопреклоненно простить мне злодеяния мои против тебя и царства твоего. Окажи великую милость и дозволь направить к тебе послов моих. Семиградие и Венгерское королевство ведомы мне, как мои пять пальцев. А будет твоему величеству угодно, так я бы мог – вымаливая грехи мои – отдать тебе под руку Семиградие[15]; после чего ты легко одолеешь всю Угрскую землю. Послы мои сказали бы тебе поболе, а я всю жизнь буду тебе верным слугой и рабом и молю Господа о продолжении жизни твоего величества на многие лета…» – Фарма с волнением зачитал исписанный аккуратным почерком лист. Брезгливо отбросил его. – Глупейшая фальшивка. Бред!

– Господин Фарма, в твою компетенцию не входит обсуждать достоинства и недостатки послания, ты просто должен ответить на вопрос: будешь или нет его переписывать?

– А если я скажу «нет»?

– Это означает только то, что «да» твоя милость скажет несколько позже и в несколько иной обстановке. К тому моменту у тебя еще будет одна рука и два глаза, чтобы выполнить работу, но за сохранность остальных частей тела я не ручаюсь.

– Дайте мне время.

– О, сколько угодно! Вот перо, бумага. Я вернусь сюда завтра и надеюсь, увижу исполненную работу. После этого ты сможешь выйти отсюда.

– Я еще ничего не решил.

– У тебя целая ночь впереди, господин Фарма.

Фарма остался один. Он понимал, что у него нет выбора. Если бы жизнь Дракулы зависела только от его решения, он бы пожертвовал собой, спасая князя. Но участь князя была предрешена, и кроме этих «доказательств» Матьяш придумал бы множество других. Одним фальшивым письмом больше, одним меньше… Если король не побоялся арестовать самого князя, что же тогда ждало Раду? Его бы смело, как песчинку в ураган, и никто бы не пришел ему на помощь.

Фарма взял перо, разложил перед собой бумаги. Он просто перепишет текст – не убьет, не подсыплет яд в чашу с вином, не ударит кинжалом в спину – всего лишь перепишет несколько строк. Состряпает нелепый документ, который при первом же взгляде вызывает улыбку. Тот, кто увидит фальшивку, сразу поймет, что это попытка оклеветать князя, и письмо, напротив, только послужит его оправданию. А раз так, отчего же не выполнить приказ? Надо любой ценой вырваться из темницы, а затем, уже будучи на свободе, рассказать правду о том, что происходило на самом деле.

Он долго не мог начать писать, вертел в руках оставленные Бакоцом бумаги, но видел перед собой не текст, а лицо князя. Раду Фарма относился к немногим людям, хорошо знавшим Влада Воеводу. Дракула не проявлял своих чувств публично, никого не пускал к себе в душу и даже для большинства из тех, кто находился рядом с князем, оставался неразгаданной загадкой. С Раду получилось иначе – по долгу своей службы Фарма должен был записывать под диктовку различные документы, и во время работы Дракула просто не замечал своего секретаря, словно тот был частью его самого – рукой, выводящей строки писем. Только в такой обстановке, без посторонних князь позволял себе проявлять эмоции, тревожиться, сомневаться, злиться, а для остальных он всегда был спокоен, невозмутим, чуть насмешлив. Говорил немного, медленно, что особенно контрастировало со стремительностью движений, был хорошим оратором, воспламенявшим своей речью слушателей, но при этом никогда не терявшим контроля над ситуацией. Порой, смотря в лицо князя, Фарма пытался понять, где прячется его неуловимая усмешка. В глазах? В уголках губ? Но большие, темно-зеленые, немного выпуклые глаза Дракулы всегда были серьезны, а губы твердо сжаты.

• Предыдущая
• 13/103
• Следующая