Рассказы - Лоза Илзе - Страница 17

• Предыдущая
• 17/25
• Следующая

— Как только смогу, клянусь честью!

— У вас нет чести! Мне нужно бы сдать вас в полицию.

— Не делай этого, папа, не делай! — взмолился Комарик, которому, несмотря ни на что, нравился сеньор Находка.

— Не буду. Какой мне от этого прок? — отвечал отец.

— Вы должны мне поверить, — попросил сеньор Находка. — Я вам все верну.

Они простились посреди улицы.

— Прощай, Комарик, — сказал сеньор Находка. — Как жаль, что мы не можем отправиться на небо за солнцем, как в сказках для детей. И не думай обо мне плохо. До скорого!

— До скорого, сеньор Находка, — ответил Комарик. — Я вам верю. И не могу думать о вас плохо.

Отец буркнул:

— Поживем-увидим.

Потом отец с Комариком зашагали по направлению к морю, а сеньор Находка — по направлению к шоссе. Заворачивая за угол, Комарик обернулся, чтобы еще раз взглянуть на человечка, который не спеша шагал с разорванным чемоданом руке.

— Папа, — сказал Комарик, — в конце концов, мы все пострадали: ты потерял половину своих денег, сеньор Находка остался с пустым чемоданом, а я — без голубой лодочки.

— Ты прав, — ответил отец. — Теперь и мы, и сеньор Находка должны затянуть пояса потуже, чтобы собрать деньги до конца месяца.

— Ты ему веришь, папа?

— В конце концов, он не сбежал и продал с ущербом для себя весь свой товар, лишь бы вернуть нам часть долга.

— Он и остальное вернет! Я точно знаю!

И они пошли домой, немного беднее, чем накануне. Они верили, что сеньор Находка еще придет к ним и в его чемодане снова окажется множество разных «находок».

В мансарде старого дома на площади Лип жил художник по имени Паулу Антониу. Он был высокий, бородатый, носил черные вельветовые штаны, а выходя на улицу, надевал черный испанский берет. На площади Лип все считали, что он немножко не в своем уме, ведь Паулу был не совсем таким, как другие люди. Все встают в определенное время, работают в определенное время, едят, пьют и отдыхают тоже в определенное время. А Паулу Антониу? Встает когда захочет, работает то днем, то ночью, ест когда придется и что придется. Иногда так заработается, что и вовсе забудет поесть. Он жил в мансарде один вместе со своими картинами. Их было множество: они висели на стенах, валялись как попало по углам и даже под кроватью.

Была среди них картина, которую художник любил больше всего: лицо клоуна, белое, смеющееся; не смеялись на нем только черные глаза, широко раскрытые и смотревшие с таким любопытством, будто настойчиво спрашивали о чем-то. «Ты мой верный друг, — часто говорил Клоуну Паулу Антониу, — ты всегда будешь со мной. Я никогда тебя не продам, ни за какие деньги». Клоун внимательно смотрел на художника и, казалось, понимал его.

Сеньора Роза, прачка, заходившая по четвергам, чтобы забрать грязное и отдать выстиранное и накрахмаленное белье, была не очень высокого мнения о картинах Паулу Антониу. Посмотрит и пожмет плечами. Пятна какие-то разноцветные — нет, не понимала она таких вещей. А вот Клоун ей нравился. Очень. Цирк, клоуны, как хорошо! Конечно, денег у нее, как и у всех женщин, которые зарабатывают себе на хлеб стиркой, было маловато, но ради цирка она всегда готова была пожертвовать последними грошами. Не раз ложилась она спать без ужина, чтобы купить билет в цирк, который каждый год, на Рождество, приезжал в их город. Вот почему, если, прачка приходила к Паулу Антониу и не заставала его дома, она обязательно подходила к картине и несколько минут любовалась ею, качая головой: «Надо же, того и гляди, заговорит».

И вот что она надумала однажды. Заходит она как-то к Паулу Антониу, того нет дома, и тогда сеньора Роза решает… забрать Клоуна! Спрятала его в корзину, забросала сверху грязным бельем. Ей, конечно, было немножко стыдно, и чтобы успокоить свою совесть, она уговаривала себя:

— Ничего, у него и так много картин. Уж не знает, куда и девать их. Да еще новые рисует. Одной больше, одной меньше — какая ему разница? А мне Клоун ох как пригодится! Дома я им прикрою дырку в стене.

Как видите, ей и в голову не приходило, что для Паулу Антониу это была не просто картина, а лучший друг, с которым он не расстался бы ни за что на свете. «Да он и не заметит, — думала прачка, — что Клоуна нет, а заметит, так повесит на его место другую картину».

Однако как только Паулу Антониу вернулся в свою мансарду, он тотчас же увидел, что картина исчезла.

Он перерыл весь дом и, не найдя картины, пришел в ярость:

— Черт подери! Да какой же негодяй это сделал? Ну, попадись он мне!…

Паулу Антониу бросился на улицу. Стал расспрашивать всех встречных, не видел ли кто человека с картиной под мышкой. Нет, никто не видел. Тогда он побежал в редакцию газеты. Дал объявление, обещая хорошее вознаграждение тому, кто поможет ему найти Клоуна.

Мы-то знаем, что о том, где находится картина, было известно только сеньоре Розе. А сеньора Роза не покупала газет. На что они ей, если она читать не умела? Поэтому она так и не узнала о том, что Паулу Антониу сбился с ног, разыскивая своего Клоуна. А Паулу Антониу не стал рассказывать сеньоре Розе о краже. Ему и в голову не приходило, что прачка могла стащить у него картину, потому что любила цирк и циркачей и еще потому, что ей нечем было заделать дырку в стене.

Тем временем сеньора Роза повесила картину у себя дома, как раз в том месте, где в стене была дыра. Вот и ладно! Так удачно всё получилось! Но почему-то стоило ей взглянуть на Клоуна, как в голову лезли такие мысли: «Похоже, ему здесь не очень-то нравится. Смеяться-то он смеется, а глаза вон какие тоскливые». Но она старалась не думать об этом: «Ай, да чего там! Картина она картина и есть. Живая она, что ли?»

Но в полночь, лежа в постели, сеньора Роза услыхала сквозь сон, как кто-то тяжело вздохнул.

— Кто тут? — вскрикнула она.

Никого кроме нее в комнате не было. Неужели?… Она зажгла свет. Клоун висел там же, прикрывая дырку в стене, и, как прежде, смеялся. Сеньора Роза улыбнулась ему в ответ и сказала:

— Как дела, сеньор циркач?

Однако — или ей померещилось? — глаза у Клоуна как будто стали больше. Они смотрели на нее так пристально, словно хотели задать какой-то вопрос.

— Да нет, быть того не может, — пробормотала прачка. — Я просто устала, вот и все. Надо спать, а то на завтра у меня куча стирки.

И, повернувшись на другой бок, она снова уснула.

С тех пор каждую ночь ей чудилось одно и то же: кто-то тяжело вздыхает. Просто мороз по коже. Она вскакивала, включала свет и видела смеющееся лицо Клоуна и его большие, темные и полные любопытства глаза.

— Глазки-то все растут и растут В один прекрасный день они меня попросту съедят.

На самом деле вздыхала по ночам сама сеньора Роза, которой прежде ни разу не случалось что-нибудь украсть. И теперь она маялась и совсем потеряла покой от угрызений совести. Ее одолевали страхи, она просто места себе не находила. Она старалась не смотреть на Клоуна. Его улыбка потеряла для нее всякое сходство с настоящей улыбкой и превратилась в какую-то гримасу. Он над ней насмехался! А глаза-то — они с каждым днем становились всё больше и, казалось, говорили ей: воровка!

— И на что мне сдалось это чучело? — терзалась она. — Куда бы его деть? А что, может, еще удастся выручить за него немного деньжат. Хорошо бы. Тогда можно было бы и стенку отремонтировать. Что ни говори, это куда лучше, чем завешивать дырку невесть чем.

Сказано — сделано. Прачка взяла Клоуна и понесла в антикварную лавку. Хозяин лавки надел очки, взглянул на картину и сказал:

— Дорогая моя, на что мне такая картина? Она современная, написана недавно. А меня интересуют только старинные вещи. Или, по крайней мере, сделанные под старину. А эта никак не похожа на старинную.

• Предыдущая
• 17/25
• Следующая