Рассказы - Лоза Илзе - Страница 11
- Предыдущая
- 11/25
- Следующая
Мы задержались на несколько дней. Была большая ярмарка, на нее съехался народ со всей округи. В последний вечер, когда мы уже укладывали пожитки к отъезду, является слуга помещика и спрашивает, нужен ли мне еще пони. Я отвечаю: «Конечно нужен, только заплатить названную сумму я по-прежнему не могу». — «Мой хозяин умер, — отвечает слуга. — Хозяйка хочет продать усадьбу и все, что в ней есть. Вы можете забрать пони за сколько хотите». Вот так: для одних беда, а для других — удача. В тот же вечер Герцог вошел в нашу труппу и в нашу семью.
Но сначала я расскажу, какой была наша труппа в те времена. Мы с женой показывали китайские игры. Был у нас испанец Пепе, который играл на аккордеоне, и его невеста Марина. Она танцевала на пуантах. Мои дети Антониу и Антония, тогда еще маленькие, работали со мной в акробатическом номере. Была у нас собака Кармен, чистокровный терьер; мы наряжали ее испанкой, и она играла на гитаре. Дела наши пошли хуже с отъездом Пепе и Марины в Испанию: я не смог их никем заменить. Кармен умерла от простуды, вместо нее мы взяли белую болонку: она садилась на стул и с ученым видом листала старинную книгу. Антониу и Антония стали со временем отличными акробатами. Честное слово, мой сын чудо какой гибкий.
А теперь я снова вернусь к тому вечеру, когда мы с Герцогом заявились домой. Ну и обрадовались же мои домашние! Даже жена нашла пони симпатичным и добавила: «Ну и везет же тебе, Мариу Титу». Дети ласкали пони и совали ему кусочки сахара. Они натаскали соломы и устроили ему подстилку в углу нашего вагончика на колесах. Томаш, старая кляча, которая возила в то время наш фургон, била хвостом и ржала: она завидовала маленькому пони, которого так балуют.
Но я купил пони не для забавы. Мне хотелось сделать из него артиста, и я стал его дрессировать. Ну и намучились мы с ним поначалу! Многие считают лошадей самыми умными среди животных. Может, потому, что у них красивая, благородная осанка и хорошая память. Ведь у лошадей такое тонкое чутье, что стоит им однажды где-нибудь пройти, и они этого места вовек не забудут. Но сколько же нужно терпения, чтобы научить чему-то лошадь! А сколько сахару! Терпения у меня тогда хватало, но годы берут свое, а если у тебя к тому же и денег нет, то что это за жизнь!
Пока я учил Герцога, у меня в руках всегда был кнут, но пользовался я им редко. Битьем от животных мало чего добьешься. Они делаются пугливые и упрямые. Тут они, как дети. Честно говоря, иной раз у меня руки так и чесались отлупить Герцога. Бьешься, бьешься с ним часами, а толку никакого. Я тогда придумывал для него разные трюки: учил решать примеры на сложение, вычитание и умножение, подниматься на задние ноги по команде: «Герцог, поприветствуй уважаемую публику», танцевать под аккордеон. Был у него и «коронный номер» — он подымал с земли зубами кружку с пивом и залпом ее выпивал.
Быстрее всего Герцог научился по моему сигналу поднимать передние ноги: я щелкал кнутом о землю и подносил его горизонтально к груди пони. Потом он освоил решение примеров. Я задавал вопрос, а Герцог отбивал ответ копытом. Ясное дело, лошади не умеют считать, это только особый трюк, но публика верит.
Я купил книжку про животных и прочел там, что зрение у лошади намного острее, чем у человека. И вот что пришло мне в голову: как только Герцог отобьет нужное число раз, я чуть-чуть наклоняю голову. Совсем чуть-чуть, чтобы публика не заметила. Но раз у лошадей хорошее зрение — все будет, как надо.
И я не ошибся. Герцог заметил мое движение, и постепенно до него дошло, что это сигнал «больше не стучать». Я дал ему кусочек сахара и сказал: «Молодец, Герцог!» Он понял, что все сделал правильно, заржал от радости и потерся головой о мою голову. Потом я долго и упорно учил его танцевать под аккордеон и трюку с кружкой пива.
С самого первого своего выступления Герцог всех нас затмил. Публика отбила себе ладоши, а такое случается не часто. И до чего же это приятно нам, артистам! Все кричали: «Браво! Бис!» — как это водится в настоящем, большом цирке.
С того дня зрители с нетерпением ждали выхода Герцога. Им не было дела до Марины, танцевавшей на кончиках пальцев, а ведь она была хорошенькая. Даже собачка Кармен, такая забавная в своем испанском наряде, совсем их не интересовала. Публика требовала Герцога: «Пони! Пони! Пони!» А когда он появлялся, маленький, слабый, на прямых тонких ножках, такой весь складненький, его встречали криком: «Привет, Герцог!» Они готовы были без конца смотреть номер с задачками, а когда доходило до пива, то публика просто ревела от восторга. Зрители отбивали себе ладони и кивали друг другу: «Вот это да!»
Успех был огромный! Теперь, когда Герцога с нами нет, мы часто вспоминаем времена: «Ах, Герцог! И всего-то от горшка два вершка, а какой артист!» Нам уже не видать такого успеха. Нынче публике скучно на наших представлениях. Мы это видим, а все равно должны быть веселыми и бодрыми. Если моя жена выходит к зрителям с кислой миной, я толкаю ее локтем: улыбнись! Ах, бродячим артистам вовсе не так легко живется, как это кажется!
Пока Герцог был с нами, у нас всегда был кусок хлеба. Люди охотно бросали деньги в тарелку, с которой их обходили мои дети. Мы даже прославились. Нас прозвали «циркачи с волшебной лошадкой». В один прекрасный день явились два хорошо одетых господина и попросили продать нашего пони за большие деньги. У них был эстрадный театр в Лиссабоне, и они хотели включить в свою программу номер Герцога. Я их убедил, что Герцог не может выступать без меня, и предложил взять всю нашу труппу. Мы были неплохие артисты. Антониу мог сделать без передышки двадцать прыжков сальто. Пепе и Марина хорошо работали в паре, а собачка плясала, как настоящая испанка. Но тем людям все это было ни к чему. Они соглашались взять только меня, поскольку я дрессировщик Герцога и он ко мне привык. Сулили мне кругленькую сумму, да я не мог бросить товарищей. И отдать одного Герцога тоже не мог: он был не только нашей «звездой» и гордостью, он стал нам настоящим другом.
Мои дети очень любили Герцога. Часто меняли ему соломенную подстилку, мыли его и чистили, водили к кузнецу подковать. Они никогда не забывали дать ему после выступления добрую меру овса или сена и подлить свежей воды. А как же иначе, ведь он был, можно сказать, нашим главным кормильцем.
Но время шло, и Герцог стал слабеть. Он начал быстро уставать, ноги у него искривились и на них наросли шишки. Мы отвели его к ветеринару, тот прописал лекарства, а на прощание сказал: «При вашей беспокойной жизни пони долго не протянет. Ему нужно больше отдыхать, и тогда он проживет еще несколько годков. Не заставляйте его выступать: он может умереть в любой момент». Мы не придали значения этим словам, решив, что врач преувеличивает. «Надо ведь и докторам зарабатывать себе на хлеб, вот и пугают людей понапрасну», — сказал Пепе, и все с ним согласились.
Вскоре мы убедились, как мало мы в этом понимали: однажды, танцуя под аккомпанемент Пепе, Герцог рухнул на землю. Зрители поглазели-поглазели на упавшего пони и разошлись, не подав нам ни гроша. Им не было жалко ни Герцога, ни нас. Какое им дело до нашей беды, они пришли развлечься!
Нам повезло: Герцог не умер, а только упал от слабости. В тот вечер мы собрались на совет. Пепе считал, что пони лучше всего прирезать, а мясо продать бедноте, у которой нет денег на говядину. Дети подняли крик, и, не вмешайся я вовремя, Пепе плохо бы пришлось. А он-то предложил такое не со зла. Просто есть люди, которые стараются казаться грубыми, чтобы спрятать добрые чувства. Вернее всего сказала моя жена: «Раз ветеринар считает, что Герцогу надо отдыхать, мы должны продать его тому, кто будет с ним хорошо обращаться и не заставит работать». Все с нею согласились. Так было решено продать нашего Герцога.
- Предыдущая
- 11/25
- Следующая
