Все красное или преступления в Аллероде - Хмелевская Иоанна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/63
- Следующая
– А кто же тогда будет спать на катафалке? – вырвалось у Павла. – Тьфу, я хотел сказать – на постаменте.
– Павел! – укоризненно прикрикнула на него Зося, подметив гневный блеск в глазах Алиции.
– Ну, на этом… как его… для больных гостей… операционном столе?
– Павел!!
– Ну ладно, молчу, молчу.
Я попыталась загладить бестактность Павла:
– А кто до этого спал на диване?
– Эльжбета, – Зося с готовностью приняла мою помощь. – Поэтому она пусть перейдет на пьедестал… то есть, я хочу сказать, на ту кровать…
– Эльжбета! – позвала Алиция, обескураженная всеми этими сложностями. – Будешь спать в гробу?
– Могу, – ничуть не удивившись, согласилась Эльжбета, появляясь в проеме кухонной двери с тарелкой в руках. – А у тебя есть гроб?
– Есть. В мастерской.
– Какое-нибудь новое приобретение? – вежливо поинтересовалась Эльжбета.
– Вроде ничего такого у тебя раньше не было.
– Было. Катафалк, – Алиция ядовито посмотрела на нас. – Раз уж они уперлись называть это ложе катафалком, могу я себе позволить сделать следующий шаг?
– А, катафалк! Ну так бы и сказала. Пожалуйста, я могу спать на этом памятнике. Мне никогда не снятся сны.
Поскольку у меня нет никакого опыта в обращении с пьяными, к тому же я жутко устала – ведь прямо с дороги угодила на званый вечер – я не предложила своих услуг для транспортировки Эдика. Меня не было на террасе, когда Алиция, Зося и Лешек приступили к ней. Из дому я выскочила лишь на крик Зоси, столкнувшись в дверях с Павлом.
В свете, падавшем из комнаты, отчетливо предстало смертельно бледное запрокинутое лицо Эдика и его неподвижные широко раскрытые глаза, уставившиеся в черное небо.
Эдик был мертв.
* * *
Утром мы собрались в кухне, измученные бессонной, невыразимо тяжелой ночью. Алиция уже, наверное, в сотый раз что-то объясняла по телефону полицейским властям. Надо сказать, что полицейские власти взялись за нас с энергией, превосходящей всякие ожидания. С полвторого ночи до пяти утра через сад и дом Алиции протопали целые табуны полицейских в поисках орудия преступления – пока еще точно не известно, какого. Все их усилия установить с нами контакт на датском языке оказались тщетными, хотя они вновь и вновь предпринимали попытки. Результаты как поисков орудия преступления, так и попыток получить от нас хоть какие-нибудь сведения оказались плачевными, а измотаны мы были страшно. Слабым утешением служило лишь сознание того, что и четверым уехавшим гостям тоже не дали спать и что их тоже, в Роскилле и Видовре, терзают вопросами стражи порядка.
В нашем доме убили человека. Смертельный удар был нанесен сзади. Острое орудие пробило пиджак и рубашку, прошло между ребрами и достигло сердца. В доме не удалось найти ничего похожего на такое орудие. От потрясенных и растерянных друзей погибшего ничего узнать не удалось, ни у одного из нас никаких подозрений не зародилось.
Алиция держалась неплохо, главным образом благодаря Лешеку, который уже многие годы служил ей поддержкой и опорой. Возможность выплакаться ему в жилетку очень ей помогла. Лешек и Эльжбета сохраняли философское спокойствие – их отличительная фамильная черта. Зося, напротив, никак не могла взять себя в руки, и у нее все из них валилось. Павлу стоило больших усилий скрывать распиравшее его чувство восторга от сопричастности к сенсации. Меня же неожиданное убийство Эдика повергло в полную прострацию – по разным причинам. Нет, не для того я приехала на несколько недель в Аллерод, чтобы в самом начале наткнуться на труп!
Очередной звонок из полиции принес новую информацию.
– Эдика пырнули сзади, удар нанесен профессионально, каким-то особенным острым, тонким и не очень длинным орудием, – положив трубку, со вздохом сказала Алиция.
– Вертел! – вырвалось у Павла.
– Оставь вертел в покое, – раздраженно попросила я, а Алиция добавила:
– Никакой не вертел, они говорят – стилет. Возможно, пружинный. Не знаю, существуют ли пружинные стилеты, но у полицейских есть основания считать его таковым. И сейчас они приедут сюда, чтобы искать его, потому что ночью поиски были некачественными. Давайте ешьте скорее!
– Откуда они могут знать, что стилет, да еще пружинный? Ведь в Эдике ничего не было, – недоверчиво произнесла Зося.
– На это указывает, по их словам, характер ранения. Ешьте скорее!
– Ну, конечно, сейчас самое разумное – подавиться завтраком нам всем сразу! Или ты считаешь, у полиции еще мало работы?
– Ешьте скорее! – механически повторила Алиция, совершенно не способная воспринимать никакие доводы здравого смысла.
В соответствии с ее пожеланиями мы быстро проглотили завтрак и навели порядок на кухне. И оказалось, торопились совершенно напрасно, ибо датские фараоны прибыли лишь через полтора часа. Интересно все-таки, как они намерены с нами общаться?
Языковые трудности минувшей ночи, как выясилось, заставили их пошевелить мозгами, в результате чего для общения с нами был делегирован некий господин Мульдгорд – очень худой, очень высокий, совершенно бесцветный и абсолютно скандинавский полицейский.
Господин Мульдгорд, служебное звание которого навсегда осталось для нас тайной, отличался от других датских полицейских тем, что среди предков у него были поляки – достаточное основание предполагать и у него знание польского языка. Во всяком случае, его начальство очень надеялось, что ему удастся с нами объясниться. И действительно, мы в большинстве случаев понимали вопросы герра Мульдгорда, хотя его польский был весьма оригинальным. Он несколько расходился с принятой у нас повсеместно грамматикой и почему-то сразу заставил вспомнить библию.
Нас же господин Мульдгорд понимал значительно лучше, чем мы его, что для следствия было, конечно, важнее. А поскольку господин Мульдгорд произвел на нас весьма благоприятное впечатление, мы сразу же захотели ему помочь и очень старались.
Господин Мульдгорд приехал в сопровождении нескольких подчиненных, которых разослал по всему дому и саду, велев им искать тонкий и острый предмет из стали, а нас собрал в самой большой комнате, усадил вокруг стола, сел сам, раскрыл большой блокнот и приступил к допросу. Поскольку Алиция должна была присутствовать при обыске, за столом оказались люди, совершенно не знающие датского. И господин Мульдгорд, знающий польский.
Первый вопрос был задан приятным, доброжелательным тоном, причем в голосе полицейского явственно слышался живой человеческий интерес:
– Воистину на вече'ря было человецех, яко песку морского?
Мы дружно вытаращили на него глаза. Павел издал звук, как будто чем-то поперхнулся, Зося застыла с сигаретой в одной руке и зажигалкой в другой. Лешек и Эльжбета, до удивления похожие друг на друга, с непроницаемым выражением, не мигая смотрели на него. На вопрос никто не ответил.
– Воистину на вече'ря было человецех, яко песку морского? – терпеливо повторил господин Мульдгорд.
– Да что же это значит? – не выдержал Павел.
– Думаю, он просто интересуется, сколько нас было, – неуверенно предположила я.
– Да, – с благодарностью кивнув мне, подтвердил полицейский. – Аз глаголю – сколько штука вкупе?
– Одиннадцать, – вежливо ответил Лешек.
– Кто суть оные?
С трудом продираясь сквозь форму задаваемых вопросов, мы старались вникнуть в их суть, чтобы удовлетворить любопытство следователя. Не будучи твердо уверенными, на каком языке надо отвечать – хотелось, чтобы собеседник понял нас как можно лучше, – мы все-таки смогли довести до его сведения не только общее количество присутствовавших в момент убийства, но и сообщить их анкетные данные. Более того, мы уточнили и степень их знакомства с Эдиком. Господин Мульдгорд все старательно записал в своем блокноте. Потом опять начались трудности.
– Во оноже время, – сформулировал следователь свой следующий вопрос, – што она твориху?
– Кто «она»? И почему он спрашивает только о женщинах? – возмутилась Зося.
Лешек ее успокоил:
- Предыдущая
- 4/63
- Следующая