Все красное или преступления в Аллероде - Хмелевская Иоанна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/63
• Следующая

– Ну так иди!

– Слушайте, милые девушки, – сказала я. – Перестаньте третировать Павла! Сейчас он у нас тут станет самым главным. Дело в том, что сегодня я встретила в Копенгагене черного типа в красной рубашке. Из южных народов. Очень красивый, высокий, вьющиеся волосы, не длинные, не короткие, морда смуглая, средней упитанности. Ну, что скажете?

Вопросы Алиции и Зоси прозвучали одновременно.

– Ты думаешь, это тот самый? Где ты его видела? – спросила Зося.

– Ты думаешь, рубашка та самая? – спросила Алиция.

– Видела я его на выставке. Рубашка вроде чистая, наверное, он ее время от времени снимает и стирает. Может, у него принцип такой – рубашки только красные.

– Черных парней южного типа здесь не так уж и мало, – скептически заметила Алиция. – И многие любят красные рубахи, потому что брюнетам они к лицу. С чего же вдруг ты решила, что это тот самый?

Дать прямой ответ на вопрос я не могла, не впутывая Эвы. Именно ее поведение при виде красавца заставило подумать – тот самый! Но об Эве я пока не могла сказать, поэтому ответила уклончиво:

– Конечно, я могу и ошибиться, но выглядит он точь-в-точь как тот. Надо будет Павлу на него посмотреть.

– Я не желаю, чтобы Павла впутывали в это дело! – тут же взъерошилась Зося.

– Он уже впутался, – пробурчала Алиция, а Павел, естественно, взвился:

– Вот, опять! Ничего мне нельзя! Большое дело – посмотреть на человека! Ведь не задушит же он меня за то, что я на него посмотрю! А тогда они с Эдиком меня даже не заметили. Интересно, где же он?

– В Копенгагене.

– Это понятно. А где в Копенгагене?

– Пока не знаю. Был на выставке, но сомневаюсь, что все еще там. И сомневаюсь, что захочет еще раз пойти туда. Скорее уж в каком-нибудь ресторане, по виду он из тех, которые любят ночные развлечения.

Слушая меня, Павел, навалившийся теперь на косяк двери, столь энергично кивнул головой, что больно ударился об этот косяк:

– Вот, вот! Тот тоже похож на таких. Где будем искать?

– Не знаю. А где в Копенгагене процветает ночная жизнь?

– Нигде, – отрезала Алиция и принялась вытирать стол. – Тогда уж лучше занять пост на центральной площади города и ждать. Когда-нибудь он через нее пройдет.

– Ну да, мне в сентябре уже надо быть в Варшаве!

Зося с ее здравым смыслом не выдержала:

– Знай себе только болтают глупости! Тоже придумали – на площади сидеть! Делать, что ли, нечего? И зачем вам этот парень?

Тут я вспомнила, как Эва сказала, что красавец приехал в Копенгаген откуда-то издалека, и мне в голову пришла гениальная мысль:

– Гостиницы! По виду он приезжий, значит, остановился в гостинице или пансионате. Просто надо обежать самые приличные, по одной в день, посидеть в холле в те часы, когда люди уходят или возвращаются, понаблюдать.

– Ну! – Павел с энтузиазмом воспринял мою идею. – Могу посидеть!

Я проявила самоотверженность:

– Будем сидеть попеременно, один из нас – я или ты – обнаружит искомую личность, и тогда мы вместе пойдем на него смотреть.

Для меня парень в красной рубашке являлся главным пунктом программы. Это его анкетные данные я хотела узнать у Эдика. Он мог оказаться самым обыкновенным, ни в чем не повинным человеком, а мог и оказаться замешанным в грандиозной афере, о которой я имела весьма смутное представление и о которой следовало разузнавать с величайшей осторожностью. Его фамилия, сообщи мне ее Эдик, многое бы прояснила. Разумеется, я могла обратиться сейчас в датскую полицию, попросить ее узнать, где проживает некий Джузеппе Грассани, и предъявить его Павлу для опознания. Однако полиция, травмированная событиями в Аллероде, наверняка проявила бы пристальное внимание и ко мне, и к Грассани, стала бы докапываться до сути, а последствия трудно предугадать. Значит, официальный путь, самый прямой и верный, исключался, и мне оставались лишь обходные пути, полные рытвин и ухабов, подстерегающих в копенгагенских фешенебельных гостиницах и пансионатах.

– Делайте, как знаете, – Зося махнула на нас рукой и приступила к мытью посуды. – Я не очень понимаю, зачем знакомому Эдика понадобилось вдруг приезжать в Копенгаген, не понимаю, какое это имеет значение, но с меня достаточно непонятных преступлений, и очень хочется, чтобы хоть что-то прояснилось… Только умоляю вас, будьте осторожны.

На следующий день в доме царили тишина и благодать. Страдавшая на нервной почве бессонницей Зося вытащила Павла из постели ни свет ни заря, и они отправились за покупками. Еще не совсем проснувшаяся Алиция вяло, безо всякого энтузиазма искала письмо от Эдика, время от времени заставляя себя вспомнить и о письме от тетки. Я, сидя на диване, тоже без особого энтузиазма делала себе маникюр и раздумывала над тем, каким боком Эва может быть замешана в преступлении.

Если парень в красной рубахе был тем самым, которого Эдик знал в Варшаве, и тем самым, которого подозревали в преступной деятельности, и если Эдик, зная, что тот связан с преступниками, узнал о его знакомстве (если это можно так назвать) с Эвой… Стоп, что-то не сходится. Какое отношение имела Эва к преступной деятельности красавца? Или все-таки имела? Имела, не имела – не важно, ей не хотелось, чтобы знали о ее связи с этим парнем, а тут Эдик вдруг принялся кричать об этом на весь Аллерод…

– Иоанна! – позвала Алиция, высунувшись из своей комнаты. – Можно тебя на минутку?

Прервав размышления и растопырив все пальцы, я поспешила к ней.

– Смотри! – каким-то зловещим тоном произнесла она, указывая на полку с работами Торкиля. – Видишь, как они стоят? Приглядись!

Я пригляделась. Большинство скульптур и статуэток было мне знакомо. Среди них выделялась группа, состоящая из двух сирен, сплетенных хвостами, вернее, несколько таких групп в разных вариантах. Впившись в фигурки напряженным взглядом, я ожидала увидеть нечто страшное, может быть, разгадку преступления. Не увидев ничего такого, я вопросительно взглянула на Алицию:

– Ну и что?

Сняв крайнюю группу сирен, Алиция переставила ее в середину полки, растолкав остальные.

– А стояли вот как! Видишь?

– Ну и что? – повторила я, еще не понимая. – Вижу. И что?

– А то, что сами они туда не переползли! Все сирены стояли вместе, а кто-то переставил одну на самый край полки. Кто-то здесь копался!

– Ты не ошибаешься? Уверена?

– Абсолютно. Я сама расставляла фигурки, еще в мае. И всех сирен поставила вместе, в самой середине. А сегодня увидела, что одну переставили, а все остальные тоже трогали, так как пустого места в середине не было. Ты тут ничего не трогала?

– Ты что?! Как будто я не знаю, чем это грозит!

– Вот именно. Спрошу еще Зосю с Павлом, хотя уверена, что они тоже не трогали. Фру Хансен также знает и к ним не прикасается. А теперь гляди сюда. Эта папка со счетами всегда лежит у меня на столе слева, а сейчас где? Посередине! Видишь?

Я вытаращила глаза, пытаясь увидеть то, что Алиция называла папкой со счетами. На столе лежала какая-то коробка в цветочек с крышкой, корзинка с нитками, одежными щетками и еще чем-то, две черные сумки, несколько пар перчаток, семена разных растений в пакетиках с картинками, чулки, множество всевозможных бумаг, три пары обувных колодок, несколько целлофановых пакетов, секатор, моток проволоки и большой кухонной нож. Ближе к стене стояли банки с красками и кистями. Ничего похожего на папку!

– Нет, – честно призналась я. – Не вижу.

Алиция раздраженно отодвинула одну из сумок и указала на высовывающийся из-под груды журналов угол пластмассовой папки.

– Вот же она, видишь теперь? Лежит здесь. А оставила я ее вот тут, слева. Кто-то здесь копался.

– И я даже могу тебе сказать кто, – не очень удивилась я. – Убийца. Потерял терпение и сам принялся за поиски Эдикова письма. Пора, наконец, взглянуть правде в глаза: он, как танк, прет к своей цели, а проникнуть в твой дом для него не проблема. Похоже, он стоит перед выбором – или найти письмо, или убить тебя. Может, надеется, что после твоей смерти весь хлам будет выброшен оптом, а вместе с ним и разоблачительное письмо. А может, тебе известно про него что-то такое…

• Предыдущая
• 23/63
• Следующая